Обойдя все классные комнаты и спальни, виконт и граф обнаружили, что здание находится в состоянии если не бедственном, то близком к таковому. В двух спальнях требовалось срочно починить и застеклить окна, в классных комнатах — починить камины. Умывальники нуждались в замене, а кухня — в новой большой печке. В одной из спален они застали руководительницу младшего класса, мисс Флэминг, которая пожаловалась, что постельное бельё её учениц ветхое и изношенное. Элеонора, возмущённо выгнув брови, поинтересовалась: «Не хотите ли Вы, милая, обсудить с благородными господами нижнее бельё Ваших воспитанниц?!» Девушка — сама недавняя выпускница этой школы — смущённо потупилась и покраснела.

— Кстати, об одежде. Нам очень важно знать, обеспечены ли питомицы нашей школы тёплой одеждой на зиму, — невозмутимо проговорил граф. — Да и ткани, думаю, надо закупить, а уж девочки сошьют из неё всё необходимое. Часть ткани я готов поставить сам — моя мануфактура производит отличную шерсть, и я продам её со значительной скидкой.

— Так и сделаем, — подытожил виконт фон Эссекс, и мужчины направились в покои попечителя.

Сидя у окна за чашкой вечернего чая, они окончательно договорились, кто из них займётся ремонтом, а кто — обустройством и снабжением школы. После чего дядюшка Антуан, задумчиво покачивая головой, обратился к племяннику:

— Скажи-ка, Остин, откуда ты знаком с мадам Девернье? Она ведь француженка?

— Нет, дядя, француженка она только наполовину. Её мать была довольно известной французской актрисой. Пользуясь своей известностью, она познакомилась с отцом Элеоноры, виконтом д'Артуа, очаровала его и женила на себе. В то время он был достаточно богат, но молодая жена быстро промотала его состояние. Не желая оказаться в долговой тюрьме, виконт отправился в плавание, надеясь в дальних странах добыть богатство. Однако он погиб вместе со шхуной, на которой пытался добраться до Марселя. Когда виконт был ещё жив, и дела его были не так плохи, он был достаточно дружен с моим отцом. У четы д'Артуа родилась дочь Элеонора. Наши отцы мечтали, что когда-нибудь мы с ней поженимся, так что девочка росла с мыслью, что у неё есть благородный жених. Однако когда её мать разорила своего мужа, а после его гибели начала вести совсем уж беспорядочную жизнь, позоря его благородное имя, стало ясно, что Элеонора — не совсем подходящая кандидатура на роль моей жены. Кстати, поговаривали, что характером она пошла в свою беспутную маменьку, и её не раз встречали в сомнительных компаниях…

— Что же, дорогой племянник. Думаю, тебе стоит остерегаться этой особы: она явно положила на тебя глаз. Не знаю, как ей удалось устроиться в эту школу, но боюсь, она вряд ли может научить своих воспитанниц чему-либо хорошему.

— Элеонора не в моём вкусе, дядя. К тому же, — тут в голосе графа явственно послышалась горечь, — я стреляный воробей и имею весьма печальный опыт общения со светскими кокетками.

— Я знаю, мой мальчик, — сочувственно отвечал виконт, — но неужели ты до сих пор не забыл ту злую обманщицу?

— Я забыл её, дядя, но не забыл боль предательства и измены. Эта боль выжгла моё сердце, и теперь я уже не доверяю ни томным взглядам, ни нежным вздохам утончённых светских красавиц.

— Надеюсь, ты не стал женоненавистником, племянник. Ведь ты — единственный представитель графского рода Нортгемптонширов. Тебе необходимо продолжить этот славный род!

— Не волнуйся, дядюшка, я ещё не так стар, чтобы думать о наследниках, — усмехнулся Остин.

Дядюшка печально покачал головой, но ничего не ответил. Он чувствовал смутную тревогу за племянника. Оставалось надеяться, что беспокойство это напрасно.

Вскоре мужчинам был подан ужин, после чего они разошлись по своим комнатам, чтобы отдохнуть.

Утром следующего дня мадам Девернье уделила своей внешности гораздо больше внимания, чем требовалось. Нанеся на лицо румяна, подкрасив брови и губы, она вертелась перед зеркалом, выпуская из причёски игривые прядки, хотя давно должна была стоять вместе со своими воспитанницами в часовне на утренней молитве. Она спустилась лишь к завтраку, накричала на одну из учениц, раздающих завтрак и показавшуюся ей слишком медлительной. Затем усадила девочек, пришедших на занятия, задала им самые сложные упражнения, а сама отправилась в покои виконта в надежде увидеть графа.

Граф, проснувшийся от звона колокола на часовне, уже спустился вниз, чтобы размяться и умыться. Сейчас, в полурасстёгнутой блузе, открывавшей его широкую грудь, с каплями воды в зачёсанных назад волосах, он седлал своего вороного для утренней прогулки. Мадам Девернье окинула его заинтересованным взглядом опытной женщины. Она сразу заметила, каким мужественным и сильным стал граф за те годы, что они не виделись. Его руки даже сквозь тонкую ткань блузы бугрились мышцами. Светло-русые волосы отливали золотом в лучах встающего солнца. Крепкие бёдра, туго обтянутые лосинами, говорили о недюжинной выносливости этого человека. Граф не был классическим светским денди, но от этого казался ещё более привлекательным.

Вот хлопнула дверь, граф обернулся и, бросив поводья вороного груму, устремился кому-то навстречу. К своему неудовольствию Элеонора обнаружила, что граф обращается к её ученице, Мирабель Макнот. Девушка вышла из сарая с тяжёлой корзиной, полной угля, и Остин предлагал ей свою помощь. В его взгляде, обращённом к девушке, было столько искреннего интереса и симпатии, что мадемуазель Девернье почувствовала укол ревности и решила во что бы то ни стало помешать зарождающейся дружбе.

Тем временем граф, не боясь испачкаться, подхватил корзину и вслед за девушкой направился к кухне. Шагая следом за Мирабель, Остин с удовольствием рассматривал её. Мисс Макнот не была похожа ни на грациозную лесную лань, ни на пугливую горную серну. Это была рослая, сильная девушка, похожая скорее на молодую игривую кобылку (граф даже усмехнулся, когда ему в голову пришло такое сравнение). Движения её были порывистыми и сильными. Томность и нарочитая вялость движений, вырабатываемые годами воспитания и присущие искушенным дамам высшего света, показались бы неуместными у этой дочери природы. Волосы девушки были забраны под чепец, и взору открывалась её высокая белая шея. Простое серое платье не скрывало фигуры девушки, так что идущий вслед за ней мужчина смог оценить и прямую спину, и круглые ягодицы (тут граф снова весело усмехнулся). Будь он менее воспитан, наверняка хлопнул бы по этой соблазнительно покачивающейся попке.

Тем временем девушка открыла перед графом дверь и указала ему на ящик для угля. Кухарка, обернувшись, охнула, когда увидела, кто принёс ей топлива для печки.

— Не смущайтесь и продолжайте работать, — обратился к ней граф. — Скажите мне, мисс Макнот, неужели у вас в школе нет мужчин, если эти тяжёлые корзины приходится носить ученицам? — обернулся он к Мирабель.

— У нас был кухонный рабочий, но он уволился и уехал. Другого пока не нашли: не так много желающих жить в глуши и получать копеечное жалованье, — потупясь, отвечала девчонка.

Мирабель явно робела перед высокородным помощником, и голос её дрожал, когда она отвечала на его вопросы.

— Сейчас девушки старшего класса выполняют почти всю тяжёлую работу, ведь у нас только и есть кухарка, да два лакея — они прислуживают в покоях попечителя, да старик привратник и его внук, ухаживающий за лошадьми редких гостей.

— Думаю, это недопустимо, — заметил граф. — Я лично позабочусь, чтобы в школе появился не только кухонный рабочий, но и садовник. Да и привратнику наверняка нужен молодой и сильный помощник на случай, если сюда решат наведаться лихие люди.

— Вы так добры, Ваше сиятельство! — расцвела улыбкой Мирабель. Несмотря на смущение, девочке было приятно внимание графа. Ей казалось, что его весёлый взгляд согревает, словно солнечный лучик, а низкий голос напоминает звон самого большого колокола того костёла, в который их возили раз в неделю. Остин был первый в её жизни молодой мужчина, с которым она не только находилась рядом, но и разговаривала. Скромность и смущение не позволяли ей поднять взор и разглядеть графа, поэтому он представлялся ей большой и неясной фигурой, от которой исходило какое-то сияние.