Как и думал Махун, Доннован мак Катейл не чаял одолеть Дал Кайс, но поставил целью задержать преследование остманов как можно дольше. Многие часы упорного натиска и своевременная замена бойцов в первых рядах дали свои плоды: враг отступил. Пока командующий отводил потрёпанные войска на север, в свою вотчину, Бриан с юнцами-хобеларами вихрем ворвались на холм, разогнав мешающихся прислужников риага.

— Брат! Дай приказ идти на Лимерик! Нужно отомстить за смерть отца и лесных братьев! — мечущий танист и не думал спешиваться, готовый после изнурительного боя так же долго гнать солдат до самых стен вражеского лонфурта.

Махун был иного мнения и думал лишь о трапезе, которую и так порядочно отложил, что случалось крайне редко. Памятуя, как риаг самолично подставил Кахала с товарищами под секиры берсерков, словно пешки в шахматной партии, Брес от имени своего покровителя дал Бриану добро и столько людей, сколько понадобится для погони.

Посадив хобеларов и часть пехоты на оставшихся от конницы и обоза скакунов, младший отпрыск Кеннетига достиг берегов дельты Шаннона к закату дня. На своём пути гэлы не встретили никакого сопротивления, и когда городские врата открылись перед Брианом, в чернеющих водах реки он узрел лишь далёкие огни отчаливших драккаров. Все подчинённые Ивара трусливо бежали с ним, в Лимерике осталась лишь горстка стражников да местные поселенцы. В минуту высочайшего напряжения, когда развязка была почти осязаема, Бриан и его братья по оружию ощутили одно и то же: скопленная злость разрывала внутренности, а на глаза упало глухое забрало. Отроку почудились громовые раскаты, небо над головой завихрилось, в нём кружили жуткие тени и слышались взмахи вороньих и совиных крыльев. Со свистом ветра сплелись тревожные неразборчивые голоса, но мало-помалу они соединялись в один дьявольский хор, крича: «Убей! Убей! Убей!». Умоляющие женские голоса просили крови, стонали и смеялись, обещая ни с чем не сравнимое наслаждение, избавление от боли и сомнений. «Упейся их горем! Отомсти! Воздай должное! Покажи свою силу! Восстанови справедливость! Будь беспощаден! Ненавидь! Убей! Убей! Убей!»

Доскакав на коне до пристани, Бриан выдернул из земли горящий факел на длинном древке, пламя поднялось над головами дружинников, как знамя.

— Мой отец Кеннетиг был героем! — танист повернул скакуна к побратимам. — Он умер, потому что боролся за свой дом, за нашу землю с паразитами, которые могут лишь кормиться на чужой беде и смерти! — ломающийся мальчишеский голос задрожал. — А потом они пришли за моей семьёй. Измывались над матерью, чуть не убили Блатнайт, хотели расправиться с братом!.. — ноги пихнули коня по бокам, направив к жилым кварталам. — Не знаю, как вы, но я выжгу их дом дотла!

Жители берегов Шаннона поговаривают, что закат того дня, когда Бриан мак Кеннетиг взял Лимерик, был особенно кроваво-ярким. Хоть зимнее солнце не показалось за плотными тучами, юный наследник Северного Манстера возжёг своё собственное, а река разнесла пепел и горящие щепки так далеко, что сам беглый конунг узрел судьбу своего города.

Беготня в Сеан Корад поднялась, ещё когда дозорные лишь завидели вдалеке приближающееся людное войско с горящим мечом на алых стягах. Гвардия шагала с запада, ведя за собой толпы пленников, а страже до смерти не терпелось узнать о случившемся. Позволив воинам разбирать обоз награбленного и ничейных фуидиров, Бриан с братом и хобеларами вошли в замковые врата. В мощёном булыжником дворе как всегда носилась озабоченная домашними делами прислуга. Конюхи забрали у знатных отроков уставших с дороги скакунов, кухарки носили вёдра и корзины харчей, кто-то резал курицу или поросёнка, другие расчищали снег и кололи дрова. Извечный шум знакомых голосов, запахи дыма, конского стойла и жареного мяса дали отвести душу впервые за несколько дрянных дней.

Не утруждаясь приказами и заботами, Махун, Брес и их подручные прямо зашли в замок, мечтая о плотном обеде и сне в хорошо протопленной спальне. Бриан проследил, дабы укутанную шкурами Блатнайт перенесли в дом на носилках. Нянька лишь подняла голову, чтоб увидеть прибежавшую Бе Бинн и махнуть младшему воспитаннику рукой, дескать, не беспокойся. Шмыгая простуженным носом, Бриан подошёл к вечно издёрганной матери. За спиной у неё два мужика таскали из воза набитые чем-то мешки.

— Милый, почему Махун исчез, ничего не сказав? Что-то случилось? Ах, вы хотя бы живы! — Бе Бин стала нервно ломать пальцы, меж бровей проступила длинная морщина.

— А Махун когда-то что-то молвит? — Бриану хотелось скорей закончить разговор, чужих печальных глаз взор даже не касался. — Мы победили, хотя их было больше. Лимерик взят. И ещё нас предали Эоганахты.

Бе Бин вздохнула так, будто собирается упасть в обморок. К хозяйке замка подоспела видная, несмотря на возраст, старший, чем у госпожи, дама. Волосы она убрала под белый платок, перехваченный медным обручем, а поверх синего платья набросила такого же цвета плащ, украшенный куницей и серебряной вышивкой.

— Всё хорошо, Лаувейя, — Бе Бин сжала тронутую годами руку красавицы.

— Потерь очень мало — спасибо Махуну. Будем ждать поправки Блатнайт, искать новых рекрутов. — Бриан косо глянул на Лаувейю, та сладко заулыбалась, отчего выступили яблочки розовых щёк и частые морщинки у ясно-голубых глаз. — Ивар успел сбежать на свой остров — червь подкожный… Мы его достанем, но сначала — Молла. Пойдём прямо на Кэшел.

Женщины округлили глаза пуще прежнего.

— Что ты говоришь, милый? Это ард-риаг, сюзерен всего Манстера! — воскликнула мать таниста. — Мы займём замок Кэшел? Как же Киллало? На кого оставить Сеан Корад?

— Да не забегай ты вперёд, — Бриан сморщился от жужжания болтливой Бе Бинн, глянул на грузчиков с тюками. — Ты новых слуг наняла? Кто эти два здоровяка?

Дамы тревожно заозирались, лицо хозяйки осветила улыбка.

— О, это не фуидиры, а перегрины. Йозеф и Штерн. Они паломничают в наших землях, попросились поработать за еду и ночлег. Божьи люди — как им откажешь? Говорят, сама Дорофея их принимала.

— Да что ты? — юнец подозвал бродящих в сторонке хобеларов, которые, звеня доспехами, подбежали к побратиму. — Ребята, ну-ка подведите сюда этих двоих! Не удивлюсь, если притащили на себе чумные язвы или проказу.

Не без труда дружинники пинками подогнали к танисту плечистых рослых мужей, которым происходящее явно было не по нраву. Грозя заточенными копьями, перегринов повалили на колени в снег, и не успели те озадаченно замереть, как воины распороли на их груди длинные рубахи. Власяницы соскользнули с плеч на колени, заставив женщин вскрикнуть, а отроков насторожиться, взявшись за рукояти. Ярко-синие наколки с узорочьем северных племён гэлы видели только у остманов и морских рейдеров. Сбивчиво дыша, Стюр с Йормундуром в смятении глянули друг на друга, но с уст не слетело ни слова.

— Мама… — Бриан тяжело выдохнул, покрутил рыжей головой. — Это не прокажённые, но ты превзошла себя!

— Да это лимеркийцы! — вскричал мальчик по имени Диармад, нога с размаху пнула сугроб, окатив викингов грязным снегом.

— Стражников ко мне. Швырнуть обоих в клетки. Я иду спать.

С этим танист снял перчатки и, махнув длинным плащом, удалился в замок.

— Но почему северяне не могут быть христианами? — заметалась Бе Бинн, глядя, как уводят в темницу полуголых перегринов, держа их за шеи печными ухватами на длинных древках. — Это большой грех, Бриан! — госпожа метнулась к Лаувейе, но та была слишком увлечена двумя заключёнными, а на алых устах играла едва заметная ухмылка.

Откуда ни возьмись на головы конвоиров слетел ворон, с пронзительным криком крылья стали бить то одного, то другого витязя, но стоило птице увильнуть от маха руки, как она угодила в раскрытый мешок. С гадким хихиканьем шут, которого мгновеньем назад и близко не было, затянул узел и потащил трепыхающуюся тварь с собой в замковые покои:

— Спорил чёрный вран с сорокой: кто гнездо красивей свил? У сороки злата много, тюк — и кумушку убил!