– Слушайте! – воскликнул, вспомнив недавние уроки истории в школе. – У вас здесь разве нет Хабеас Корпус?[4]

Князь нахмурился, и шаги остановились.

– Что такое, во имя неба, Хабеас Корпус? – спросил он.

– Это значит, – ответил Алекс, – что никто не может никого посадить в тюрьму без честного суда.

Князь был поражен – в той манере, которая так взбесила Алекса на острове.

– Как оно может это означать? С латыни оно переводится как: «Ты можешь иметь тело». И это, конечно же, вежливый способ сказать, что ты наш пленник.

Он снова дал знак, и на этот раз солдаты подошли – в зеленых ливреях с широкой черной каймой – и окружили Алекса с Сесилией. Князь улыбнулся. Затем он поклонился и, абсолютно наслаждаясь каждым словом, произнес, как в тот раз на острове:

– Вы можете покинуть нас.

Алекс затрясся от ярости.

– Ты… ты бесчестный, подлый щенок! – воскликнул он. – Скажи еще что-нибудь такое, и я поднимусь и поставлю тебе синяк под вторым глазом. Я буду оскорблять твое величество, пока всё твое лицо не станет черно-синим. Я…

Солдаты схватили его за руки. Придворные подошли с обнаженными мечами. Даже младшая леди пошевелилась и пораженно посмотрела на него.

– Я сделаю это со всеми вами! – выкрикнул Алекс.

Князь засмеялся в полном восторге от того, как разозлился Алекс.

– Уведите его, – сказал он. – Это чудесно! Заприте его – и его сестру тоже. О, Тауэрвуд, от всего сердца благодарю вас за то, что нашли этих двух пришельцев из Внешнего мира.

Он повернулся к графу Герна и пожал ему руку. Граф улыбнулся, и Алекс, вопреки своей ярости, испугался улыбки графа – так сильно, что по позвоночнику прошла дрожь.

А потом они ушли. К ужасу Сесилии, Алекса потащили в одну сторону, а ее учтиво повели в противоположном направлении. Она упиралась и пыталась протестовать. Молодой человек, главный среди солдат, поклонился:

– Сюда, моя леди. Приказы князя. Пожалуйста, возьмите меня под руку.

Он элегантно протянул ей локоть. Безнадежно оглядев солдат, Сесилия поняла, что вынуждена подчиниться. Она неохотно положила пальцы на его рукав из тонкого черного шелка и, в последний раз обернувшись на Алекса, пошла туда, куда он ее повел.

Весь путь до комнаты, где ее должны были запереть, придворный бесил и смущал ее своей вежливостью. Он был молод, кровь с молоком, и полон раздражающей учтивости.

– Позвольте представиться, моя леди. Хьюго, лорд Арбард к вашим услугам – полностью к вашим услугам.

– Спасибо, – устало произнесла Сесилия.

– Вы прибыли в грустное время, моя леди – грустное время. Мы все в трауре, понимаете, в трауре по нашему князю, который умер прямо перед Рождеством. Какой человек… Какой человек.

– Должно быть, вам очень грустно.

– Грустно! – воскликнул он. – Слова слишком ничтожны, чтобы выразить. Слов не хватает.

Сесилия подумала: «Хотела бы я, чтобы их не хватало».

Лорду Арбарду слов явно хватало. Если он был в замешательстве, он просто продолжал говорить то же самое, пока не придумывал новую фразу. Потом он использовал новую фразу, пока не истощит ее. Большинство из того, что он сказал, было про умершего князя. Сесилия заинтересовалась бы, если бы он рассказал ей, каким князь был на самом деле, но он только повторял, что тот был чудесным, величайшим, превосходным, хорошим, великолепным – и ни слова настоящего описания.

Затем они пришли в маленькую комнату. Лорд Арбард поклонился и провел Сесилию внутрь.

– С величайшим сожалением, моя леди – с громадной скорбью, великим сожалением, боюсь, я должен теперь покинуть вас. Adieu, au revoir до тех пор, пока мы не встретимся вновь – как и будет, я верю.

– Лорд Арбард, – в крайнем раздражении произнесла Сесилия, – вы в самом деле слишком вежливы.

Он воспринял это как комплимент. Поклонившись ниже, чем когда-либо, он поцеловал ее пальцы:

– Милая леди, adieu.

После чего закрыл за собой дверь – и, уходя, не забыл опустить засов, при всей своей вежливости, – и Сесилия осталась одна в маленькой голой комнате. Здесь имелось кресло – очень жесткое и прямое. Сесилия села в него и долгое время беспокоилась об Алексе. Она знала, как Алекс ненавидел мальчика в черном, а сейчас стало совершенно очевидно, что князь ненавидел Алекса не меньше. Теперь Алекс был полностью в его власти, и было похоже – поскольку он не знал про Хабеас Корпус, – что у князя в этой странной стране абсолютная власть. Хуже того, подумала Сесилия, он явно наслаждался своей властью. Она попыталась учесть смягчающие обстоятельства: он был примерно ровесник Алекса – хотя она считала, Алекс на его месте был бы добрее – и, конечно, этой властью он обладал не больше двух недель. Князь, его отец, наверное, был убит в тот день, когда изгнанник появился в фермерском доме.

Это переключило ее мысли на Роберта, лорда Хауфорса. Конечно, считалось, что он убил князя. Его положение было гораздо хуже, чем она осознавала. А теперь говорят, будто он терроризирует страну. Сесилия надеялась и пыталась верить, что это неправда. Но с другой стороны, подумала она, откуда ей знать? Она общалась с ним всего около часа и решила верить в него. Он выглядел искренним, когда сказал, что не убивал князя. Однако все эти люди, похоже, считали его виновным.

– О, – произнесла Сесилия, – не сглупила ли я по-страшному?

И прихлопнула рот ладонью, поскольку кто-то снимал засов с двери.

К ее крайнему изумлению, это оказалась старшая из двух красивых леди. Она торопливо вошла в комнату – исступленная, с широко распахнутыми глазами – и посмотрела на Сесилию так, словно та была охотницей, а она преследуемым зверем. При всем своем изумлении, Сесилия вспомнила, что она, вероятно, являлась знатной леди. Сесилия встала и присела в лучшем реверансе.

Леди, казалось, не заметила.

– Мадам, – произнесла она глубоким задыхающимся голосом, – мадам, что привело вас и вашего брата в эти земли? Это правда, что вы искали Хауфорса?

«В общем-то, я могу признаться, – подумала Сесилия. – В любом случае все уже в этом убеждены». Так что она храбро ответила:

– Да, ваша светлость. Понимаете, мы… мы встречались с ним прежде.

Леди ухватилась за ее слова:

– Встречались с ним? Как? – а потом, поскольку Сесилия колебалась, помня, как презрительно князь воспринял то, что изгнанник сбежал во Внешний мир, леди нетерпеливо добавила: – Вам нет нужды ничего от меня скрывать. Я мать Роберта. А теперь расскажите мне быстрее, поскольку у меня мало времени.

«Его мать! – подумала Сесилия. – Тогда что она делает при дворе?» Она снова присела в реверансе и рассказала леди, как изгнанник провел ночь на ферме.

– У вас есть доказательства? – потребовала леди. – Мне необходимы доказательства, поскольку здесь повсюду предательство. Эта страна сейчас опаснейшее место, и, боюсь, скоро станет еще хуже.

Тогда Сесилия, сильно стесняясь, поскольку чувствовала себя глупо из-за того, что сохранила его, вынула лист, вырванный из книги проповедей с маленькой оранжевой печатью на нем. Леди взяла его и жадно посмотрела.

– Да, – сказала она. – Печать Роберта. Он – Конрад Тауэрвуд, который называет себя графом Герна – он использует эмблему башни. Думаю, я поверю тебе, девочка.

– Я говорю правду, – слегка напряженно произнесла Сесилия. – Вы можете видеть по шрифту на листе. А здесь внизу изображение королевы Виктории.

– Да, да, – сказала леди. – Я возьму это, чтобы показать моему сыну. Мы должны позаботиться о твоей безопасности и безопасности твоего брата, девочка, поскольку страна в смертельной опасности, пока Конрад Тауэрвуд может наложить руки на любого из вас. Ты доверишь мне этот знак?

– Да, – неохотно ответила Сесилия. – Конечно, – она не была уверена, что ей нравятся рассеянные, властные манеры леди; и то, как она обращалась к ней «девочка», вызывало такую же неловкость, как речь леди Корси. – Могу я получить его обратно, ваша светлость, когда вы закончите?