Стюра подняли на поверхность.

— Хватай руку! — раздался мальчишеский голос сверху.

Ансельмо с облепившими кожу мокрыми волосами тяжело дышал, крепко держа одной рукой гриву огромного коня, чья белая голова торчала из воды. Морда животного переливается, подобно диковиной малахитовой чешуе, уши походят на прозрачные плавники, кончаясь длинными торчащими перьями. Животное пускает пар из ноздрей, а глаза его голубые, что человечьи.

Ансельмо помог товарищу взобраться на коня к себе за спину, амфибии подтолкнули нормандца за ноги. Когда зверь резво погрёб вперёд, стало ясно, что круп его кончается длинным рыбьим хвостом, как у мурены, а вместо передних копыт — широкие ласты.

Во время заплыва Стюру пришлось крепко обхватить мощную конскую шею, прижимая к ней и Йемо, ведь морское создание ныряло и вновь выпрыгивало из воды, как дельфин. Очутившись наравне с двумя скалами, спутники поняли, что те почти ушли ко дну, оставив вершины с четырьмя знамёнами. Когда один из гребцов на лодке без паруса обогнул бивень, то в прыжке вырвал древко из камня, победоносно унеся с собой.

Они плыли вперёд: Стюр и Ансельмо на одном коне, Йормундур на другом, а Олалья, не в силах спрятать голые ноги от порывистого ветра, скользила с остальными по волнам на доске, подгоняемой невидимым течением. За спиной прогремел последний зов сотни горнов. Племя следовало за чернокрылой птицей, указывавшей путь к земле.

Когда на горизонте показался зелёный каменистый берег, солнце достигло зенита. Волны накатывали на сушу, где раскинулись крупные, поросшие мхом и водорослями валуны, со спокойствием штиля. Лодки полулюдей-полурыб всё с той же скоростью подплыли к пляжу, а чудесные кони высадили наездников на песчаном мелководье. Лишь теперь северяне и их южные спутники поняли, как сильно продрогли в водах зимнего океана.

Гребцы, взяв исписанные таинственными узорами доски и вёсла в обе руки, взошли на усыпанный галькой берег. Один из морского племени, что прихватил с собой знамя с вышитым на нём драконом, передал трофей вышедшему навстречу соплеменнику. Вид его ужаснул спутников: тот был ещё менее человек и ещё более рыба, а точнее, акула с узкой головой, зубастой пастью и длинными щупальцами вместо волос. Ростом чудовище выше и статью шире, чем сородичи, его серая рыбья кожа покрыта светящимся голубым рисунком, а из одежды — шипастый панцирь— наплечник, закрывающий часть груди, и того же материала наручи. Чресла существа прикрывает рыбацкая сеть с вплетёнными в неё водорослями и украшениями-раковинами.

Людорыб повернул узкую морду, приглядываясь перепончатым круглым глазом к знамени, затем так же подозрительно глянул в сторону пришельцев и направился к деревне.

К слову, была то рыбацкая деревенька с виду и обыкновенная, и волшебная. Викинги узнали в этих берегах знакомые северные пейзажи с обилием зелени, которая по весне оплетала и крыши низеньких домов. Отличались постройки неведомого племени тем, что стены их просмолены дочерна и вокруг уложены высокой каменной кладкой, оставляя место для прохода. Кровли домов диковинно приподняты, напоминая выдающиеся вперёд носы кораблей. На чердаке у каждого небольшое и единственное окошко. Те домики, что кладки не имеют, приподняты на сваях, а стены у них нарочно сделаны сквозными: там сушится рыба и хранятся съестные припасы. Имеются перекладины для сушки снастей и харчей и во дворах, сооружённые из обтёсанных тонких брёвен.

В воздухе стоит запах сырой рыбы, дыма и морской соли, разгоняемый порывистым ветром. Путники отметили, что в каждом из домов топится печь, а значит, живёт на острове немало народу.

Гребцы, что привезли мореходов в свой дом, без церемоний подхватили чужеземцев под руки и погнали к удалённому храму, выстроенному из просмоленной древесины на холме.

Древнее капище высокое, просторное и многоярусное. Каждый уровень завершается всё более покатой мачтой-кровлей и венчается подобием башенки со шпилем. Коньки двускатных крыш, покрытых берестой, имеются на двух последних ярусах и над входным порталом, что обрамлён мудрёной резьбой по камню. Среди ленточных узоров сокрыты морские мотивы и лики неведомых владык глубин.

Шагнув в портал, путники увидели скромное убранство, дощатые пол и стены с поддерживающими их балками. В главной нише освещённый двумя возожжёнными подвесными светильниками притаился хозяин молельни. Каменная статуя морского божества в полный рост изображает величавого старика с длинными спутанными в жгуты космами и чертами то ли животными, то ли бесовскими. В мускулистых руках он держит по копью, голову покрывает остроконечный шлем, украшенный двумя крупными камнями, а на груди под боевым панцирем натянута кольчуга.

Обращённый монументу стоял человек в ветхом препоясанном бечевой одеянии с капюшоном на голове. Он нашёптывал молитвы, а затем, потревоженный, повернулся к гостям.

Продрогшие и еле живые чужеземцы с трудом подивились бы хоть кому-то после увиденного и испытанного, но вид старика в хламиде встревожил их вяще прежнего. То был не человек и не рыболюд, а сморщенное обезьяноподобное существо с человечьим ртом и глазами. Синеватую кожу его украшают рисунки в виде светлых полос, подбородок покрыт белёсой пушковой растительностью, мягкой на вид. По оттопыренному капюшону ясно, что острые уши незнакомца велики и торчат в стороны.

Тут в капище залетела большая ворона, усевшись на голову статуи.

— Что ж. Не знаю, зачем вы явились, чужестранцы, но Мананнан внимал моим молитвам. Пар океана утих, мы нынче в безопасности. — старец сделал ещё шаг вперёд. — Моё имя Диан Кехт, а остров этот зовётся Хильдаланд. Здесь я старейшина и главный врачеватель.

Трэллы и их хозяева разом выдохнули. Йормундур, весь побитый и с коркой крови на виске, засмеялся и похлопал Ансельмо по спине.

— Хм, чтоб не слечь с лихорадкой, вам бы переодеться в сухое да посидеть до вечера у очага. — добавил Диан Кехт. — Прикажу моим детям сварить снадобье от простуды… и душевного волнения.

По велению старейшины поселенцы отвели гостей в просторный дом. Решено было хорошенько пропарить путников в бане, да только любящие прохладу и влагу рыболюды к жаре непривычны и парилень отродясь не строили. Диан Кехт приказал в кратчайший срок найти лучшие брусья и смастерить баньку, куда выйдут и несколько мужей, и вместительный чан для купания.

Для Олальи поселенцы исхитрились ещё пуще: приволокли огромный железный чан, подвесив его над кострищем, залили пресной водой, бросили хвою и ароматные травы, а затем пригласили искупаться и саму гостью. Хоть девушке было поначалу дико вариться, как окорок в супе, вода оказалась не слишком жаркой, ломка в костях скоро прошла, наполнив тело приятной слабостью.

Дети Диан Кехта — юная дева, ровесница Олальи по имени Аирмед, и мальчик, зовущийся Октри — оказались на вид той же породы, что и отец, а заданьем их было хлопотать над пришельцами. Аирмед, умудрённая травница, нашла в сумке Олальи много полезных растений, которые употребила для целебного чана и другого снадобья, намешанного с маслами. Когда о тире позаботились достаточно — а работа у отпрысков спорилась, — Диан Кехт явился к трём мужам, чтобы забрать их в готовую и натопленную парильню.

Йорм, Стюр и Йемо, понятное дело, не поверили ушам, но стоило выйти за порог и пройди шагов двадцать, как заиграл дымок под хмурым небом и послышался весёлый скрип поленьев. Там, где только что распростёрся голый холм, стояла свежесрубленная баня, да такая ладная и изукрашенная, будто мастера трудились над ней не одну декаду.

Подведя гостей ко входу, им предложили скинуть промокшую рвань, что когда-то была им одеждой. Ансельмо с согласия хозяина избавился от железного ошейника. Аирмед, не глядя на мужскую наготу, собрала все вещи, но рядом с рослым Йормундуром на миг запнулась.

Викинг разглядел её лицо: синеватая кожа с крапинками и бородавками, стоячие торчком уши в круглых серьгах, длинная чёлка распалась по щекам двумя крупными локонами, а волосы убраны на макушку и скреплены заколкой. Она и младший Октри не так уродливы, как отец, и всё ж нос девушки, пусть и не обезьяний, сгорблен и чересчур велик. Ну а глаза — невинные и человечьи, цвета холодной стали.