Маршал Г. К. Жуков, будучи заместителем Верховного Главнокомандующего, изучал обстановку в районе Курской дуги. В апреле он направил И. В. Сталину доклад. В нем говорилось: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни… считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника».

12 апреля в Ставке состоялось совещание. И. В. Сталин, Г. К. Жуков, начальник Генерального штаба А. М. Василевский и его заместитель А. И. Антонов, еще раз изучив обстановку и обсудив мнения командующих фронтами, приняли решение «на преднамеренную оборону». До начала грандиозной исторической битвы — до 5 июля — оставалось два с половиной месяца.

Прошло то время, когда немецко-фашистские войска начинали наступления в полном соответствии со своими уставами — имея тройное численное превосходство. Теперь сила была на нашей стороне. В Курской битве всего у нас было больше. Людей в составе Центрального и Воронежского фронтов насчитывалось 1 миллион 300 тысяч, орудий и минометов свыше 19 тысяч, танков и самоходок более 3400, самолетов 2172. А позади этих двух фронтов в резерве стоял еще целый фронт — Степной: около 580 тысяч бойцов, 7,4 тысячи орудий и минометов, 1550 танков и самоходок, около 400 самолетов. Он в обороне как бы подпирал фронты, на которые обрушится удар фашистских войск, придавал им устойчивость, подстраховывал от глубокого прорыва вражеских войск. А при нашем наступлении Степной фронт должен был нарастить мощь удара передовых товарищей.

Центральным фронтом командовал генерал армии К. К. Рокоссовский, Воронежским — генерал армии Н. Ф. Ватутин, Степным — генерал армии И. С. Конев.

Неприступная крепость

Половину апреля, весь май и июнь советские войска укрепляли свои позиции — строили неприступную крепость. На востоке от Курской дуги, протяженность которой 550 километров, было возведено восемь оборонительных рубежей. Они простирались на глубину до трехсот километров. Не сдержав врага на первом рубеже, мы могли противостоять ему на втором, на третьем…

Вблизи переднего края работали войска, в тылу — население Курской, Орловской, Воронежской и Харьковской областей. Работа была проделана огромнейшая. Если сложить длину всех траншей, окопов, ходов сообщения, вырытых на Курской дуге, получится ров длиной от Москвы до мыса Дежнева на Чукотке — 10 тысяч километров. На пути возможного движения войск противника было поставлено около миллиона различных мин и фугасов, протянуто до 1000 километров проволочных заграждений, некоторые участки которых были электризованы. Лесные завалы, плотины, подготовленные к затоплению местности, — все должно было помочь советским бойцам с малыми потерями выдержать натиск врага, чтобы потом самим перейти в неудержимое наступление.

Особенно тщательно строилась оборона на танкоопасных направлениях, ведь мы знали, что фашисты надеются протаранить оборону танковыми армадами. Возводились опорные пункты с большим количеством артиллерии. Для орудий и минометов было подготовлено почти пятьдесят тысяч окопов.

Участники Курской битвы в своих воспоминаниях непременно подчеркивают, что такая подготовка придала нашим войскам твердую уверенность в том, что фашисты далеко не пройдут. И когда встал вопрос, нужно ли перед боями вывозить с Курской дуги жителей, то эвакуацию решили не проводить, риск для населения был самый минимальный.

В конце разговора о подготовке наших войск к оборонительному сражению надо сказать, что требуется большое искусство и глубокие знания военно-инженерного дела, чтобы труд саперов и всех других строителей не пропал даром. Ведь враг идет своей дорогой, и все, что было приготовлено для его уничтожения, может остаться в стороне. Нужно безошибочно выбрать места, где поставить металлические ежи и каменные надолбы, где сделать доты, где прорыть траншеи и окопы. Нужно предусмотреть случайности и отрыть ходы сообщения так, чтобы бойцы под обстрелом, под бомбами во время боя могли безопасно перемещаться, сообразуясь с обстоятельствами. Так все и было сделано.

Самоходное орудие СУ-76.

Самоходное орудие ИСУ-152.

Перехваченная внезапность

1 июля в ставке Гитлера состоялось совещание немецких генералов, которые командовали операцией «Цитадель». Там было определено время ее начала — 5 июля.

Это мы знаем теперь, после войны. Но и тогда, уже 2 июля, сутки спустя после совещания фашистских военачальников, наша агентурная разведка добыла сведения о наступлении между 3 и 6 июля.

Советские войска были приведены в боевую готовность. Начались усиленные поиски «языков».

Может быть, никогда прежде да и в последующих операциях не было так необходимо знать не только день начала наступления врага, но и час. Дело в том, что наше командование решило провести на обоих фронтах упреждающую артподготовку. Тысячи орудий и минометов должны были обрушить огонь на гитлеровские позиции в тот момент, когда пехота врага соберется в передней траншее, изготовившись к броску, когда сгрудятся танки на исходных позициях, когда вражеские артиллеристы выйдут из укрытий к орудиям.

Если мы опоздаем со своей артподготовкой, то мы ее вообще не проведем как надо, потому что нашим артиллеристам придется работать под ураганным огнем врага — под его артподготовкой. Если начать артподготовку слишком рано, то рассредоточенный по укрытиям противник не понесет больших потерь, а мы израсходуем зря огромное количество боеприпасов.

Самоходное орудие СУ-100.

Враг строжайшим образом охранял свой передний край. Он загородился густыми минными полями, проволокой, установил электрическую сигнализацию, пристрелял каждую ложбинку, кочку и открывал губительный огонь при малейших признаках тревоги. Специальным приказом гитлеровские командиры были предупреждены о предании военно-полевому суду тех, в чьих подразделениях солдаты будут похищены советской разведкой. Фашистское командование всегда придавало важное значение внезапности. Внезапно оно намеревалось начать и «Цитадель».

В теплые ночи перед Курской битвой погибло много наших храбрейших разведчиков. Но ни на Воронежском, ни на Центральном фронтах добыть «языков» не удавалось. Случай, прямо сказать, невероятный. Напряжение от ожидания грозного часа достигло высшей точки, оно охватило всех — от командующих до солдат. Но вот в ночь на 5 июля тревога сменилась деловым ожиданием боя. На Воронежском фронте на нашу сторону перешел солдат-словак и рассказал, что наступление начнется утром 5 июля. А на Центральном фронте разведчики 13-й армии старший сержант Андрей Иванов, ефрейторы Федор Семенов и Александр Гузынин все-таки добыли «языка». После короткой ожесточенной схватки с немецкими саперами, которые делали проходы в минном поле, был схвачен ефрейтор. С большой бережностью и осторожностью разведчики доставили пленного в штаб армии. На допросе немец назвал время начала — 3 часа утра.

Верить или не верить этому? Немцы были мастерами устраивать всякие ловушки, подбрасывать ложные документы, подставлять фальшивых доносчиков. Только после изучения подробностей боя разведчиков с саперами (эти подробности трудно было инсценировать) решили, что мы знаем истинный срок начала.

И тогда в 2 часа 20 минут советская артиллерия открыла огонь по немецкому переднему краю. Фашисты были застигнуты врасплох. Они не понимали, что происходит. Враг решил, что советские войска сами переходят в наступление. Хотя, как потом выяснится, нам следовало открыть огонь несколько позже, польза от упреждающего артогня была бы ощутимей. Солдаты противника были растеряны, командиры потеряли управление войсками, особенно большие потери понесла неприятельская артиллерия.