— Признаю, — голос сына Кеннетига хоть и остался бедным на эмоции, но не дрогнул.

— Тебе есть, что сказать своим людям?

Повисло мгновенье молчания. Законник Манстера с любопытством подпёр щёку длинным пальцем, его соседи выжидающе сцепили руки. Блатнайт опустила тяжёлую ладонь на плечо Бриана, в которого уже вцепилась острыми ногтями раздираемая неизвестностью Бе Бинн. Брес глядел в золотые глаза, не моргая, и только беспокойные пальцы судорожно перебирали край плаща.

Махун натужно вгляделся в пламя очага. Угли и поленья свистели, теряя воздух, а рыжие языки безустанно превращали в пепел всё, до чего могли дотянуться. В следующий миг огонь ясно отразился в волчьих глазах и, разгораясь, наполнил их. Махун высоко поднял голову.

— Верные воины Дал Кайс! Я обращаюсь к каждому из вас!

— А теперь начистоту, Йорм. То есть это не шутка, и мы сейчас плывём не в Испанию? — Стюр широко развёл руками, присев одним боком на край борта между скамьями для гребцов. Вёсла Метлы волн по-прежнему рассекали валы, не зная усталости и натуги.

Русоволосый северянин тем временем уминал копчёную форель, отрывая кусочки не походным ножом, как делал раньше, а прямо зубами и отправляя с усладой в рот.

— Мне надо в Ирландию. — глянув за скамью, на которой удобно устроил гузно, кинув под него шкуру козерога для утепления, викинг достал большой рог в железном ободе.

Стюр громко и фальшиво засмеялся, карий глаз мелко дёрнулся несколько раз, и тут же губы берсерка угрюмо сжались.

— Значит очередная авантюра, да, дружище? Что этот лепрекон тебе наплёл, выкладывай как на духу!

Йормундур нехотя привстал, кривой рог наполнился свежей брагой из разрисованного морским орнаментом сосуда, и с довольным видом бездельник вернулся на нагретое место, смочив усы в ароматной пенке.

— Стюр, я всё понимаю. Ты всё ещё в первых рядах… по праву! Ты нужен Гундреду, дома ждёт семья, когда ты вернёшься с трофеями. Но взгляни на меня. — отсалютовал рогом Йормундур. — Я всё делаю вполсилы. Чтоб бражки налить, и то надо исхитриться! Моя песенка, считай, спета. Поищу лучшей жизни… да в той же Эйре! — и северянин замурлыкал себе под нос одну из походных песенок, с наслажденьем сёрбая из сосуда. — Кстати, корабль твой, как только причалим к суше.

Черноволосый воитель твёрдой поступью прошествовал по качающейся палубе к скамье приятеля, изношенный высокий сапог из дублёной кожи упёрся в соседнюю лавку.

— С каких таких пор Хакон Могучий бросает на произвол своих раненных воинов? Тем паче воспитанника, которого звал родным сыном? В Норвегии тебе уготован свой кусок земли и жалованье, а брагу могут наливать трэллы. Один такой у тебя уже есть. Кстати, ты в курсе, что он мнит тебя своим батей или старшим братцем?

— Я освободил мальца, если ты забыл. — Йорм украдкой глянул на Йемо, который перехватил взгляд попутчика, греясь у каменного очага. — А про моего опекуна ты погорячился, братец. Калекой он меня и за своего не признает, такова уж его любовь. Да, Хакону лучше передать, что меня забрали валькирии на очередном побоище.

— Странно. Я всегда мечтал попасть в Вальгаллу с тобой рука об руку. Но я не могу просто так отказаться от одеяния берсерка и службы Гундреду. Может, тебе не понять, но я добивался места в дружине сам и на этом не остановлюсь. Мой долг не исполнен. — Стюр со вздохом глянул на виднокрай, где солнце касалось моря, и, позвякивая ножнами, побрёл в сторону кормы.

Когда кувшин с брагой порядочно опустел, Йорм ощутил себя достаточно готовым к важному разговору. Шатаясь уже не от качки, а от тяжести в голове, викинг подсел к Олалье, что за плошкой похлёбки беседовала с Йемо у жаровни. Девушка брезгливо отшатнулась, вдохнув стойкий смрад выпивки, смешавшийся с запахом нормандца.

— Боже, от тебя несёт хуже, чем от этих финфолк!

— Да ну, а по мне, так ваше племя моется лишь по редким праздникам. Грязь защищает вас от этих, как бишь… миазмов? — Йормундур сощурился, с оценкой разглядев смущённого Йемо. — Я этого не говорил, лады? Смотрю, ты красиво подстригла мальца. А меня так сможешь?

Ансельмо с Олальей вылупили глаза пуще прежнего.

— С ума, что ли, сбрендил? Будь у меня такие волосы, в жизни бы не рассталась!

— Понимаешь, милая, они, скажем так, ясно дают понять, откуда я и чем промышляю. Если хочешь, могу подарить, только срежь покороче. — северянин, посмеявшись, икнул.

— Разве викинги не остригают волосы, когда их побеждают в бою? — спросил Йемо.

— Разве это не красноречивое тому подтверждение? — поднял изувеченную руку норманн. — Между прочим, лишить славного воина локонов — честь, ведь в них большая сила таится.

— Ну и что, у тебя рожа поганого, и всё понятно даже без гривы по пояс! — Олалья с похабной ухмылкой поднесла к губам деревянную плошку, чтобы выпить остатки рыбного бульона.

Йормундур уже в уме подобрал словечко, прекрасно описывающее девчонку, но сдержался ради своей миссии.

— Ты тоже так считаешь? — небесные глаза с налётом невинного недоумения вперились в Йемо.

— А на кого ты хочешь походить? — подхватил насмешливый тон юнец.

Северянин почесал в пышной светлой бороде:

— Ну, скажем, на гэла.

— Помнится, в нашей епархии бывал пилигрим из Ирландии. Он был рыжим и со странной тонзурой от уха до уха. — обратился монах к землячке, которая одобрительно закивала.

— С говором он что будет делать? — девица погрузила половник в чан, чтобы выловить мелкую рыбёшку. Недоеденные головы она собиралась отправить за борт, но Йорм шустро перехватил плошку.

— Чего харчи зря переводишь! Я доем. А говорить и не обязательно: могу прикинуться немым.

— Ну-ну. Не забудь глаза выколоть для пущей достоверности. — Олалья вгрызлась белыми зубками в рыбье брюхо. — И рожок прихвати, из которого пьёшь, чтоб подачки собирать и трубить, как припрёшься в очередную деревню.

— Йорм, для чего весь этот балаган? Ты скажешь наконец? — возмутился Ансельмо.

Викинг высосал из рыбьей головы остатки плоти, объедки полетели за спину, а густые светлые брови сошлись на лбу в тяжкой думе.

— Клятый йотун, в одиночку и впрямь туго! — Йормундур оставил трапезу, отойдя к дальней мачте, рука с тяжестью обвила толстое дубовое бревно.

По другую сторону мачты выглянуло растерянное и бледное лицо Йемо. Он хранил тишину, надеясь, что упрямец сам заведёт откровенную беседу. Не глядя на субтильного невысокого монаха, Йормундур промолвил низким голосом:

— Вот что. Ты своего слова не сдержал. Я передумал и тебя не отпускаю. Ты трэлл.

— Пошёл к чёрту, — неожиданно для себя отрезал Йемо и тут же охнул, когда могучая ладонь бывшего господина сжала ему глотку, а спина и затылок ударились об мачту.

Лоб викинга покрыла испарина. Пьяное дыхание напомнило ту самую ночь на Аросе, вот только на сей раз Ансельмо и вправду есть, что ответить.

— Как достигнем острова, идёшь со мной, и это не обсуждается.

— И куда же? — с издёвкой на губах прошептал Йемо, ведь сжатое горло почти не давало говорить.

— Во владения клана Дал Кайс. Будешь изображать того, кого я прикажу. На месте разберёмся. И Метла волн тоже моя.

— Не в этой жизни. Мы с Лало…

Нормандец подхватил подростка подмышки, и пятки с силой ударились о палубу, так что Ансельмо до крови прикусил болтливый язык. Под ноги брякнул рунический камень, который Йормундур пнул под одну из лав.

— Пора понять, что твоя девочка променяла тебя на хрен побольше, — осклабился северянин, на лицо которого всё больше наползала демоническая тень.

— Закрой свой чёрный рот и убери от него руки. — откуда ни возьмись выскочила Олалья, спрятав друга за хрупкими девичьими плечами. — Ничто и никто не в силах нас с ним разлучить!

Сердце Ансельмо забилось так, будто всё это время лишь спало в оцепенении. Йорм попятился назад, держась за живот от смеха. Тут на бражника накатил лёгкий приступ дурноты, сотрясший широкую грудь.