Однако этические соображения, связанные с генетической модификацией, не ограничиваются одними лишь потенциальными биологическими проблемами. Остаются вопросы: кто применяет данную технологию и кто получает от этого прибыль? Также присутствуют определенные опасения относительно потери продовольственной независимости и навязывания новой технологии тем, кто в ней не заинтересован или не нуждается. С одной стороны, устойчивый к насекомым-вредителям Bt-баклажан и обогащенный витаминами «золотой рис» могут стать настоящей подмогой бедным мелким фермерам. Если препятствовать их доступу к новым возможностям – особенно без учета мнения самих фермеров и их сообществ, – то это просто приведет к сохранению статус-кво: богатые страны Северного полушария будут по-прежнему единственными, кто получит выгоду от применения новых технологий. В таком случае более справедливо дать бедным фермерам возможность самим сделать выбор, лишь ознакомив их со всеми за и против.
Генетики из Рослинского института – исследовательская работа которых связана с редактированием генов кур – не заинтересованы в том, чтобы убеждать кого-то принять новую технологию, но им хочется, чтобы общественность была хорошо проинформирована и могла самостоятельно принимать ответственные решения. Эти люди совсем не стремятся представить генетическую модификацию как панацею от всех проблем, они не делают из новой технологии культа. Мне кажется, именно в этом и состоит важное отличие университетской науки и технологии, по сравнению с исследованиями, спонсируемыми частными компаниями. В университетах нет места корыстным интересам. Здесь большая часть ученых посвящают себя науке, поскольку считают, что их работа идет на пользу человечеству; они всегда самокритичны, скромны и не склонны к преувеличению своих достоинств, даже когда спонсоры открыто предлагают им это делать. Я уверена, что такая ситуация невероятно раздражает всех руководителей высших учебных заведений, которые обладают предпринимательским складом ума и более заинтересованы в получении прибыли, но именно такое отношение к науке нам необходимо. Финансируемые государством ученые не должны стремиться к увеличению доходов. Они должны иметь возможность следовать свободно за своим любопытством и исследовать возможности, способные принести пользу всему человечеству.
Ни один из генетиков, с которыми мне довелось пообщаться, не пытался убедить меня, что генетическая модификация – универсальное решение всех проблем, тем не менее они видят в этой технологии потенциал для полезного применения и готовы работать вместе с фермерами из развивающихся стран, чтобы вместе открыть этот потенциал. Майк Макгру из Рослинского института с энтузиазмом рассказывал о возможности применения редактирования генов для сохранения видов, но он так же взволнованно отзывался об одном из своих проектов в Африке, спонсируемом Фондом Билла и Мелинды Гейтс и направленном на улучшение поголовья кур в сложных условиях среды. Майк также выразил свое убеждение в том, что технология генетической модификации не должна разрабатываться в тайне, напротив, при таких исследованиях необходимо активно взаимодействовать с обществом. Он поведал мне еще об одном своем проекте: попытке сделать молочных коров устойчивыми к паразитическому заболеванию трипаносомозу, распространенному в Африке, посредством пересаживания корове гена другого животного. «Нужно заранее объяснять людям, что мы собираемся делать, чтобы понять, согласны ли они… нельзя просто навязывать собственные ценности другим культурам».
Самая большая проблема, связанная с новой технологией, – это продовольственная независимость. Ведь сельское хозяйство – это не просто производство продуктов питания, но также источник власти и доходов, и все они сконцентрированы на севере. Существует риск, что новые генно-модифицированные сорта – при всей их урожайности, крепости и устойчивости к заболеваниям – только укрепят то неравенство, что уже существует в мировой продовольственной системе, а мелкие фермеры снова останутся у разбитого корыта. Первое поколение генно-модифицированных культур, например соя Roundup Ready, устойчивая к воздействию гербицида «Раундап», не представляло значительного интереса для бедных стран, однако второе поколение, в отсутствие должного контроля, может отобрать у небогатых фермеров всего мира власть и возможность принимать решения.
Традиционно – по крайней мере, в соответствии с традициями последних нескольких сотен лет – фермеры считались конечными пользователями знаний, а не их создателями. Совсем не так было в начале неолита, да и сегодня в реальности, на поле ситуация совсем иная, будь то рисовые террасы Луншэна или сады и луга Англии. Фермеры не перестают быть изобретателями, они постоянно пробуют новые возможности на практике, и именно они лучше, чем кто бы то ни было, знают свою землю. Исследовательские проекты с участием фермеров с самого начала приносят доход, и фермеры, в свою очередь, гораздо больше заинтересованы в применении тех инноваций, в разработке которых они сами принимали участие. Специалисты по развитию предполагают, что сама система требует коренного пересмотра: инициатива должна поступать с низов и поддерживаться на государственном и международном уровнях, а не навязываться сверху политиками, торговыми соглашениями и правилами, как это делается сейчас.
Подводя итог, мы имеем дело с очень сложной, запутанной, неоднозначной проблемой. Человечество должно придумать способ производить достаточное количество еды там, где это необходимо, адаптируясь к изменению климата и стараясь не ухудшить ситуацию, при этом не забывая о сохранении экосистем и улучшении условий жизни бедных фермеров. Какие бы решения мы ни выбрали, необходимо искать комплексный подход к ситуации. Нам нужна интегрированная, всеобъемлющая стратегия, позволяющая тщательно просчитывать доходы и расходы как на местном, так и на глобальном уровне. Если мы хотим научиться принимать разумные решения ради себя, ради тех, кого мы приручили, и ради диких видов, то нам придется отказаться от противопоставлений и догм. Нельзя рассматривать данный вопрос однобоко: ЛИБО промышленное интенсивное сельское хозяйство, ЛИБО экологически безопасное мелкое производство; ЛИБО использование агрохимикатов, ЛИБО органическое земледелие; ЛИБО создание новых, генетически модифицированных сортов и пород, ЛИБО сохранение существующих. И в каждом случае решение будет свое.
Итак, существует и мировое производство продовольствия, и продовольственная безопасность. Если бы не одно но: проблема остается без решения. Слишком много людей в мире умирают от голода. Нам нужно быстро найти выход из сложившейся ситуации. И если эта задача кажется вам недостаточно серьезной – то как насчет всей остальной жизни на нашей планете? Как насчет видов, которые мы не приручили, – что скажете о дикой природе? Ведь реальное наследие неолита в масштабах планеты заключается не в том, что мы, люди, теперь умеем выживать и процветать, а в том, как эта революция повлияла на остальные виды живой природы – те, которые мы не одомашнили.
Дикая природа
Помню, как десять лет назад мы пролетали на Малайзией, и я с болью и ужасом наблюдала с высоты, каковы масштабы вырубки леса. Холмы и долины теперь были совершенно очищены от покрова древнего тропического леса, а следы бульдозеров образовывали странные рельефные рисунки, похожие на розовые отпечатки огромных пальцев. Там, где земля снова зеленела, растения были собраны в аккуратные ряды – саженцы масличной пальмы. Монокультура занимала обширное пространство, заполняя его правильными узорами рекламно-зеленого цвета. Малайзиец, с которым мы делали съемку, был связан с производством пальмового масла, и я осторожно поделилась с ним своими переживаниями. «Но ведь сами уже давно истребили все леса у себя на островах, – ответил он. – Не вам нас учить».
В настоящий момент человечество использует ресурсы биосферы практически до предела. Около 40 % суши занято пахотными землями, и, по мере роста населения и спроса на продукты питания, сколько еще земли пойдет под сельскохозяйственные нужды, под распашку или для выпаса бесчисленных стад домашнего скота? Возможно ли производить необходимое нам количество пищи, сохраняя при этом биологическое разнообразие и поистине дикую природу?