Она посещала и приглашала кого хотела и отворачивалась от глупых, скучных людей, а вместе с тем светские сплетни не могли набросить на нее ни малейшей тени какой-нибудь скандальной истории. Поддерживая постоянную переписку с князем Меттернихом и эрцгерцогиней Софией, она в то же время выражалась об официальных венских сферах так смело и независимо, что ее подозревали в двойной игре. Но она не обращала внимания на все толки и как только появлялась в светских гостиных, то все прикусывали языки перед ее привлекательной красотой, любезным обращением и остроумной речью. Ее черные глаза так ярко сверкали, что, по словам графа Бальди, безуспешно ухаживавшего за ней три года, его уродство стушевывалось под ее лучезарными взорами.

Неудивительно, что известие об отъезде княгини Сариа всполошило сливки миланского общества.

— Уверяют, что с нее сняли опалу, — говорила одна из посетительниц магазина «Золотые ножницы».

— А разве она была в опале? — спрашивала другая.

— Я ничего не понимаю в ее истории, — отвечала третья.

— Говорят, что она выходит замуж, — заметила четвертая.

— И за князя Меттерниха, — воскликнула пятая, — он, к ее счастью, овдовел.

— Я не люблю таких гордячек, — произнесла гнусливым голосом графиня Скатти, — разговаривая с вами, она словно дарит вас милостью.

— Поэтому-то она так часто и говорит с графом Бальди, — иронически заметила маркиза Руга.

— Это клевета, — неожиданно раздался мужской голос, и все с удивлением взглянули на говорившего.

Это был молодой, скромный юноша, который до тех пор почти скрывался за пышными юбками пожилой аристократки, вокруг которой он вертелся.

— Асканио! — произнесла она строгим тоном, но, по-видимому, мнение юноши разделялось и другими.

— Княгиня Сариа слишком умная и благородная женщина, чтоб терять время на светские интрига, — сказал Луиджи Порта. — Если она действительно возвращается в Вену, то вы увидите, что весь мир заговорит о ней.

— Как вы восторгаетесь ею! — промолвила маркиза Герарда тоном выговора. — Мне пора ехать, а вы, вероятно, Луиджио, будете ждать княгиню Сариа.

— Нисколько. Я провожу вас, если позволите.

И маркиза удалилась со своим кавалером.

Мало-помалу магазин начал пустеть, и вскоре остались только две или три клиентки. Но зато явился новый посетитель — патер.

Аббат Галотти был типичным патером: здоровый, полный, обходительный, он ничем не напоминал, кроме одежды, своего сана. После окончательного падения Французской империи и возвращения австрийцев в Милан многие из духовных лиц сделались активными агентами австрийского правительства. В их числе находился Галотти. Он не питал глубокой ненависти к тем или другим чужестранцам, но находил, что лучше служить австрийцам и пользоваться их милостями, чем компрометировать себя дружбой с французами. Он добился официальной должности, хотя не очень важной, а именно, секретаря провинциального совета, он умел оказывать услуги и в этом скромном звании. Он бывал всюду и знал всех. Ловкий, вкрадчивый, он доставлял необходимые сведения сильным мира сего и производил поборы со слабых; но все это делал мягко, нежно, не возбуждая неприятностей.

Он вошел в магазин «Золотые ножницы», когда все посетительницы покидали его, и, обратившись к Шарлотте, задал ей целый ряд вопросов:

— Вы просили в канцелярии паспорт? Вы отправляетесь в Австрию по делам торговли или по семейным обстоятельствам? Вы едете одна или вдвоем? Надолго ли вы отправляетесь? Какой вы поедете дорогой? В каких городах вы остановитесь?

Молодая девушка сначала смутилась, но потом воскликнула со смехом:

— Неужели надо отвечать на все ваши вопросы? Еще неизвестно, когда я поеду. Я заранее попросила паспорт, чтоб он был готов на всякий случай.

Аббат был удивлен, даже опечален этим ответом.

— Я очень сожалею, — произнес он, — но вы, кажется, не знаете, что императорское правительство не может выдавать условных паспортов. Конечно, такие паспорта были бы удобны, но в последнее время много паспортов затерялось, и потом они очутились в чужих руках. На этом основании его высочество вице-король приказал не выдавать иначе паспорта, как лицам известным и на известную надобность.

Шарлотта снова смутилась.

— Однако, — ответила она, — я не понимаю, как паспорт, выданный на имя белошвейки г-жи Лолив, может нарушить общественный порядок.

— Все возможно. Во всяком случае вы получите паспорт только при условии, что вы определите время, когда им воспользуетесь.

Молодая девушка прикусила себе губу и после минутного размышления сказала:

— Хорошо, я постараюсь выехать в семидневный срок, так как, по-видимому, не паспорта выдаются для путешественников, а путешественники созданы для паспортов.

— Я понимаю, что эти порядки удивляют чужестранцев, — заметил с улыбкой патер. — Вы, кажется, француженка?

— Парижанка.

— Прекрасно. Нам известно, что ваша семья уже давно содействует водворению в Ломбардии вкуса к парижской моде. Но что вы намерены делать в Вене? Основать отделение вашего магазина?

— Может быть. Но прежде постараюсь найти новых заказчиц, а потом увижу.

— Значит, ваше путешествие деловое, а поедете вы одна?

— Нет, я возьму с собой одну из продавщиц.

— А долго ли продлится ваше отсутствие?

— Месяц или шесть недель.

— Хорошо. Теперь не угодно ли вам зайти в канцелярию, указать ваши приметы и уплатить деньги, а затем, вероятно, вам выдадут паспорт. Ах, да, я забыл, вы не берете с собой ни родственника, ни слуги, одним словом, никакого мужчины?

— Конечно нет, но зачем вы это спрашиваете?

— Зачем? Зачем? Это уж касается политики.

— Как политики?

— Да. Проклятые заговорщики постоянно нарушают порядок в наших прекрасных итальянских провинциях. Либералы, бонапартисты, карбонарии, все эти негодяи думают только об устройстве мятежей, и губернатор решил, чтоб помешать их бегству… Впрочем, я заболтался, а время идет. Мне остается только отвесить вам, сударыня, низкий поклон.

Шарлотта поняла, что если ей нужен был паспорт, а в нем была крайняя необходимость и как можно скорее, то ей следовало решиться на смелый шаг. Недолго думая она громко сказала, обратясь к одной из продавщиц:

— Элиза, заверните и пошлите по адресу патера дюжину отборных воротничков, какие делают для монсеньора Дель-Сонцо.

Говоря это, она покраснела, но аббат не изменился в лице и хотя промолвил: «Нет, не надо», но таким тоном, который ясно выражал согласие принять взятку.

— Оставьте, оставьте, — произнесла молодая девушка, — вы увидите, что после нашей работы вы не захотите носить других воротничков, а мне очень приятно доказать вам мою благодарность за вашу любезность.

— Ну, хорошо, — отвечал патер, — а я и забыл, что у меня в кармане всегда есть готовые паспортные бланки. Губернатор мне так доверяет, что дозволяет выдавать их лицам, мне хорошо известным. Дайте мне перо, и я впишу необходимые сведения.

Он вынул из кармана паспортный бланк, сел к столу, вписал в бумагу все, что было необходимо, и, подавая Шарлотте, сказал:

— Вот и готово. Пожалуйте три дуката.

Получив деньги, он взял завернутые для него воротнички и сказал:

— Не беспокойтесь посылать, я и сам снесу.

Потом, любезно поклонившись, он вышел из магазина со спокойной совестью. Недаром он был патером и секретарем провинциального совета.

Не успел исчезнуть за дверью патер, как тетка Шарлотты вышла из-за своей конторки. Это была маленькая, толстенькая, седенькая старушка, в сером шелковом платье и старомодном чепце с длинными завязками. Ее золотые очки, такая же золотая цепочка с ключами и ажурные чулки, обрисовавшие маленькие ножки в миниатюрных туфлях, доказывали, что она принадлежала к достаточной, буржуазной среде и еще не отказывалась от желания нравиться.