Сухая деревня запустела давно, как сообщил Укор, и Подарок, вступив в нее, кругом увидел следы этого запустения. Не верилось, что когда-то у карьеров селились тысячи человек. Они таскали камни, гоняли скот, возделывали поля, разводили рыбу в прудах, нынче сгинувших во вселенские ветви. По обеим сторонам хилых улиц попадались редкие жилые дома; большую часть остальных разобрали до остовов и фундаментов. Нужную харчевню он сразу отыскал: у нее из печной трубы валил дым, к тому же она, вместе с живительным колодцем, оставалась здесь в одиночестве.

Замшелая вывеска висела над крыльцом каменной харчевни, но прочесть ее — тот еще труд. Из колодца две женщины тягали ведро на длинной цепи, наливая ее здоровому мужику в крепко привязанную, наспинную бочку. Они, как и мужик, стоящий на одном колене, проводили Подарка уставшими взглядами. На пыльной земле перед харчевней сидел лишь один приятель-торговец. Юркий старик, такой же тощий, как сам Подарок. Он присмотрелся к старику: продавец разложил на тряпке амарантовые, полбяные лепешки да горсть соленых кузнечиков.

Как же ошибался Укор — затеряться тут не получится! Вокруг площади ютилось не больше семи домов — грязных, рассыпающихся, но тоже каменных. Подальше, в конце пустынной дороги находился второй карьер и там же казарма стражников. Может эти две женщины приходились чьими-то женами; но Укор говорил, что у Лета, да и у других, если не всех стражников семьи живут в городе.

«Затеряться лучше всего на виду!» — припомнил Подарок воровскую премудрость. Он повернулся, встретился взором с одной из женщин и зазывно ей прокричал:

— Покупай иголки и булавки от мастера Вукота! Острые и крепкие! Из хорошей стали! Вукот — лучший мастер в Колыбели!

Здоровый мужик, кряхтя поднялся, а женщина, уже пожилая, потрепанная жизнью и грехами, недоуменно молвила:

— Незачем. На карьере есть казенные.

Подарок вздохнул, вставил в голос плаксивые нотки:

— Возьмите, тетенька! Вукот наказал мне продать хоть одну!

Женщина безразлично качнула головой, держа в руке полное ведро, и вся троица побрела к карьеру.

— Покупай иголки и булавки! — обратился клещ к старику.

— На что они мне, — отозвался тот. — Нанизывать кузнецов?

Вряд ли он — жнец…

— Ага, — брякнул Подарок. — Бери!

— Ха! — фыркнул старик. — Чудной малец… В округе жрать нечего, какие уж тут иголки.

Должно быть, Подарок выглядел очень жалобно, так как пустой встал с насиженного места.

— Вон в таверне сидит пара человек, предложи им. А может и Барвит купит… Я-то с ним разругался.

Подарок медлил. Придут ли стражники вообще? Вдруг что-то поменялось?

— Всего пара…

— К зиме деревни вымирают, — объяснил старик, дыхнув гнилью и показав остатки зубов. — Иди. А я тут посижу, подожду, когда охранники нагрянут.

Подарок постарался унять ликование. Где-то в теле зарождалась дрожь, какая бывает перед дракой. Дряхлые ставни таверны были распахнуты, и у одного из окон сидел человек — по виду писарь. Он что-то стирал на пергаменте. Не иначе проклятый колосок…

Подарок зашел внутрь. Писарь даже глаза не поднял, но в дальнем конце харчевни сидел еще воин. Короткий меч, нагрудник и остальной скарб он сложил на скамью в кучу. Воин пил эль и медленно жевал мясо, словно та корова, которая приснилась намедни.

На пышущих жаром черных камнях в очаге варилась ячменная каша. Хозяин дрянного трактира резал на каменной плите шмат старого вонючего сала. Мелкие куски он кидал в чашки. Завидев гостя, хозяин отложил нож и вытер руки о фартук.

— Чего продаешь?

— Булавки, иголки. От лучшего мастера Колыбели.

— Почем?

Грубый мужик. Борода в крошках, порванный нос, щеки можно в свой черед нарезать на сало. Наскочила страхолюдная мысль, — а вдруг он свиной оборотень? Тот, что обитает рядом с родственниками и пожирает их! Глаза-то какие навыкате — злые и мутные.

— Сто грошей за иглу, сто пятьдесят за булавку.

— Ха-ха! Сдурел? Заплачу двадцатку или проваливай!

— В городе дороже, — робко сказал Подарок.

— Как у тебя их не отобрали, — хмыкнул хозяин.

Видимо он — Барвит.

Подарок почесал за ухом.

— Бегаю хорошо.

— Да ну? — Барвит обошел плиту и вдруг схватил его за грудки. — А так убежишь? — ухмыльнулся он.

Демонская срань… Как бы не открылась рана.

— У мастера Вокута брат помощник префекта! Помощник господина Лега! — пропищал Подарок чистую правду.

Напор трактирщика ослаб. Он отодвинулся, убрал подальше мерзкую рожу.

— Мне плевать. Отдавай за двадцатку или проваливай!

О таких трудностях Укор не предупреждал.

— Ладно, восемьдесят, — начал торговаться Подарок.

— Куплю все за двадцать пять!

«Барвит хочет купить для перепродажи!» — лихорадочно понял Подарок. Как же зацепиться в харчевне?!

— Не могу. Вокут с меня три шкуры спустит! Со вчерашнего дня ничего не ел… — как будто заколебался он. — Ну хорошо, — выдохнул Подарок. — Отдам иглу за тридцать грошей, чашку каши и эля глоток.

Сердце колотилось, а всего его чуть ли не трясло. Давай соглашайся! Давай же!

В Колыбели годную иглу сбывают и за две сотни. Не медли, жирный урод!

— Так и быть, — лениво проскрипел трактирщик.

В харчевне восемь столов в два ряда — хотя какие столы, все те же плиты с карьера. Лавки — обтесанные прямоугольные камни. Писарь сидел в четвертом ряду напротив молчаливого воина. Он достал чернильницу, макал перо и царапал свиток. Как пить дать, обоим плевать на происходящее. Или кто из них жнец?

Подарок уселся за вторую плиту у стенки. Сложил в кошель медяки. Барвит нацедил ему треть кружки эля и дал ложку недоваренной каши. Вот кого ему надо травить!

Каша маняще пахла, и он не удержался, съев ее подчистую. Ждать Подарок не любил — поскорей бы закончить с делом. Он подпер кулаком подбородок, согнул вниз шею, опустил веки — как будто задремал. Нужно успокоиться после перепалки с Барвитом.

Вскоре снаружи донеслись голоса. Подарок качнулся, приоткрыл глаза. В харчевню заходили стражники. Он медленно отхлебнул эль, стараясь не упустить никого и вычислить жертву.

Стражников много. Пока они ставили копья, перебранивались с хозяином, усаживались, бросая на скамьи плети, клещ посматривал в оба. Стражники заняли все три стола у окон. Он насчитал двенадцать человек: пятерых забраковал из-за неподходящего роста или возраста; волосы и рожи еще двоих никак не подходили. Один из оставшихся — безусый, у второго – застарелый шрам под губой. следующий, пожалуй, доходяга — ростом будет поменьше, вдобавок он лыбился и без устали шутил.

Подарок сосредоточился на двух оставшихся стражниках. Как назло, они сидели за третьим столом у окна, напротив друг друга. Ему пришлось вполоборота развернуться, чтобы следить за ними. Страх ушел, просыпался азарт, словно он пробрался в заросли камыша в низовьях Улитки и охотился за утками.

За третьим столом тек разговор. Один из возможных Летов говорил и говорил, он вообще не затыкался. Второй, насколько смог понять клещ в общем гомоне, отвечал односложно.

Сомнений нет — это он! Вот только к нему не подобраться. Не выходить же на улицу и кидать яд через окно! Что предпринять…

Подарок левой рукой залез под штанину. Почесывая ногу, он извлек из потайного кармана яд. Он надеялся, что загадочный воин позади не жнец и ничего не увидел. Собрался, взял кружку и направился к Барвиту. Тот накладывал из чана полные миски каши.

— Могу помочь, растащу еду за полкружки эля!

— Иди ты к демону, — пробурчал в ответ Барвит.

— Ну, налей глоток! – взмолился Подарок.

— Двенадцать медяков за полную.

— Эх… На, возьми пятерку, — Подарок протянул вперед кружку и деньги. «Соображай, что делать!» — в отчаянии воззвал он.

На первом столе плотный высокий стражник жаловался безусому соседу.

— Какая там работа на одиннадцатом карьере! Там и заключенных то нет! Два десятка мучеников — еще пару раз глаз Безжалостной придет, и к Двуглаву — на вечные пытки. А нам чем они дохлее, тем лучше — пока один надзирает, остальные режутся в маратту вместе с начальником. А у вас тут и двенадцати человек не хватит, чтобы всех обойти, да плетью огреть.