— Гэлы тоже ненавидят северян, — танист опустил лицо на скрещенные ладони, зелёные глаза оглядели взволнованного Стюра. — И вырезают язык всякому остману, которого встретят.

— Так разве это не чудный повод заключить союз?

— Господа, риаг принимает ваши условия, — Брес торжественно поднялся, рука махнула в сторону пленённого берсерка. — Вот этот витязь по имени Штерн из личной дружины Махуна будет вашим заложником. Кто ваш человек?

Стюр подпрыгнул, как на иголках, выпихнутый одним из своих конвоиров на ноги. Взгляд метался то к обомлевшей Олалье, то к хозяевам замка, то к явно недружелюбным вооружённым англичанам. Неверное слово может сейчас стоить жизни. И всё же викинг не мог поверить, что его вот так запросто обменяют, точно раба. От потока мыслей голова готова была разорваться.

В смятении находились и тэны, ведь ничего не знали о заложнике Дал Кайс. Впрочем, доспех и благородная наружность сыграли свою роль, введя незваных гостей в заблуждение.

— Я останусь, — один из людей короля встал со скамьи. — Надеюсь, обмен равноценен? — увидев сдержанный кивок от риага, тэн обернулся к побратимам. — Тогда мои братья могут отплыть уже сегодня.

— Сеньоры! — с грохотом опрокинутой посуды вспотевшая монашка подскочила из-за стола. Лицо в обрамлении белоснежного чепца стало свекольно-красным. — Не сочтите это дерзостью, но возьмите и меня тоже! Мне нужно… нужно в Англию!

Лаувейя, до этого болтавшая с Бе Бинн, разразилась непрошенным смешком, а за ней все мужи в зале хором подхватили хохот.

— Сядь, дура, — шёпотом прорычал Ансельмо, рука безуспешно дёрнула деву вниз с такой силой, что еле не вывихнула сустав. — Не делай этого! Ты роешь себе…

— Если вы честные христиане… Я ведь не доставлю много хлопот! — истерично продолжила своё Олалья.

Дорофея лёгким касанием руки тэна призвала его сесть обратно. Англичане взглянули на настоятельницу, наблюдающую за нелепым представлением с суровой гримасой.

— Друзья, я лично прошу вас взять мою конхоспиту. Она посетит обитель, где живут теперь её старшие сёстры.

— Тогда решено! — воскликнул один из британцев. — Только поспеши со сборами, сестрёнка!

Гостей и заложника провожали в долгий путь на закате. Конюхи как следует накормили и напоили лошадей, Стюру дали скакуна из замкового стойла, а англичанам — припасов в дорогу. Сыплющий снег мало-помалу перерастал в метель, затянутое тучами небо погрузило окрестности Киллало в мрачную синеву.

Каких бы слов не находил Йемо, Олалья напрочь отказывалась слушать. Заливаясь слезами, она шептала, как любит единственного преданного друга, но место её навеки рядом со Стюром, невзирая на любые размолвки.

— Йемо, миленький, твоё право плюнуть мне в спину как подлой предательнице! Клянусь, я ничего не могу с собой поделать. Он мой! Я с детства верила, ждала, что за мной придёт прекрасный рыцарь. Я умру, но не брошу его! Ты понимаешь меня как никто, я знаю.

— Ты не можешь… Пожалуйста… Умоляю, не уходи!

Вырвавшись из ослабевших мальчишеских рук, Олалья рванула вслед за всадниками, уже взбирающимися на коней. Перед берсерком девушка на миг запнулась, но совершенно бесконтрольный порыв бросил её в объятья возлюбленного. Тэны засмеялись: вот так распутные монашки нынче пошли!

— О, Водан… — содрогающийся викинг и сам был на грани срыва. Хоть руки крепко прижали несчастную к груди, в лице не было ни капли радости. — Не нужно было, милая. Зачем же ты… — мужчина долго вздохнул, ничуть не разумея, плакать от счастья или провалиться под землю с таким раскладом дел. — Где же проклятый Йорм! Я уж начинаю верить, что он нас предал. Сдох он, что ли? Как быть-то?..

Ансельмо, видя, как конники в сёдлах погоняют лошадей, последний раз навзрыд позвал Олалью, но рот быстро заткнула чья-то крупная рука. Монаха силой оттащили в гущу толпы, а когда развернули, под солдатским шлемом, скрывающим почти всё, кроме рта да глаз, он узнал безучастного Йормундура. Норманн, как и Стюр, вырядился гэльским гвардейцем, затерявшись среди дворового люда.

— Йорм, наконец-то! Скорее, поскачем за ними!

— Ш-ш-ш! — ладонь вновь захлопнула рот. — Угомонись, трэлл. Ты вообще не помнишь об уговоре! Мы остаёмся здесь. И не станем творить первое, что стукнет в голову! Усёк, сосунок?

— Я ведь никогда не увижу Лало! Я не… да как же… — срывающийся голос захлебнулся в горьких слезах, и Йормундур не нашёл лучшего ответа, чем крепкие объятья.

— Ты же знаешь Стюра: с ней ничего не случится. Отпусти Лало. Она этого хочет. Послушай, я знаю, что у тебя никого не осталось… — Йорм сглотнул. Язык будто отказывался поворачиваться. — Ты можешь… рассчитывать на меня.

Ансельмо оторвал лоб от чужой груди, кулаки утёрли влагу с щёк.

— Значит, ты будешь мне роднёй и любимой девушкой? — покрасневшие глаза нашли небесно-синие. — Ты стал другим. Не знаю, кто в тебя вселился, но, пожалуйста… не дай собой вертеть, как им вздумается. Нутром чую, что это опасней, чем престольные интриги конунгов и риагов.

— Я тоже чувствую в себе перемены. Но я не хочу…

Ансельмо обернулся на голос Дорофеи, ищущей подопечного в толпе. Рука сжала наплечную сумку, под сукном — подаренная книга. Как только голова посветлела и в памяти всплыл вчерашний разговор, монах решительно направился к игуменье, оставив задумчивого Йорма за спиной.

Изображая караульного, викинг бродил вдоль да около опустевшего двора Сеан Корад. Снег заметал всё сильнее, время подошло к ночи. Как назло, невесть куда запропастилась птица Диан Кехта. Уже когда северянин повернул к дверям замка, чтобы отправиться в покои Лаувейи, тишину рассёк топот копыт и удары железных колёсных ободьев о булыжники.

Из загона выкатил крытый экипаж, каких викинг отродясь не видал, запряжённый двумя скакунами. На телеге достроили высокие стенки с дверью и крышу, оставив скамью для возницы и заднюю подножку. С повозки спрыгнул, как показалось Йорму, малый ребёнок. Пока лазутчик прятался в тени замка, к экипажу подоспела вторая фигура, закутанная с головы до пят в плащ с капюшоном. Первый силуэт поспешил отворить дверь, рука торопливо замахала. Дунул порывистый ветер. Тут, сорвав капюшон, он высвободил и подхватил ввысь целое облако белокурых волос, словно яркое пламя в темноте.

«Лаувейя?» — поймал себя на мысли Йорм.

Женщина, как подумалось воину в непроглядной вьюге, попыталась справиться с хлещущими по лицу кудрями, руки с натугой вцепились в плащ, натянув его обратно на голову с большим трудом. Подгоняемая малолетним возницей, вдова укрылась от снега в экипаже, и её смелый спутник ловко вскочил на своё место позади лошадей.

Когда в воздухе щёлкнул хлыст, а петли колёс заскрипели, Йормундур сорвался на бег. Повозку удалось нагнать до того, как кони пустились рысцой. Ноги шатко взобрались на подножку, рука вцепилась в неровную крышу на уровне груди. Сердце подсказывало: что-то нечисто с этой Лаувейей. Так или иначе, поездка предстояла нежаркая.

Как красочно расписывал новым друзьям Малик аль-Сафар, Кордовский халифат был поистине велик, и стоило флотилии Гундреда отчалить от берега Понтеведры, проложив курс строго на юг, каждый обозримый клочок земли здесь принадлежал владыке Аль-Андалуса, мавританской империи. Среди зимы, когда год подходил к концу, викинги чувствовали, как лига за лигой солнце становилось теплее. Звериные шкуры снимали с плеч и отправляли в сундуки под скамьями гребцов, доставая самотканые рубахи. На драккарах настали деньки долгих морских переходов, когда сплочённое войско превращалась в большую семью: можно было залечить раны, спеть любимые походные песни, рассказать саги и просто стать частью компании, по которой каждый бравый налётчик тоскует на берегу.

Чем веселей звучали голоса побратимов, тем горестней было на душе у Корриана, запертого, словно зверь, в крохотную клетку. Не в силах даже встать в полный рост опальный берсерк несколько дней к ряду просидел сиднем, замерзая ночами и маясь от жары днём. Обездвиженные мышцы затекали, ноги приходилось ежечасно растирать, и даже так воитель с трудом их чувствовал. Свёрнутый, будто кошка, Корриан силился спать, чтобы хоть как-то убить время, но это было так же просто, как вздремнуть, балансируя над пропастью.