Пока они говорили, лес шуршал и вздымался, словно наполняющийся ветром парус; казалось, он наполняется окружающей жизнью. Кот опустил взгляд и увидел между колен множество крошечных зеленых существ, кишащих и бьющих ключом из земли. Другие, побольше, порхали на краю его поля зрения. Посмотрев через дорогу, он увидел странных неуклюжих созданий, крадущихся среди деревьев, и маленьких воздушных, шмыгавших от куста к кусту. Кажется, там была высокая зеленая женщина, мечтательно идущая в далеком пятне солнечного света. Кто-то подошел к Коту сзади – он видел только тонкую коричневую ногу – и наклонился, прошептав:

– Спасибо. Никто из нас не забудет.

Когда Кот повернул голову, он (или она) уже пропал.

По покрытой мхом дороге застучали копыта. Единорожиха, которая теперь стояла бок о бок с Сиракузом, видимо, ведя разговор, который она ему обещала, подняла голову на звук.

– А, – произнесла она. – Это идет моя дочь – наконец, она свободна. Спасибо, Кот.

Кот с Марианной невольно вскочили, когда великолепная молодая единорожиха промчалась по дороге и остановилась рядом с повозкой старика. Она была маленькой, проворной и серебристой, с пышными белыми гривой и хвостом. Кот понял, что она очень молода, поскольку ее рог представлял собой лишь кремовую шишку на лбу. При виде нее Сиракуз принял величественный вид и начал гарцевать и подбираться бочком.

– Ах, нет, – произнесла старая единорожиха. – Ей всего лишь год, Сиракуз. Ей год уже больше тысячи лет. Дай ей возможность теперь повзрослеть.

Маленькая единорожиха в любом случае проигнорировала Сиракуза и влюбленно прогарцевала к матери.

– Красавица! – восхищенно произнес Дед.

Он положил на траву еду для Кларча и наклонился, чтобы сосредоточиться на юной единорожихе.

К удивлению Кота, Кларч отвернулся от еды и, неуклюже спотыкаясь, перешел через дорогу, издавая писки, уханья и дрожащий свист. Из леса пришел ответ в виде более низкого свиста, похожего на трель гобоя. Пятно тьмы, которое Кот принял за куст падуба, шевелилось и передвигалось на дорогу, где подняло громадные серые крылья и опустило гигантский клюв, чтобы поприветствовать Кларча. Кот знал, это то создание, которое приземлилось на его башню до того, как вылупился Кларч. Для кого-то столь громадного, она была поразительно грациозна – серо-белая от гладкой покрытой перьями головы до львиного покрытого шерстью тела и покачивающегося хвоста с кисточкой. Она подняла покрытую перьями ногу с шестидюймовыми когтями и нежно, очень нежно притянула Кларча под одно из громадных крыльев.

Конечно, она была матерью Кларча. Впервые в жизни Кот понял, что значит быть по-настоящему, страшно несчастным. Раньше, бывая несчастным, Кот в основном чувствовал себя потерянным и капризным. Но теперь, когда ему предстояло вскоре потерять Кларча, он почувствовал ослепительное жжение в сердце, которое не только опустошило его разум, но и вызвало в центре груди настоящую реальную боль. Он тяжело вздохнул и совершил самый тяжелый поступок в своей жизни, сказав:

– Кларч теперь должен пойти с вами.

Мать-грифонша оторвала клюв от Кларча, возившегося и пищавшего под ее крылом, и обратила на Кота громадные желтые глаза.

– О, нет, – произнесла она глубоким вибрирующим голосом. – Ты вывел его из яйца. Я предпочла бы, чтобы ты его и вырастил. Ему необходимо правильное обучение. Грифоны должны быть не только волшебными, но и столь же учеными и мудрыми. Он должен получить образование, которого никогда не было у меня.

– Я сделал всё, что мог, чтобы обучить тебя, – с упреком заметил Дед.

– Да, сделал, – ответила мать-грифонша и улыбнулась Деду кончиками клюва. – Но ты мог учить меня, только когда я выбиралась по полнолуниям, Дед. Надеюсь, теперь ты сможешь учить меня всё время, но я хотела бы, чтобы Кларч получил воспитание у кудесника.

– Так тому и быть, – сказал Дед и обратился к Коту: – Можешь сделать это для нее?

– Да, – ответил Кот и храбро добавил: – Впрочем, это зависит от того, чего хочет Кларч.

Кларч, похоже, был удивлен, что кто-то спрашивает его мнения. Он вынырнул из-под большого крыла грифонши и рванул к Коту, тяжело привалившись к его ногам, и потерся клювом о сапоги для верховой езды.

– Мой, – сказал он. – Кот мой.

Боль, словно по волшебству, покинула грудь Кота. Он улыбнулся – просто потому, что не мог сдержаться – матери Кларча.

– Я правда позабочусь о нем, – пообещал он.

– Значит, это решено, – тепло и одобрительно произнес Дед. – Марианна, лапочка, сделай одолжение – сбегай в деревню и скажи своему папе, что я скоро прибуду разобраться со всем. Боюсь, он будет не сильно доволен, так что скажи ему: я настаивал. Я последую за тобой, когда приберусь здесь.

Теперь, когда Марианна собралась уходить, Кот осознал, что тоже должен идти. Джосс Каллоу уже наверняка пожаловался Крестоманси. Встав, он подошел к большой грифонше и вежливо протянул руку. Она потерлась об нее громадным клювом.

– Могу я навещать Кларча время от времени? – спросила она.

– Да, конечно, – ответил Кот. – В любое время.

Он надеялся, Крестоманси не будет сильно возражать – он надеялся, Крестоманси вообще не будет сильно возражать. В ближайшее время Коту придется рассказать, что он сделал с мистером Фарли. Он решил пока не думать об этом.

Когда он повернулся, Сиракуз раздраженно бил копытами, поскольку его седло и поводья вернулись. Марианна таращилась на двух единорогов.

– Дед, – произнесла она, – когда старая Молли превратилась в единорога?

Чистивший сковороду Дед поднял взгляд:

– Всегда была, лапочка. Просто она решила не позволять людям это видеть.

– О, – произнесла Марианна.

Когда они с Котом и Сиракузом шли по покрытой мхом дороге, она молчала, размышляя над этим. Не была ли старая серая кобыла, которая отвезла Люка Пинхоу в Лондон, а потом сама вернулась назад, всё той же Молли? Говорят, единороги живут сотни лет. Хотела бы Марианна знать.

Кот позволил Кларчу ковылять за ними следом, поскольку поверхность дороги была так удобна для его ног. Лес вокруг них заполнился зелеными далями, которых раньше не было, и кишел беготней, шорохом и тихими едва слышными голосами. Раздавался и смех – иногда просто радостный, а иногда вредный и насмешливый.

– Ты выпустил весь скрытый народ, да? – спросила Марианна.

Кот кивнул. Он не собирался за это извиняться, даже перед Крестоманси.

– Моя семья будет в ярости, – сказала Марианна. – Они всё время твердят, что их священный долг – держать скрытый народ взаперти.

При этих словах среди деревьев прозвучал особенно насмешливый и злорадный смех.

– Некоторые из них кажутся не слишком милыми, – добавила она, беспокойно посмотрев туда.

– Некоторые люди тоже не слишком милые, – ответил Кот.

Марианна подумала о двоюродном дедушке Эдгаре и тете Джой и сказала:

– Действительно.

Мгновение спустя дорога выбежала на яркий солнечный свет. Они оказались на каменистом мысе, а внизу за длинным зеленым лугом находился Улверскот. Они стояли над церковной башней и могли видеть главную улицу поверх крыши «Герба Пинхоу». Она была тихой и пустой, поскольку все обедали по домам.

Это та самая каменистая часть Улверскотского Леса, подумал Кот, которую они с Роджером постоянно видели, когда пытались добраться сюда. Пока они ждали отставшего Кларча, он посмотрел в другую сторону: поверх обширных полей, горбатых холмов, живых изгородей и белой извилистой дороги, заинтересовавшись, сможет ли увидеть отсюда Замок.

И увидел, как из-за ближайшего холма появляется наистраннейшая ощетинившаяся черная туча. Она растянулась по скошенному полю с одной стороны и пастбищу с другой и будто бы капала, дрожа, над дорогой. Она неслась на них почти с той же скоростью, с какой могла бы ехать машина. От нее исходило что-то вроде сердитого жужжания.

– Что это, ради всего святого? – спросил Кот Марианну. – Рой гигантских ос?