Пусть это и не Толстой, но язык книги не похож на простые фразы из немногосложных слов, описывающих непосредственное действие, какими начинались дешевые «макулатурные» издания того времени, предназначенные для того, чтобы их прочитать в минуты скуки и тут же забыть. За всю свою сочинительскую карьеру, которая продлилась почти сорок лет, Берроуз написал около восьмидесяти книг, в том числе двадцать шесть романов про Тарзана, много фантастики и несколько вестернов. Отличительными признаками почти всех его произведений были увлекательное действие, полуобнаженные героини и непоколебимая преданность идеалам евгеники. Сам Тарзан мог бы с успехом стать официальным лицом евгенического движения. История Тарзана, как уже, вероятно, известно многим читателям, – это история отпрыска английского аристократического семейства, который теряет родителей в джунглях Африки и которого воспитывают обезьяны. К счастью, благодаря своему англосаксонскому происхождению бледнокожий мальчик обладает физической силой, смелостью, решительностью и добродушной натурой; он достаточно умен, чтобы решить любую проблему. Он даже сам научился читать – что весьма удивительно, если учесть, что он ни разу не слышал человеческую речь и не знал, что такое книга до того, как увидел ее. Но благодаря расовому превосходству это не составило для него труда.
По всей видимости, Берроуза часто посещали мысли о создании расы сверхсуществ и о поддержании чистоты такой расы. Почти во всех его книгах о других планетах затрагиваются темы выведения расы господ на Марсе и Венере[22]. В «Затерянных на Венере» он с восхищением описывает общество, в котором «не позволяют выжить ни одному уродливому ребенку» и в котором «физически, морально или умственно неполноценным жителям не дозволяется воспроизводить себе подобных». В статье, посвященной уже реальному миру и опубликованной в журнале «Лос-Анджелес эксэминер», он рассуждает о том, что мир был бы гораздо лучше, если бы в нем регулярно устраняли «моральных имбецилов». Одну из своих книг Берроуз даже озаглавил «Мост и ребенок из Оскалузы». В Оскалузе родился Гарри Х. Лафлин.
Со временем стиль Берроуза становился все неряшливее. Он повторял одни и те же сюжеты и часто не обращал внимания на повторы в тексте. Его единственный роман 1927 года «Военный вождь» начинается так:
«Полностью обнаженный, за исключением набедренной повязки, грубых сандалий, куска шкуры и головного убора из перьев, дикий воин подпрыгивал и танцевал под удары барабанов».
Через четыре абзаца читаем:
«Полностью обнаженный, за исключением набедренной повязки, грубых сандалий, куска шкуры и головного убора из перьев, дикий воин бесшумно двигался среди стволов гигантских деревьев».
Иногда из-под его пера выходила и вовсе, казалось бы, бессмыслица. Вот марсианский воин «джеддак» нашептывает любовное признание некоей «Тувии, деве Марса» в романе с тем же названием, опубликованном в 1920 году:
«О Тувия из Птарса! Ты остаешься холодной даже к пылким порывам моей всепожирающей любви! Твое сердце тверже и холоднее, чем твердый и холодный эрсайт, из которого сделана трижды счастливая скамья, поддерживающая твою божественную и неувядаемую форму!»
Такие описания экзотических, если не сказать странных, предметов и сцен занимали довольно много места в повествовании. Но поклонникам было все равно, они охотно покупали книги своего кумира и после того, как он в марте 1950 года, в возрасте семидесяти пяти лет, скончался от сердечного приступа.
Что касается более серьезных писателей, то среди них летом 1927 года большими продажами мог похвастаться разве что Синклер Льюис. Его роман «Элмер Гентри» был признан лучшим образцом художественной литературы года. Это была сатира на евангелистов-проповедников, которую сурово порицали по всей стране, в первую очередь те же самые евангелисты-проповедники. Яростный фундаменталист Билли Сандей, ознакомившись с романом, призвал Господа «поразить Льюиса насмерть», что звучало не очень-то по-христиански. Преподобный С. С. Спаркс из Сок-Сентра в Миннесоте, родного города Льюиса, в своих проповедях противопоставлял Льюиса безгрешному Линдбергу, утверждая, что Льюис обладает «умершим умом – умершим для доброты, чистоты и праведности», в то время как Линдберг «чист умом и душой».
«Элмер Гентри» был запрещен в некоторых городах, в том числе и в Бостоне, где его продажа была объявлена уголовным преступлением, а не просто мелким правонарушением, что говорило о том, насколько неприемлемым считалось содержание романа. Конечно же, запреты только повысили привлекательность книги для тех, кто мог ее приобрести. В первый же день было продано 100 тысяч экземпляров, а к концу лета число продаж поднялось к 250 тысячам – на такие цифры не рассчитывали даже Грей с Берроузом.
«Элмер Гентри» был пятой успешно принятой критиками и публикой книгой Льюиса, что делало его едва ли не самым признанным писателем того времени. Другими его удачными романами были «Главная улица» (1920), «Бэббит» (1922), «Мартин Эрроусмит» (1925) и «Капкан» (1926). В 1930 году он первым из американцев удостоился Нобелевской премии по литературе. Но далеко не все были его поклонниками. Эрнест Хемингуэй в письме своему издателю признавался: «Если бы я писал так неряшливо и небрежно, как этот веснушчатый прыщ, я бы выдавал по пять тысяч слов в день круглый год». Но на 1927 год, хотя Льюис этого еще и не знал, в каком-то смысле пришелся пик его карьеры. Его более поздние романы не пользовались популярностью, и он постепенно спился, вплоть до того, что его во время приступов белой горячки приходилось держать в смирительной рубашке.
Хемингуэй же в 1927 году не написал ни одного романа. Он был занят своими личными делами – развелся со своей первой женой и женился на второй в Париже, в начале лета, как раз перед тем, как туда прилетел Линдберг. Но при этом ему удалось выпустить сборник рассказов «Мужчины без женщин». Дороти Паркер в опубликованной в журнале «Нью-Йоркер» статье назвала их «поистине великолепным произведением», добавив: «Я даже не знаю, где можно найти более восхитительный сборник рассказов». Но среди публики он не произвел такого ажиотажа, как первый роман Хемингуэя «И восходит солнце», вышедший годом раньше. Так же хорошо, хотя и без особого коммерческого успеха, были приняты романы «Мост короля Людовика Святого» молодого писателя Торнтона Уайлдера и «Москиты» Уильяма Фолкнера, также новичка в литературе.
Другой литературный гигант того времени – по крайней мере, для нас, если не для современников, – Фрэнсис Скотт Фицджеральд, в 1927 году вообще не написал ни одного произведения. Вместо этого он совершил свою первую поездку в Голливуд, увлекшись предложением написать сценарий для фильма «Помада». Ему пообещали 3500 долларов аванса и еще 12 тысяч после сдачи работы, но его сценарий кинематографистам не понравился, и основную часть суммы писатель так и не получил. В Голливуде Фицджеральд заодно снялся в пробе на роль, но и в этом амплуа его ожидала неудача. В итоге поездка в Калифорнию принесла ему одни убытки. В 1927 году его слава быстро меркла. Опубликованный двумя годами ранее роман «Великий Гэтсби» коммерческим успехом не пользовался. Его нераспроданные партии хранились на складе издательства «Чарльз Скрибнер и сыновья» и пролежали там до 1940 года, когда Фицджеральд умер, позабытый и разочаровавшийся. Его заново открыли лишь в 1950-х годах.
Тем не менее в 1927 году издательская деятельность находилась на подъеме и была обязана этим одному давнему предубеждению. Раньше двери издательств были закрыты для евреев (которые могли надеяться разве что на должность рассыльного или мелкого служащего). Все владельцы старых издательских домов – «Харпер и братья», «Скрибнеры», «Даблди», «Хьютон Миффлин», «Патнам» – были в основном протестантами и издавали, как правило, литературу консервативного направления. Ситуация начала меняться в 1915 году, когда молодой еврей Альфред А. Кнопф, сын рекламного служащего, основал издательство, которое и по сей день носит его имя. Именно Кнопф познакомил американцев с работами Зигмунда Фрейда, Франца Кафки, Жан-Поля Сартра, Альбера Камю, Андре Жида, Д. Г. Лоуренса, Э. М. Форстера, Томаса Манна и многих других. Преобладание иностранных имен объяснялось тем простым фактом, что большинство американских литературных агентов не согласились бы иметь дело с издателями-евреями.
