Поутру заплывшие от отёка глаза Блатнайт раскрылись так рано, будто её ждал очередной урок на ристалище. На удивление, Бе Бинн тоже была на ногах, и по зову прислуги скоро впорхнула в покои преданной стражницы. Госпожа распорядилась в завтраке для раненной, очаг же следовало очистить от золы и заново растопить.

— Ну как твои рёбра, милая? — печальная мать семейства застыла в изножье кровати, опущенные ладони кротко сцепились.

— Не сломаны, хвала Бригите. — Блатнайт в льняной сорочке закряхтела, силясь встать в постели. — Будь добра, отвори ставни. Хоть погляжу, что там за шум во дворе.

Бе Бинн покорно открыла окно, и с помощью заботливых рук хозяйки больная оторвала спину от перины. Оценив происходящее в стенах Сеан Корад, воительница обомлела: в ворота въехала группа благородных, явно нездешних всадников, за ними гналась деревенская детвора с приветственным галдежом, а фуидиры прерывали работу, дабы низко поклониться почётным гостям.

Тем часом на своём острове Дорофея созвала конхоспит, раздавая указания на целый день: забот у прихода как никогда много, но до вечера настоятельнице придётся улаживать дела поважнее. Заслышав это, Йемо поспешил разузнать, что отправляется игуменья в замок риага на пир с послами-англичанами. Вестимо, связи за морем церкви не помешают. После жарких уговоров Дорофея сжалилась, чтобы взять с собой и парочку перегринов с оговоркой, мол, те будут помалкивать. После обедни, нарядившись в чистые рясы, Ансельмо и Олалья с наставницей сели в лодку, отправившись к маячащей за деревьями башне.

Махун с Брианом принимали посланников в больших палатах, увешанных по стенам трофейным оружием и громоздкими пыльными полотнищами флагов, свисающих, подобно гирляндам. Поставленные в ряд длинные сосновые столы тянутся от парадного входа до самого трона риага, которого окружают кресла матери, таниста и первого помощника. Здесь столешница расширяется, обретая чудную неровную форму: плотник сохранил природную кривизну ствола и его благородный рисунок. Рассажены высокие гости по длинным лавам. Перед ними — богатые яства, вина, пиво и мёд. Зажаренные на вертеле кролики, куропатки и свежая рыба поданы как закуски перед королём стола — откормленным лесным боровом с румяным яблоком в зубах. Для увеселения в Сеан Корад пустили бардов, жонглёров и музыкантов, что крутились то по одну сторону от дворян, то по другую. Бренчание лютни, свист дудок и бой барабанов перебивали бьющие о полные тарелки серебряные ложки да стучащие по столу медные кружки. Развесёлая публика бросала под ноги артистов звонкие монеты, и те исполняли чьи-то любимые похабные куплеты.

На пир правитель созвал своих хобеларов и военачальников, брегонов, вдов Кеннетига и ближайшую родню. Ближе к дверям зала расселись сами пришельцы — английские тэны, служащие сановниками и военной элитой при дворе короля Эдгара Миролюбивого. На доспехах и плащах воителей — золотая крылатая виверна, хищно разинувшая пасть со змеиным языком. Тэны держались дружелюбно и просто, а гэльская дружина охотно заводила с ними беседы. Между делом соседствующие островитяне обсудили славную битву при Сулкоите и столкновение галисийцев с нормандцами в Форнелосе, из-за которого на юге материка нынче тут и там полыхают пожары и разоряются города.

— Неспокойно и в северных землях, — подметил англичанин, помахивая наколотым на нож дымящимся крылышком. — Наш посол передал, мол, княжество русов осталось без регентши. Хельга или Ольга, как зовут её там, что приняла наконец христианскую веру, приказала долго жить. Теперь сын её Святослав вернулся из походов в Киев, а о беде его живо прознали вражие кочевники.

Когда заговорили о смуте в Испании, сидящие подле Дорофеи Йемо и Олалья заволновались, но быстро взяли себя в руки, обменявшись молчаливыми взглядами. Стюра с Йормом было не видать, и в голове Ансельмо стали метаться идеи, что викинги вполне могли запропаститься по неведомой просьбе Диан Кехта или вовсе отчалить назад на большую землю — чем чёрт не шутит?

Тэны завели речь о мудром правлении Эдгара и о взаимной выгоде, которую могла бы принести Дал Кайс связь с таким надёжным и могущественным домом, как Уэссекский. Когда невозмутимость Махуна заметно обеспокоила англичан, Бриан и Брес, забыв о неприязни, зашептались:

— Он им ответит, или чего мы ждём?

— Я ими займусь.

Кудрявый молодец поднёс ладонь ко рту и наклонился к уминающему обед риагу. Тот пошевелил губами, Брес приосанился, и тэны наконец приготовились слушать.

— Риага интересует, водит ли Эдгар какие-либо дела с Эоганахтами? И зачем королю враждовать с Моллой, ища дружбы с нами?

— Извиняй, любезный, но отчего риаг сам не спросит? — встрял один из британцев.

— Охрип, — фальшиво улыбнулся Брес, подивившись своим же словам. Бриан понурился, пряча глаза за козырьком ладони. — Сорвал голос во время сражения. Ну знаешь, отдавал команды…

Меж тэнами прошло негромкое бормотание.

— Эдгар и его советники из витана считают Дал Кайс лучшими претендентами на манстерский трон, нежели избранники ангелов, гонящиеся за красивой родословной. — крикнул посланник из того конца залы.

— Хм, пожалуй, договор о ненападении пришёлся бы… — пустился в рассуждения Брес, но сосед так отдавил ему ногу, что довелось принять грубый намёк.

— Что насчёт требований? — вмешался нахмуренный Бриан.

Тэны ехидно заулыбались молодости и серьёзности таниста, но с ответом не помедлили:

— Мирное соглашение витанагемот предлагает подкрепить обменом заложниками.

Повисло долгое безмолвие. Музыканты заиграли на лютнях лирическую балладу, вторя витиеватым строкам саги. Кусая губы, танист оглядел гостей, и рыжеволосая голова безнадёжно склонилась к Бресу.

— Риаг подумает, — советник деловито сложил руки на столешнице. — Наслаждайтесь трапезой, дорогие гости.

Неожиданно Дорофея позволила своим покровителям выиграть время: подойдя к тэнам, она любезно затеяла беседу о христианской церкви и её общности по всей земле, что определённо понравилось английским посланникам. Тэны пригласили даму присесть подле них и уже не глядели в сторону хобеларов, между которых затесались трое новоприбывших, облачённых в туники, пластинчатые доспехи и кованые наручи.

Растерянная и опечаленная Олалья, которой кусок в рот не лез, несмотря на скудную и неаппетитную кормёжку при оратории, подняв голову, разом обмерла. Посреди двух гэльских вояк сидел её Стюр, но одетый в точности, как гвардейцы риага.

— Йемо! — дева пихнула друга в плечо, так что он выронил ложку. Проследив чужой шалый взгляд, монах быстро понял, что к чему.

Стюра отмыли, привели в порядок, причёсанные волосы аккуратно легли на плечи, и только запущенная борода добавляет непривычной суровости. Повязки на глазу воин тоже лишился, так что преспокойно сверлил взглядом чужаков, оценивая обстановку. С такими же молчаливыми, как он, соседями берсерк, однозначно, не ладил: те зажали его, будто надзиратели, но виду не казали. Олалья поняла, что по ту сторону стола Стюр не замечает их с Йемо. В попытке привлечь внимание своей кружкой девица опрокинула графин вина, и трапезничающие хобелары громко охнули. Наконец норманн соизволил повернуться, очи округлились от неожиданности и больше не могли оторваться. На милом сердцу лице Олалья в страхе прочла крайнее беспокойство и бессилие. Ансельмо больно сжал руку, напомнив о своём присутствии.

— Друзья-англичане, позвольте вопрос! — Бриан высоко поднял чашу, тэны отвлеклись от общения с игуменьей. — Есть ли вести о морских конунгах и их великой армии? Появляются их суда у ваших берегов?

Посланники стали угрюмы, будто танист нарушил своими речами табу.

— Уж появляются, коль скоро Эдгар отстёгивает им данегельд, то бишь датские деньги.

— Вы тому не рады? — прохладно ответил Бриан.

— Мы бы рады навек вытурить эту погань, шныряющую по Северному морю! Да только язычников, как падаль, там и сям приносит волнами на наши берега!