Борглум и Кулидж неплохо ладили друг с другом. Борглум собирался сделать под головами президентов еще и большой, как он выражался, «Антаблемент», в виде надписи в пять тысяч слов, в которой излагалась бы история Соединенных Штатов такими большими буквами, что их можно было бы прочитать с трех миль. На церемонии Борглум в порыве великодушия предложил составить эту надпись Кулиджу, который отнесся к его предложению с несвойственным для себя энтузиазмом.
В последующие месяцы Кулидж посвятил много времени этой задаче, но все, что ему удалось составить, никуда не годилось. Текст, скорее, напоминал наброски или словарные статьи, но никак не законченный документ. Вот что Кулидж писал, например, о конституции: «Конституция – документ, подтверждающий вечный союз свободных людей суверенных штатов, избирающих правительство с ограниченными полномочиями под управлением независимых президента, Конгресса и суда, призванных обеспечить безопасность всем гражданам в их стремлении к свободе, равенству и верховенству закона». От идеи «Антаблемента» быстро отказались, к явному разочарованию Кулиджа. Но летом 1927 года этого никто еще не предвидел, и президент с Борглумом расстались друзьями.
В Охотничьем доме на рабочем столе Кулиджа поджидало письмо с предложением помиловать Сакко и Ванцетти. Кулидж его проигнорировал.
Тем временем турне Чарльза Линдберга продолжалось. 10 августа он прилетел в Детройт, где Генри и Эдсел Форды на некоторое время отвлеклись от конструирования и испытания новой Модели А, чтобы совершить полет на «Духе Сент-Луиса» – редко кому выпадала такая честь. Несмотря на то, что компания «Форд» производила самолеты, ни Генри, ни Эдсел до этого не поднимались в воздух. В самолете не было пассажирских сидений, и им, как и другим пассажирам, пришлось сидеть на подлокотниках, более или менее скрючившись. После приземления Генри хвастался тем, что немного «подержался за рукоятку», и выглядел чрезвычайно довольным. Когда журналисты спросили Эдсела, как идет работа над секретным новым автомобилем, он сказал, что дела идут неплохо и что автомобиль совсем скоро будет выпущен. Неизвестно, был ли он настроен оптимистично или просто не желал раскрывать секреты; в любом случае он ошибался. В производство новая марка была выпущена лишь через несколько месяцев.
Почти весь день в Детройте Линдберг провел с матерью, после чего продолжил свой путь на запад через Мичиган и далее, 13 августа, через Иллинойс. Среди тех, кто мог наблюдать за самолетом и, возможно, даже присутствовать среди встречающих в Бентон-Харборе, где Линдберг ненадолго остановился, были идейный предводитель Антисалунной лиги Уэйн Б. Уилер и его жена с тестем. В то время они как раз отдыхали на даче Уилера у озера Мичиган в районе мыса Литл-Сейбл.
Достоверно известно лишь то, что миссис Уилер решила тем вечером приготовить ужин и включила керосиновую плиту, которая вдруг взорвалась и облила ее горящим керосином с ног до головы. Ее престарелый отец, которому исполнился восемьдесят один год, тут же прибежал из соседней комнаты; при виде охваченной пламени дочери у него случился сердечный приступ, отчего он умер на месте. Уэйн Уилер отдыхал наверху и прибежал на несколько секунд позже. Он набросил на жену одеяло, потушил пламя и вызвал «Скорую помощь», но ожоги были слишком серьезными, и ночью его жена скончалась в больнице. Такого удара Уилер не мог пережить. Три недели спустя у него самого случился сердечный приступ, от которого он умер.
После смерти Уилера антиалкогольное движение потеряло свой накал и своего главного вдохновителя. Через три года дела Антисалунной лиги шли настолько плохо, что ее офису в Вашингтоне в целях экономии пришлось даже отменить подписку на газеты. Через шесть лет отменили Сухой закон.
18 августа в Кливленде, штат Огайо, произошло еще одно важное событие того времени – пожалуй, самое важное в символическом и практическом смыслах. Была установлена последняя деталь стального каркаса башни огромного Терминала, ничего подобного которому раньше не строили. Помимо железнодорожного вокзала этот комплекс включал в себя гостиницу, почтовое отделение, универмаг, магазины, рестораны и офисное здание в пятьдесят два этажа, самое высокое здание, построенное в Америке в том году (и второе в мире по высоте до сооружения Крайслер-билдинга). Все части проекта сообщались и были связаны между собой, что было новинкой.
Здание «Юнион-Терминал» примечательно не только своей конструкцией и высотой, но и личностями, стоявшими за его сооружением. Главами построившей его компании были братья Орис и Мантис ван Сверингены, самые необычные и самые позабытые деловые титаны 1910-х и 1920-х годов. Они родились в Кливленде, в семье среднего достатка (их отец работал бухгалтером) и начали карьеру как мелкие застройщики, но потом стали заниматься и другими видами деятельности. К 1920-м годам они были уже одними из самых богатых людей Америки. И заодно самыми чудаковатыми.
Никто не знал, откуда у них такие имена. Похоже, родителям просто понравилось, как звучат эти слова. Бледные, невысокие братья всегда держались вместе. Как выразился их биограф, «они почти полностью зависели друг от друга». Жили они в огромном особняке с пятьюдесятью четырьмя комнатами, но спали на поставленных рядом друг с другом двойных кроватях в главной спальне. Они не курили, не пили, рано ложились спать и отличались патологической застенчивостью. Они избегали светских мероприятий и отказывались фотографироваться. Они никогда не называли свои проекты своими именами, и не явились на торжественное открытие «Юнион-Терминала» 18 августа, как не явились и на последующий торжественный ужин.
Орис был на три года старше Мантиса, но его с полным правом можно было назвать младшим партнером. Почти всем в его жизни распоряжался Мантис – упаковывал его чемоданы, следил за карманными деньгами, планировал деловые встречи. Орис много спал – иногда по двенадцать часов в сутки. Мантис иногда выезжал верхом, но в остальном у него не было никаких особых увлечений. Братья никогда не выезжали на отдых.
Их поместье Дейзи-Хилл занимало площадь в 477 акров. В дом было проведено восемнадцать телефонных линий, чтобы братья следили за жизнью своей деловой империи. Среди других комнат были две столовые, в которых никогда не обедал никто из посторонних, гимнастический зал, который никто не посещал, и двадцать три спальни, в которых никогда не останавливались гости. У братьев не было близких знакомых, хотя Мантис позже сблизился с некоей вдовой по имени Мэри Сноу, но предпочитал держать эту связь в тайне от Ориса. На лужайке иногда проходили матчи поло и показательные полеты. Согласно их биографу, Герберту Х. Харвуду-младшему, на этой лужайке однажды приземлился Чарльз Линдберг, который совершил полет с Мантисом на борту, пока Орис внизу в страхе наблюдал за ними, но Харвуд не уточнил, в каком году это было. Во всяком случае, не в тысяча девятьсот двадцать седьмом.
Покупку акций в кредит придумал не Мантис, но он активно пользовался этим финансовым средством и стал одним из главных его проповедников. Братья много занимали, чтобы купить различные предприятия, а затем под залог этих предприятий приобретали другие. Их деловая империя представляла собой запутанную сеть связанных между собою холдингов, и в конце 1920-х насчитывала 275 отдельных дочерних компаний. Их было так много, что у братьев, по всей видимости, закончилась фантазия в попытках придумать им названия. Так, например, они владели строительной компанией «Кливленд-Терминалс», строительной компанией «Терминал» и гостиничным бизнесом «Терминал-Отель». Они приобрели железнодорожную компанию «Никел Плейт» за восемь с половиной миллионов долларов, но из собственных средств потратили только 355 тысяч – остальные они взяли в кредит в кливлендском банке «Гардиан Банк» (который потом разорился и не получил от них ни цента). Этот колосс они создали при личных вложениях менее 20 миллионов, почти все из которых были взяты в кредит. Никто не пользовался кредитом лучше братьев ван Сверинген.
