Старший брат отряхнул кончики пальцев над крабьей тарелкой и сказал:
— Ты отлично проявил себя на карьерах!
— Когда шешнадцать лет нашад я вытащила орущего младенша из шточной канавы, то шрашу поняла — это приш от Неумолимой гошпожи для клещей, — добавила Кэр, все еще жуя.
— Верно. Но кроме того… — Укор пристально смотрел на Подарка. — Ты ведь понимаешь, что нужно сделать, чтобы стать клещем? По-настоящему?
— Убить. Уничтожить врага братства, — отчеканил Подарок.
— На карьерах ты помог убить, — кивнул старший брат. — Также как помог убить в той драке, два месяца назад. Помнишь?
Клещи сцепились с загородной бандой, посмевшей грабить подопечных лавочников. Зажали пятерых в переулке: Лапка и Подарок подставились, изображая пустых, пока остальные не набросились на банду из-за домов. А Лапка тогда отличился, подал сигнал — вдруг выхватил кинжал и вонзил его в брюхо одному из ублюдков. Тот сдох с одного удара, таращась на вытекающие кишки.
— Да.
— Однако по правилу убить ты должен сам, в одиночку, и именно того — на кого укажет братство.
Рана еще саднила, но пырнуть кого-нибудь стилетом он сможет, если не правой, так левой рукой. Надо так надо…
— Я готов зарезать любого нашего врага, — сглотнул слюну Подарок. — Кто он?
Укор переглянулся с Кэр.
— Пустой, — улыбнулся он. — Его зовут Лет, как ты знаешь, он стражник с карьеров. Никчемный человек… Служит... Делает то, что ему велят. Мы же приносим в мир волю Безжалостной Госпожи. Через нас она решает кому жить дальше, а кому отправляться к двум пастям Двуглавого Демона.
— Братеш Тургуда, — прошамкала Кэр. — Но шам Тургуд мертв, мои девахи шлышали, что этот дурак вышел в море на рыбалку, да и штал на ней рыбьим кормом.
Свечной огрызок на столе оплавился и погас, оставив лужицу воска.
— Тургуд давно имел с нами дела, — сказал Укор. — Он многое знал, трепал языком, хотя мы его предупреждали. Он видел Кэр и, возможно, прознал об убежище. Лет был его другом, и если он разболтает жнецам …
— Я понял, — согласился Подарок. Ему стало гораздо легче. Он убьет не из-за прихоти, а защитит своих друзей. Защитит братство! Ведь жизни клещей зависят от гибели стражника!
— Только решать никого не придетша. — Старуха Кэр встала, опираясь на свою клюку. Она проворно заковыляла в соседнюю комнату, походя на однокрылую ворону.
— Никто не справится лучше, — продолжил Укор. — Лапку, Счастье и Кровавое Пойло Лет приметит, на Дыма я не очень рассчитываю, — он вздохнул, — Шрам бросается в глаза за сотню футов, да и Бородатого, боюсь, опознают даже с его бородой. Я мог бы пойти сам, но потом подумал, что это прекрасное испытание для тебя. К тому же молодого парня я бы подозревал меньше.
— Я пойду. Скажи только Укор, где он?
— Где ему быть. В Сухой деревне. Меня беспокоит, что с нашего нападения, Лет еще не бывал дома. Стражников явно держат на карьерах жнецы. Они рыщут… Ведут следствие. Лет, правда, не идиот, чтобы признаваться, вот только разницы нет — рано или поздно они выйдут на него.
Подарок хотел расспрашивать еще, но Укор показал двумя пальцами знак, призывая дождаться старуху.
Кэр вернулась обратно, уселась на скамью, положила ладонь на стол, из-под которой выкатился шарик.
Темное снадобье — говоря другими словами яд! Клещи поговаривали, что Кэр за долгую жизнь потравила народу больше, чем они убили все вместе.
— Да, да, мой мальчик! — она усмехнулась его испугу. — Не волнуйша, поверь, темное шнадобье получше, чем бешдумное тыканье шелешакой.
— Ты дорог нам! Братству, мне, Кэр! Яд подействует через несколько часов — значит, будет время, чтобы вернуться в город. С ножом… — Укор мотнул головой, — с ножом тебя возьмут прямо на месте.
Старуха Кэр развернулась назад, к шкафчику, порылась в нем; она достала бронзовую чашку и войлочную тряпицу.
— Учишь! — велела она, положив тряпку на дно чаши.
Подарок следил, как она зажала ядовитый шарик складками ладони, как перевернув руку, плавными движениями брала нож или кубок со стола, а потом пронося кисть над войлоком отпускала вниз смертное зерно.
— Пробуй! — Кэр сунула ему чашку и указала на шарик. — Яд ничего не шделает тебе. Нужно брошить яд в шуп, эль или любую шидкошть, чтобы он шработал.
Он принялся за учебу. Шарик на ощупь оказался твердым и гладким, словно морская галька. Укор немного понаблюдал за неловкими попытками Подарка, потом отцепил от пояса кошель и вынул кусок плотной ткани с несколькими булавками и иголками.
— Возьмешь с собой. Назовешься продавцом иголок — подмастерьем Вукота. Знаешь его?
— Конечно, — ответил Подарок, больше не глядя на собрата. Он не на шутку увлекся игрой с шариком. — Вукот-ремесленник — мастер по мелким предметам. Его лавка недалеко от Бесконечной улицы.
— Мы Вукота не трогаем, потому что у него родня в префектуре, — просветил Укор. — Слушай сюда! В деревне есть харчевня у колодца, куда после смены ходят на обед стражники. На крыльце харчевни и площадке перед ней идет вялая торговля. Не привлекай внимание — если кто-то потребует мзду, отдавай безропотно. И долго в деревне не слоняйся. Там наверняка пасутся жнецы.
Подарок лишь теперь понял, что поручение ему дали отнюдь не легкое. Зато насколько он вырастет в глазах братьев, если выполнит дело! Бедный Лапка — он же лопнет от зависти!
— Когда стражники войдут внутрь, иди вслед, заказывай эль, выжидай. Но не вздумай спрашивать о Лете или садиться за один стол с ним! Ты должен улучить верный момент, — напористо сказал Укор. — Боюсь, второй попытки для тебя не будет.
— У него штало получатша, — похвалила старуха Кэр.
— В любом случае, как только останешься без яда, беги в город. Запомни, если тебя схватят жнецы, то в пыточной камере разберут на кусочки, — пригрозил Укор.
— Ешли шхватят, лучше отправь эту бушинку в рот, — посоветовала Кэр. — Так шмошешь отдать клещам долг.
Любовь колосков к братству Подарок ощущал с детства. А уж как жнецы ненавидят отравителей!
Оставалась одна загвоздка.
— Лет? Как я определю, кто он?
В глазах Укора блеснули злые искринки.
— Об этом и хотел сказать. Я его видел. Кузен Тургуда, к сожалению, — скотина неприметная, — пошутил старший. — Средний рост, средний возраст, черные волосы. Носит усы, даже скорее усики. Лицо простое, глаза вроде бы карие. Все, демонская срань, как у остальных людей, забери его бог в Странствие! Хотя еще один признак есть, — вспомнил Укор. — Лет говорит медленно, с перерывом, он как будто думает вслух. Следовательно, приткнись к страже поближе, чтобы слышать речь. И чьи-нибудь имена! Понимаешь?
— Даже если я не услышу имя Лет, я услышу другое имя!
— Умный мальчик. — Укор протянул руку и взъерошил челку Подарка.
Старшие клещи обсуждали с ним предстоящее дело до первых всполохов рассвета. Укор рассказывал, как опознать жнеца. Старуха Кэр учила следить за привычками людей: во время еды, выпивки, да и просто в нелегкой жизни. Неумолимая Богиня уже корчилась в агонии, когда Укор сказал:
— Пора уходить! Будь осторожен — никто тебя не прикроет. И не бойся — воспринимай поручение просто, как будто уничтожение крысы! Все получится! Я не отпустил бы тебя без веры в успех, — серьезно изрек он.
В Сухую Подарок добрался незадолго до нового рождения Богини. Укор приказал ему не красоваться на виду: чем больше стоишь-торгуешь, тем больше покупателей подойдет, привлечет внимание, задаст неудобные вопросы. Ранним утром Пыльные ворота он прошел без помех — все-таки самые оживленные ворота в городе. Люди таскали через них черный камень, делая запасы на зиму. Потом, не торопясь, зашагал по дороге на юг, высчитывая время по оку. На пути он часто останавливался, встречая камненосов, охотников на залегших в норах мышей, ящериц и жуков, собирателей поздних трав и съедобных кореньев, иногда попадавшихся в пустынной земле.
Укор отобрал у него стилет, взамен выдав простой нож — тупой и ржавый, который лежит за пазухой у каждого крестьянина. Неуютно идти одному, считай безоружным — Подарок вспоминал минувшее дело, и свою грозную поступь в отряде братьев. Облака поначалу хмурые, укрепившиеся за ночь, в четвертом добром часу сдались — разошлись перьями. Око проломило стены, начиная жалить и высматривать людские грехи. Отравление — тяжелейший грех, но Подарок утешал себя, подбадривал внутри, что его отравление для спасения братства. Может такое действо бог и простит? Спасать же завсегда праведно!
