Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Успех праздника, конечно же, во многом зависел от состояния дел на фронте. Что в этот день намереваются делать гитлеровские войска? В Ставке Верховного Главнокомандования все согласились с мнением командующего фронтом Жукова: «В ближайшие дни враг не начнет большого наступления. Он понес в предыдущих сражениях серьезные потери и вынужден пополнять и перегруппировывать войска». И все же фашисты, вдруг узнав о параде, попытались бы помешать празднику не только авиацией, но и ударами наземных частей. Каким образом? Об этом сейчас остается только догадываться. Но вот что, к примеру, сделали наши артиллеристы, когда советские войска приблизились к границам Германии. До прусского города Ширвиндта было 22 километра, орудия же, находившиеся в том районе, стреляли на 17. Артиллеристы пошли на риск. Ночью, работая на малых оборотах, трактор подтащил 152-миллиметровое орудие в зону, откуда снаряды могли долететь до цели. Данные для стрельбы были подготовлены заранее по карте. Бойцы без промедления открыли огонь. 30 снарядов взорвались в городе, вызвав пожары, панику и потери в сгрудившихся на улицах войсках. Артиллеристы успели вовремя и без урона вернуться к своим. Номер знаменитого орудия — 3922 — записан в истории войны.

И вот, чтобы фашисты не предприняли подобных и каких-либо других действий, мешавших параду, было решено на ряде участков фронта утром праздничного дня и накануне вечером завязать бои — заставить гитлеровское командование, штабы и разведку заниматься только этими боями.

Далее следовало прикрыть парад от нападения с воздуха. Для усиления имевшихся истребительных частей были взяты на время самолеты с ближайших фронтов. 550 истребителей стояли на аэродромах, готовые взмыть навстречу врагу.

И фронтовые части, и летчики готовились к защите парада, ничего не зная о нем. Труднее было сохранить тайну от тех, кто пойдет в парадном марше по Красной площади. Это были, конечно, преданные Родине люди. Но тайна есть тайна. До самого крайнего часа ее может знать только узкий круг людей. Генерал Константин Федорович Телегин рассказывает о правдоподобной хитрости, на которую пришлось пойти командующему парадом генералу Павлу Артемьевичу Артемьеву. «Без широкой огласки, по одному вызывал командующий командиров и комиссаров частей и училищ, которые должны принять участие в параде. Не раскрывая планов, он сообщил им, что москвичи хотят посмотреть части, отправляющиеся на фронт. С этой целью Военный совет предполагает примерно в середине ноября в районе Крымского моста провести смотр-парад не только тех частей, которые уйдут на фронт, но и некоторых остающихся в Москве и на ее рубежах. Они должны своим участием как бы скрепить боевое братство и решимость в любую минуту прийти на помощь уходящим. Было предложено в порядке обычных учебных занятий на закрытых территориях усилить строевую подготовку выделенных для смотра-парада частей». О настоящем параде командиры узнают лишь поздно ночью 6 ноября.

А как непросто было набрать части для парада! Он ведь должен быть впечатляющим, мощным — на него будут смотреть и москвичи, и иностранные корреспонденты, и, конечно, гитлеровские лазутчики. А войск в городе мало; те, что есть, несут серьезную службу. Проще, чем другие части, нашли курсантов, пехотинцев, кавалеристов, зенитчиков. Артиллерию для парада пришлось снять с огневых позиций. Танковые батальоны пошли на парад прямо с железнодорожной станции, куда они прибыли из Архангельска.

Может быть, не стоит вспоминать тяготы, неудачи, нехватки тех дней? Ведь мы победили врага!.. Обязательно стоит. И никак иначе. Лев Николаевич Толстой, написавший роман «Война и мир», глубоко изучивший войну 1812 года, говорил о своей работе: «Мне совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с бонапартовской Францией, не описав наших неудач… Ежели причина нашего торжества была не случайная, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений».

Наша победа над фашистами не была случайной. И нам нечего скрывать временные неудачи. А разобраться в этих неудачах — значит быть сильнее, неуязвимее в будущем.

Наступило 7 ноября. Еще затемно потянулись к Красной площади колонны войск. Небо над Москвой было в низких тучах. Шел снег. Зима в том году приближалась быстро, обещая большие холода.

Войска шли к площади, а из Московского Комитета партии во все концы города спешили посыльные на автомашинах с пригласительными билетами на парад. Одним билеты вручались у станков, другим, кто работал в ночную смену, дома. И люди не верили в такое чудо, а поверив, как в былые годы, спешили на трибуны у Мавзолея.

В те дни, полные опасности, никто не выключал на ночь репродукторы — по радиосети передавались важные сообщения, а также сигналы воздушной тревоги и отбоя. Поэтому во всех домах, на всех заводах и фабриках около восьми утра прозвучали привычные по прежним праздникам и такие неожиданные теперь слова: «Говорят все радиостанции Советского Союза. Центральная радиостанция Москвы начинает передачу с Красной площади парада частей Красной Армии, посвященного 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции…»

В 8.00 из ворот Спасской башни выехал на коне принимающий парад маршал Семен Михайлович Буденный. Войска на его здравицу ответили громким «ура», и парад начался.

В тот день в мире не было важнее новости, чем новость о параде. Москва стояла крепко, правительство не бежало на Урал, как об этом твердили вражеские распространители слухов, оно было в столице и твердо руководило обороной страны. Это несказанно радовало советских людей и наших друзей. А в стане врага было полное замешательство. Германия в ноябрьские дни жила ожиданием парада на Красной площади — только не нашего, а своего. Гитлеровские газеты и радио заранее оповестили, что немецко-фашистские войска именно седьмого числа пройдут церемониальным маршем по еще одной покоренной столице Европы. «Когда вы получите это письмо, — писал родственникам фашист Хельцер, — мы будем уже в Москве, промаршируем по Красной площади. Мне и во сне не снилось, что я увижу столько стран. Надеюсь, что буду и на параде наших войск в Англии». Немецкие интенданты для Хельцера и его собратьев по разбою везли парадные мундиры. Куда они девали их за ненадобностью? Скорее всего, раздали по окопам, когда ударили морозы. Фашисты рады были тогда любой тряпке, напяливали на себя все, что попало. Однако парадный мундир — не шуба…

Тысяча четыреста восемнадцать дней<br />(Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны) - i_313.jpg

И. В. Сталин произносит речь на параде войск 7 Ноября 1941 г.

Тысяча четыреста восемнадцать дней<br />(Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны) - i_314.jpg
Тысяча четыреста восемнадцать дней<br />(Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны) - i_315.jpg

Наравне с памятными боями и сражениями художники запечатлели в живописи и рисунках суровый парад первой военной осени. «Парад 7 Ноября 1941 г. на Красной площади» — так одинаково названы картина К. Юона и автолитография В. Богаткина.

Тысяча четыреста восемнадцать дней<br />(Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны) - i_316.jpg

Перед контрнаступлением

Гитлера и окружавших его лиц называют авантюристами. Авантюрист, конечно, тоже взвешивает шансы на удачу. Но наглость, самоуверенность не позволяют ему делать расчет точным. И рано или поздно авантюрист жестоко расплачивается за свои авантюры. Они никогда не кончаются добром, будь это случай между двумя людьми или война между двумя государствами.

Участник операции «Тайфун» начальник штаба 4-й армии генерал Блюментрит писал: «Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила». У некоторых немецких военных стали трезветь головы. Командующий резервной армией генерал Фромм советовал сделать мирные предложения Советскому Союзу и кончить войну. Но он остался со своим советом почти в одиночестве. Наступление на Москву — после двухнедельной паузы — продолжалось с еще большим ожесточением. Как говорится, пан или пропал.

68
{"b":"637595","o":1}