— Да благословит вас Господь!

— Твой жених, может быть, поверит, что у меня есть сердце, — отвечала княгиня с улыбкой и, пользуясь минутой общего замешательства, быстро выхватила из-под груды кружев таинственный пакет и спрятала его за свой корсаж.

Между тем Галлони и офицер совещались о том, как им следовало поступить. Последний утверждал, что не стоило терять время в этом магазине, так как следовало арестовать еще других заговорщиков.

— К тому же, — прибавил он, — к чему вам теперь эти бумаги? Вы ведь уверены, что они не попадут по назначению.

— Но если я не достану бумаг, то как оправдаю арест этого человека? — отвечал Галлони.

— По-моему, вам следует отправить арестованного в тюрьму, а завтра произвести здесь добавочный и более основательный обыск.

— Хорошо, вы оставьте здесь часовых, а я завтра явлюсь сюда с умелыми рабочими, и мы перевернем все вверх дном.

С этими словами он удалился и приказал знаком, чтоб повели за ним Фабио.

Прежде чем переступить порог, юноша обернулся и крикнул трем женщинам, не спускавшим с него глаз:

— Благодарю вас от всего сердца. Вы более чем спасли меня. Простите за причиненное вам огорчение. Я буду в тюрьме благословлять вас и молить Бога, чтоб справедливое дело совершилось без меня…

— Довольно болтать, — перебил его Галлони, снова появляясь в дверях. — Марш! А вы, поручик, прикажите, чтобы здесь ничего не трогали до моего возвращения.

— Эти дамы свободны? — спросил офицер, указывая на белошвеек.

Бросив взгляд, полный ненависти, на княгиню, он быстро исчез.

— Да, временно, — отвечал сыщик и прибавил про себя, — и третья.

Пока офицер оставался в магазине, расставляя часовых и отдавая им инструкции, Шарлотта себя сдерживала, но как только он удалился, то она громко зарыдала:

— Бедный Фабио. — говорила она сквозь слезы, — как тебя спасти!

Старая тетка не плакала, но нежно проводила рукой по волосам молодой девушки и тихо говорила:

— Ты видишь, как скоро оправдались мои слова, я тебя не упрекаю. Я также виновата, что раньше не догадалась о происходившем вокруг меня. Быть может, вы послушались бы моего совета, и горе не случилось бы. А теперь остается только плакать, бедное дитя мое, плачь, плачь!

Смотря на этих бедных женщин, княгиня Сариа невольно думала:

«Эти две женщины жили мирно, и все их уважали. Они работали и были счастливы. Вдруг набежал шквал, и все погибло. Они будут теперь несчастны на всю жизнь. И что же они сделали дурного? Ничего. Одна из них любит доброго молодца, который отдал себя служению безумной, но благородной идее. Низкий негодяй выдал его, и он в тюрьме. Вот каков стал Милан! То же может случиться завтра во всех семьях, где есть юноша, думающий, мечтающий, надеющийся. Но зачем завтра? Ведь для одного Фабио не подняли бы на ноги всю полицию и солдат. Может быть, в это самое время он не один в тюрьме, а многие, и их жены, сестры, невесты обливаются слезами… Но мне какое до этого дело? Я завтра покину Милан и поеду в Вену, где увижу могущественного, непогрешимого князя Меттерниха. Он научит меня, как получить секвестрованные поместья моего мужа… Однако что я думаю о себе, а эти бедные женщины, что они будут делать? Чем бы им помочь?»

— О чем вы думаете, княгиня? — спросил неожиданно Бальди, о котором она совершенно забыла. — Что с вами? У вас, кажется, расходились нервы?

— Нисколько, друг мой, — отвечала Полина, как бы очнувшись от забытья. — Да и отчего расходиться моим нервам? Было бы безумно обращать внимание на арест какого-то юного заговорщика. Но пора дать отдохнуть этим бедным женщинам. Посмотрите, где мой экипаж, и, если можно, пусть кучер подаст сюда.

Бальди поклонился и вышел из магазина.

— Завтра утром я уезжаю в Вену, — сказала Полина, подойдя к Шарлотте и положив ей руку на плечо. — Если вы желаете, то я выпрошу помилование там вашему жениху.

— Вы слишком добры, — отвечала Шарлотта, — но только я не знаю, захочет ли он этого. Имеем ли мы право без его дозволения просить о помиловании?

— Я уверена, что он будет благословлять вас, если выйдет из тюрьмы благодаря вам, — возразила княгиня, удивленная, что маленькая магазинщица была способна высказывать такие возвышенные мысли.

— Нет, — ответила Шарлотта, печально качая головой, — я убеждена, что он не захочет свободы ценою отречения от своих идей.

— Но в тюрьме он не может служить им..

— Да, но он не изменяет им.

Полина Сариа неожиданно поняла, что дело шло не о покровительстве несчастного, а о том, чтобы сделаться его сообщницей, и, не минуты не колеблясь, воскликнула с жаром:

— Послушайте, против Фабио нет никаких улик; они все у меня в руках. Значит, я могу смело утверждать, что его арестовали по ложному доносу. Я могу рассказать, что негодяи нарочно подбивают неопытных юношей сделаться мятежниками, а потом их выдают самым циничным и позорным образом.

— А вы думаете, — произнесла тетка Шарлотты, неожиданно вмешиваясь в разговор, — что те, которым вы это скажете, не знают всех делающихся здесь ужасов?

— Может быть, и знают, — отвечала княгиня, — но одно дело дозволять ужасы издали, а другое — краснеть за них. Клянусь вам, что я добьюсь помилования Фабио без всяких условий и без всякого стыда для него. Пусть ваша племянница поедет со мной, и мы вдвоем добудем ему свободу.

— Вы слышите, тетя, что мне предлагает княгиня, — промолвила молодая девушка, почувствовав, что не все кончено для нее, а напротив, есть надежда на счастливую жизнь с любимым человеком.

Но не успела старуха еще ответить, как уже снова отуманилось просветлевшее лицо Шарлотты, и она промолвила:

— Что же мы сделаем с бумагами, княгиня?

— С бумагами, — отвечала Полина, — да все, что хотите. Поедемте со мною, Шарлотта, а бумаги вы отдадите вашему другу, когда он будет на свободе.

Дело в том, что хотя княгиня всем сердцем хотела помочь горю бедных женщин, но она вовсе не желала участвовать в заговоре в пользу герцога Рейхштадтского, и бумаги, которые поневоле она должна была хранить, нисколько ее не интересовали. Она с удовольствием отдала бы их юному карбонарию после его выхода из тюрьмы с благим советом их сжечь.

Между тем Шарлотт о чем-то шепотом говорила с теткой, и та громко произнесла:

— Конечно, тебе, дитя мое, полезно отправиться в Вену с княгиней, чтобы выхлопотать освобождение твоего жениха из тюрьмы. Но я-то что буду делать без тебя? К тому же, вероятно, магазин закроют на несколько дней. Знаете что, не лучше ли и мне поехать с вами? Может быть, старуха на что-нибудь и пригодится. Магазин мы оставим на попечение старшей продавщицы Элизы. Ведь в твоем паспорте, Шарлотта, упомянута помощница; ну, вот я буду этой помощницей.

Молодая девушка бросила вопросительный взгляд на княгиню, не зная, как последняя взглянет на подобное злоупотребление ее добротой.

Но в эту минуту в магазин вернулся Бальди и заявил, что экипаж подан.

— Проводите нас, мой друг, — сказала Полина. — Я беру с собой в Вену двух компаньонок.

Обе женщины бросились целовать ей руки.

— Вы хотите взять с собой этих двух женщин? Да это невозможно! — воскликнул граф, вне себя от удивления.

— Тем лучше, я люблю все невозможное. Как вы меня мало знаете, Бальди! Вы уверяете, что меня любите; ну, докажите свою любовь, и это будет вам стоить так мало. Вот в чем дело: эти дамы возьмут с собой самые необходимые вещи, чтобы провести ночь вне дома, занятого полицией, и вы покажете жандармам эти вещи, чтобы их не обвиняли потом в похищении документов. Затем вы проводите нас до моего дома и удостоите меня чести отужинать с нами. Завтра утром мы будем уже на дороге в Вену, а вы скажете вашему губернатору всю правду, именно, что две белошвейки поехали просить у князя Меттерниха помилование для арестованного жениха одной из них.

— Конечно, я могу сделать это. Но вы не боитесь компрометировать себя вмешательством в такое дело?