– Видел и я, да, вправду сказать, промолчал, тревожить никого не хотел.

– Чего тревожить, они и сами увидали их, просили остаться хоть на один денек.

– Ну, уж это зачем их баловать! – засмеялся Кольцо.

– Известно, я отказался, только по-настоящему остаться бы надо было. Сам знаешь, что за народец, показался он недаром, наверное, на грабеж явились.

– Известно, не без этого.

– То-то и оно; все равно мы по такой быстрине не больно далеко уедем, придется на ночевку к берегу причалить, мест здесь не знаем, а люди-то, как умаются, уснут как убитые.

– Дело известное! – подтвердил Кольцо.

– А зверье это прямо не нападает, выследит да и грянет на сонных; долго ли перерезать?

– Ну, этого им не удастся, это ведь не дома заснуть, чай, караульных поставим.

– А что караульные-то поделают? Усталого да сонного человека пушкой не поднимешь!

– Э, полно, атаман, нападут, так разделаемся не хуже, чем с татарами.

Вечерело; оба берега покрыты были густым лесом.

– Точно Волга-матушка! – говорили казаки.

– Волга! Тех же щей, да пожиже влей. Вишь, Волгу нашел, нешто та такая? Да из нее, матушки, три Чусовых в ширину выйдет, а в длину и не перечесть сколько!

Между прибрежными кустами показалась какая-то фигура; она шла в том же направлении, что плыли и казаки. Последние начали всматриваться в нее.

– Гляди, какое чудище плетется!

– Какое чудище, поп словно!

– Откуда здесь попу взяться?

– Мало ли их где шатается!

Один из челнов с казаками начал приближаться к берегу. Вскоре он причалил, и казаки залегли в кустах. Недолго им пришлось поджидать заинтересовавшую их фигуру. Вблизи куста появился монах.

– Благослови, отче святой! – обратились к нему казаки.

Монах оторопел, отскочил назад и хотел пуститься наутек. Он давно уже заметил челны и старался незаметно пробраться кустами, предполагая в казаках разбойников, а те неожиданно выросли перед ним.

– Чур меня, наше место свято! – забормотал он.

– Да ты не бойся, мы не лешие, люди добрые, только чудно нам показалось, зачем это ты путаешься здесь?

– Ради спасения души! – отвечал, немного ободрившись, монах.

– Какое тут спасение? Того и гляди, попадешься к какому-нибудь лешему в лапы, голову снимут.

– За что мне, убогому, снимать-то ее?

– А хочешь с нами ехать?

– А вы куда путь держите?

– А про то наш атаман знает!

– Коли вы люди добрые, худа со мной не сделаете, так что ж – мне все едино.

– Зачем нам худо с тобой творить!

– Ты почто это народ-то набираешь? Гляди, атаман, пожалуй, за это спасибо не скажет! – заметил один казак другому.

– А что атаман, ему нешто лишний человек помешает?

– Да ведь он монах, на кой он нам? У нас и так три попа!

– Зато монаха нет, атаман еще спасибо скажет!

– В реку спустит.

– Э, да что толковать, садись, отче, в челн, на привал приедем, атамана спросим.

Монах нерешительно направился к челну.

– А ты, отче, откуда будешь?

– Из Соловок, братия!

– Сам ушел аль прогнали?

– Бежал, братия, не по плоти работа!

– Так!

В это время в воздухе что-то просвистело и шлепнулось в воду.

– Вот оказия, что бы это было?

– Должно, рыба!

– Какая же это рыба свистит?

Послышался снова свист, и стрела впилась в лодку.

– Вона, какая штука!

Один казак вдруг вскинул на руку ружье, грянул выстрел, и мертвый остяк скатился в воду.

Беспокойно провели ночь казаки. Несколько раз они вскакивали по сигналу часовых.

Для ночлега Ермак нарочно выбрал большую поляну. Лес всегда мог укрыть неприятеля. На открытой же местности подкрасться было несравненно труднее, и Ермак не ошибся в расчете.

Измученные с непривычки после долгой сидячей жизни казаки рады были привалу, и едва запылали костры, как большая половина их повалилась наземь и уснула; остальные тоже не заставили себя долго ждать – им было не до ужина.

Ярко освещали костры поляну и сидевших на некотором расстоянии от стана караульных. Все спало мертвым сном, только лес, окружавший поляну, глухо шумел, словно выражал свое неудовольствие за нарушенный покой.

Сначала караульные бодрились, прохаживаясь взад и вперед, но усталость начала брать свое, глаза невольно слипались, все члены отяжелели, некоторые из караульных не выдержали и присели; скоро дремота стала совершенно одолевать их.

– И чего здесь караулить? – рассуждал один чуть ли не вслух, стараясь разогнать сон.  – Чего караулить? От кого? Тут небось и человека-то никогда не бывало, звери одни и есть тут, да нешто они пойдут на огонь, вишь, как светло, днем точно. Так только зря народ беспокоят. А хорошо бы было теперь уснуть, куда хорошо бы.  – И он будто в доказательство клюнул носом, затем голова его свесилась на грудь, и послышался легкий храп.

Но тут же казак встрепенулся.

– Эк меня разобрало! – проворчал он с досадой, протирая глаза.  – Хорош караульный тоже! Звери не звери, а черт его знает, что может быть. Нет, уж лучше поразмяться маленько,  – порешил он, желая подняться; но вдруг замер на месте и уставился глазами на опушку леса. Там что-то ярко блеснуло.

Блеск показался в другом, третьем месте.

«Что бы это такое было? – невольно пронеслось у него в голове.  – Уж не леший ли шутит надо мной!» – думал он, не без робости оглядываясь кругом.

Товарищи его по караулу чуть ли не все дремали.

– О, чтоб вам пусто было! – проворчал он.

На земле вдали показалась какая-то тень; казак впился в нее глазами, он теперь боялся пошевелиться и на всякий случай приготовил ружье.

Тень между тем хотя и медленно, но продвигалась вперед, по направлению к казацкому стану.

– Чур меня, чур! – шептал казак, но, нечаянно взглянув в сторону, заметил, что таких теней было несколько.

«Э, дело-то неладно, это не старые ли приятели татары посчитаться хотят?» – подумал он.

– Ну-кася попробую; коли леший, так с ним ничего не поделаешь, а коли ворог какой, так авось откликнется,  – говорил он, прицеливаясь.

Грянул выстрел, остальные караульные встрепенулись и, не зная зачем, тоже выпустили по залпу.

Страшный гул пронесся от выстрелов по лесу, и поляна сразу оживилась. Разбуженные казаки повскакали на ноги и схватились за ружья; ползущие по земле тени, вскочив с земли, бросились без оглядки в лес.

– Вот она штука-то,  – весело воскликнул казак, произведший тревогу,  – давно бы пульнуть мне, все веселее бы было, теперь небось и смена сейчас будет.

Ермак между тем допытывался о причине тревоги и никак не мог добиться толку.

– Зачем ты стрелял? – спрашивал он, подходя поочередно к караульным.

– Да я выстрел услыхал и сам выстрелил…

– Кто же первый выстрелил?

– Не знаю, надо полагать, там дальше кто!

Наконец он добрался до виновника тревоги.

– Ты, что ли, стрелял? – спросил его Ермак.

– Я, атаман.

– В кого же?

– Не знаю, тут их, кажись, не один был.

– Да кто был-то?

– А прах их знает! Может, леший, а может, и другой кто, а все поглядеть надо – я ловко прицелился; да вон он и темнеет, знать, угодил.

Ермак направился к темневшему на земле силуэту.

– Атаман, постой, погоди! – остановил его казак.

– Тебе что? – спросил тот его.

– Захвати и меня с собой, а то, не ровен час, черт его знает, кто там лежит.

– Пожалуй, пойдем, коли есть охота.

Они прошли шагов пятьдесят и наткнулись на труп, который лежал ничком; голова уперлась лицом в землю; в руках был натянутый со вложенной стрелой лук.

– Однако ты его угостил вовремя!

– И то, вишь, чем он хотел в меня пустить!

– Ты говоришь, их много было?

– Да спервоначала я вот этого одного увидал, гляжу, ползет что-то, я с него глаз и не спускал, а там глянул нечаянно в сторону, а они в разных местах, словно кочки какие, ну и я тарарахнул, да те-то, должно, убежали.