Зрелище было впечатляющим. Поскольку малые пушки не могли заряжаться одновременно, они редко бывали готовы стрелять все разом. Минуты тишины сменялись грохотом взрывов и облаками дыма. Когда каменные ядра ударялись о стену или о землю, они разлетались на множество частей. Осколки были очень опасны для тех, кто стоял рядом. Энтони видел нескольких раненых ими турок.

Огромная пушка стреляла раз в час. Её можно было отличить по более гулкому звуку, чем у других, и по гораздо более разрушительному эффекту.

К вечеру, когда огромная пушка выстрелила всего семь раз, трещины в стене расширились, а в некоторых местах стена разрушилась.

Мехмед пребывал в прекрасном настроении. В компании обоих Хоквудов он обедал в своём шатре.

— Мне нужна неделя, — возбуждённо говорил он. — Через неделю город будет наш. — Эмир обернулся к Джону. — С этого момента ты — Хоук-паша, генерал артиллерии.

Джон благодарно поклонился и принял церемониальный жезл, украшенный конским хвостом с двумя узлами.

На следующее утро в стене не было ни одной трещины. Византийцы за ночь заделали все пробоины.

— Именем Аллаха! — закричал Мехмед. — Разве это возможно?

— Нам потребуется больше времени, чем неделя, — предположил Джон.

— Позволю себе сделать одно замечание, о падишах, — рискнул вступить Энтони. — Наши пушки стреляют в разные части стены и частично повреждают её, но, как оказалось, такие пробоины можно отремонтировать за ночь. Если мы направим всю мощь артиллерии в одну точку, то сможем пробить такую брешь, что её невозможно будет залатать.

— Ты прав, юный Хоук. Мне следовало подумать об этом.

Приказания были отданы, и все пушки были стянуты в долину реки Люции и расположены перед воротами Святого Романа. Теперь необходимо было защитить артиллеристов силами янычар для отражения возможной атаки византийцев.

План сработал. Повреждения, нанесённые воротам, стали значительными.

— Ещё день, и мы пробьём брешь, — объявил Мехмед.

На следующее утро большинство пробоин снова было заделано.

— Это работа Джустиниани, — ворчал Джон. — Он знает хитрости осады.

— Что нам делать? — озабоченно спросил Мехмед.

— Стрелять, — сказал Джон. — Мы выбьем их.

— Почему ты не используешь чугунный снаряд? — хотел знать эмир. — Он значительно быстрее пробьёт стену.

— У меня их только шесть, о падишах. Лучше оставить их напоследок, когда стены и так уже будут разрушены.

— И когда это произойдёт? На будущий год?

Настроение эмира резко испортилось, особенно с тех пор, когда к защитникам города вернулась уверенность в своих силах.

— У меня нет опыта в приёмах ведения войны, — поделился Джон с Энтони. — Эмир предполагает, что судьба подобной осады решается несколькими ударами, как будто это поединок двух рыцарей.

— Он научится терпению, отец, — пообещал Энтони.

Но гнев Мехмеда рос, и через шесть дней после того, как ударили пушки, он приказал начать общее наступление.

— Наступать на неразбитые стены, о падишах? — спросил Джон. — Это не получится.

— Это получится уже потому, что я желаю этого, — отрубил эмир.

Армия была приведена в боевую готовность; флоту был отдан приказ атаковать преграду, закрывающую вход в Золотой Рог.

На рассвете 18 апреля, после того как каждый преклонил колени по направлению к Мекке, был дан сигнал. Пушки молчали; башибузуки бросились в атаку, размахивая кривыми саблями, с криками: «Грабь город!» Они ринулись через когда-то возделанное поле, а теперь просто по грязи и достигли рва и внешней стены. Огромная ревущая многокрасочная волна штурмовала ворота Святого Романа.

За ними упорядоченным строем двигались анатолийцы. Дисциплину в их рядах поддерживали сержанты. Знамёна анатолийцев развевались на ветру, их копья сверкали на солнце.

Следом за анатолийцами стройными красно-голубыми рядами двигались янычары. Белые журавлиные перья их султанов колыхались при порывах ветерка. В первый раз они взяли ружья, и потому были крайне возбуждены. Но их время ещё не настало.

Это было огнестрельное оружие новейшего изобретения. Его привезли сюда венецианцы и продали туркам. Ружья были изобретены сто лет назад, тогда они представляли собой железные трубки, закрытые с одной стороны. В трубку засыпался порох и вставлялся железный шарик; всё это хорошо утрамбовывалось. С другой стороны трубки находилось отверстие, в котором находился запал: Стрелок поджигал запал, порох в трубке взрывался и толкал шарик, который мог лететь на расстоянии нескольких сот ярдов. Обслуживанием одного ружья занимались два человека. И таким образом, для нескольких поколений огнестрельное оружие было недоступно. Лишь недавно испанцы решительно продвинулись вперёд в этом деле. Вместо спичек они стали использовать длинный шнур. Его пропитывали маслом, и один раз зажжённый, он довольно долго горел. На этом они не успокоились и поместили этот шнур в барабан. Теперь он частями выходил оттуда, приводимый в движение рычагом.

Рычаг прикреплялся к верху ружья и приводился в движение курком, но шнур всё же продолжал гореть. Теперь стрелок мог полностью сконцентрироваться на цели, уверенный, что, когда он спустит курок, огонь взорвёт порох, и пуля полетит. В скором времени ствол ружья станет изогнутым, чтобы его можно было положить на плечо и тем самым лучше видеть цель.

А теперь дальность стрельбы из ружей не превышала ста ярдов, нужна была опора для укрепления ружья, и требовалось несколько минут для его перезарядки. Энтони вспоминал точные и быстрые полёты стрел сипахов по дороге в Валахию и считал, что единственным достоинством ружей был устрашающий звук, издаваемый при стрельбе.

Византийцы открыли огонь, как только башибузуки вошли в зону обстрела. Они укрепили свои огневые точки в проёмах стен, и вскоре равнину заполнили корчившиеся тела. Редкие взрывы внутри города сливались с криками атакующих и защитников, воплями женщин и ударами колоколов — казалось, каждая церковь делала всё возможное, чтобы ободрить жителей.

Облака дыма поднимались над сражающимися так быстро, что было невозможно увидеть, что происходило на огневых позициях.

Башибузуки устремились в ров и начали сооружать лестницы. Заметив это, Джустиниани приказал открыть огонь от ворот Святого Романа из всего, что было у его солдат — ружей, пушек на стенах, луков, арбалетов и катапульт. Лестницы были приставлены и тут же сброшены. Башибузуки взбирались один на другого, стремясь сделать всё, чтобы укрепиться на захваченных позициях, но их отбрасывали снова и снова. Анатолийцы поспешили им на помощь, но также были отбиты.

Теперь и янычары достигли зоны обстрела. Они вели огонь по защитникам города, но, казалось, что это никак на них не отражается. Янычары не участвовали в штурме стены и было бессмысленно добавлять новых людей в эту кишащую и вопящую во рву массу.

Джон и Энтони хмуро переглянулись. Они понимали, что эмир жертвует своими людьми бессмысленно. Этот штурм, совершенно очевидно, не мог привести к успеху. Мехмед, восседая на коне, продолжал наблюдать за сражением.

Вскоре перед ним появился адъютант из штаба Саган-паши в Золотом Роге.

— О падишах! — воскликнул он. — Адмирал Балт-оглу отбит от морского заграждения. Великий дука Нотарас взял командование на себя, его корабли разбили наш флот.

— Снесите голову этому человеку! — завопил Мехмед.

Четверо янычар выбили адъютанта из седла.

— Примите моё почтение, о падишах, — повинуясь порыву, запротестовал Джон. — Он всего лишь посланник.

Мехмед прислушался к его словам, потом махнул рукой и бросил:

— Освободите пса! — С трудом сдерживая себя, он прорычал: — Чёрт подери этого Нотараса! Я сдеру с него шкуру.

— Сегодня нам не взять город, — спокойно сказал Энтони.

Мехмед взглянул на него и дал знак барабанам играть отступление.

Грохот барабанов пронзил утро, и через некоторое время послание достигло сражающихся людей. Турки отступали мрачно, затаив злобу. Их преследовали стрелы и насмешки ликующих византийцев.