— Красиво у вас!

— А ты что, недавно в наших краях? А про Улугходжаева слыхал? Нет… Да ты, ака-джон, совсем отсталый человек. Улугходжаев — прославленный наш председатель. А я — бригадир в его хозяйстве.

Они въехали в распахнутые настежь ворота и остановились среди подступивших к машине фруктовых деревьев. Навстречу вышел сухопарый старик, протянул парню морщинистую руку. Толстяк что-то сказал на непонятном для гостя языке.

— Значит, только что приехал в Таджикистан? Ну что же, проходи, сынок, гостем будешь.

Том сидел на ковре, за длинным низким столом. И чего только тут не было! А рядом жарился шашлык, в огромном котле дозревал плов.

«А тут еще побогаче живут, чем в том колхозе, где я читал газеты», — решил он, испытывая непонятную радость.

Старик придвинул блюдо с мясными пирожками — самбусой.

— Однажды народный мудрец Мушфики пришел к соседу в гости. Хозяин спросил: «Что сварить для вас — плов или суп?» А Мушфики ответил: «Разве у вас только один котел?» — И старик рассмеялся: — Ешь, сынок, не бойся: у нас много котлов!

Уже за полночь бригадир повез Тома в город. Когда до Ленинабада оставалось километров десять, с хлопкового поля вышел на дорогу человек.

— Подвезем? — спросил, притормаживая, толстяк.

Том кивнул. Он все еще пребывал в каком-то блаженном полусне. «Волга» уставилась фарами в незнакомца, и вдруг Том вцепился в руку водителя:

— Пожалуйста, не останавливайся… Газуй, газуй!

Бригадир невольно поддался его настроению, и машина рванулась вперед.

— Что случилось?

— Это плохой человек!

— Почему плохой?

— Я знаю.

Возле сверкающего неоновыми огнями шелкокомбината Том распрощался со своим новым знакомым.

— Ты к нам приезжай, всегда будем рады, — сказал толстяк.

— Обязательно, — заверил Том.

«Что это делал Семен Петрович на хлопковом поле?» — думал он, с неохотой приближаясь к гостинице.

В ноль часов пятнадцать минут пеленгаторы засекли неизвестный передатчик. Он работал на прилегающем к городу участке колхоза, где председателем был Улугходжаев. Кусты хлопчатника оказались примятыми. Овчарка взяла след и вывела на шоссе. Здесь почти сразу след обрывался. Видимо, неизвестный сел в попутный грузовик — на обочине остались оттиски крупных шин.

К утру стало известно, что это — машина из строительного управления. Водитель охотно описал внешность своего случайного пассажира. Оперативно организованный поиск привел офицеров госбезопасности в гостиницу «Ходжент».

Харламов срочно вылетел в Ленинабад.

«Высокого роста, плотный, уже в летах… Возможно, он», — думал капитан. Правда, остальные приметы, указанные водителем, не сходились.

Тем не менее припомнился случай, когда в городской отдел КГБ пришла взволнованная женщина.

— Я — модистка.

— Прошу садиться, — предложил капитан Харламов.

Дело касалось Василия Васильевича. Узнав, что дамский мастер исчез, женщина решила, что причина кроется в телеграмме, которую получила на днях по его просьбе.

— Вы помните содержание телеграммы?

— Конечно. У него кто-то умер.

Телеграмма пришла из Ташкента. Подписи не было, и это сразу насторожило модистку.

— Он всегда был таким внимательным, — сказала она. — Как же я могла отказать ему в столь пустячной услуге?

В аэропорту капитана Харламова встретили таджикские чекисты.

— Наш подопечный сейчас в гостинице.

Харламов столкнулся с ним в вестибюле. Что-то знакомое показалось ему в этом чисто выбритом, седом человеке. Капитан посторонился, и мужчина независимо проследовал к выходу. Шея у него была толстая, с характерными складками.

«Василий Васильевич!» — узнал Харламов.

Горский с неприязнью думал о людях, которые его окружали. Ни одного надежного человека. А задание у него сложное: быть резидентом в пограничном районе. Но ведь один в поле не воин. Как быть?

Во время очередной стоянки в Реги-Равоне Горский заметил, что Ефремов чем-то сильно озабочен. Он подошел к нему и положил руку на раскаленный капот машины.

— Как дела, сосед? Что за печаль грызет душу?

Ефремов ответил не сразу:

— В тот вечер, когда мы с вами… шашлык ели… я перебрал малость…

— Со всяким бывает.

— Так-то оно так. Да я деньги потерял, все до копейки. Нес, понимаете, домой получку. А разве жене скажешь об этом? — стал жаловаться водитель. — Она у меня вон какая, сами знаете…

— А сколько было денег?

Ефремов назвал сумму.

— Ну это не проблема, — успокоил его Горский. — Ты вот что, погоди немного, а я обернусь мигом. — Он спустился по песчаному откосу к пирсу и поднялся на буксир. Вскоре так же быстро сбежал на берег, вручил Ефремову нужную сумму.

— Просто не знаю, как вас и благодарить! — расчувствовался тот.

— Ничего. А насчет того, что ты там спьяну наболтал, не тревожься: все останется между нами. — Небрежно дотронувшись до блестящего козырька капитанской фуражки, Горский зашагал в сторону заставы.

Ефремов испуганно глядел ему вслед, комкая в руках деньги.

Капитан «Медузы» был неприятно удивлен, когда часовой по заставе предложил ему подождать, а сам вызвал дежурного. В пограничнике с красной повязкой на рукаве Горский узнал младшего сержанта Бегалина.

— Здравствуй, земляк!

Но Бегалин спросил официальным тоном:

— Вы к старшему лейтенанту? Тогда я вас провожу.

Пулатов встретил Горского на крыльце.

— Что за порядки? Привели словно под конвоем. Этак к тебе в другой раз и идти не захочешь.

— Граница, ака-джон.

Возвращаясь в поселок, Горский подсел в машину худощавого капитана с эмблемой связиста на полевых погонах. У ворот к автомобилю подошел Бородуля, попросил передать письмо сержанту Рощину.

— А что сам не зайдешь? — спросил капитан Бунин.

«Уж не его ли хозяйство?» — подумал Горский, имея в виду локаторные установки. Эта служба всерьез интересовала иностранную разведку.

Капитан оказался неразговорчивым — в преферанс давно не играет, на чашку чая завернуть не может.

— Ну как-нибудь в другой раз, — закончил разговор Горский.

Щ урясь от яркого солнца, Горский стоял на капитанском мостике. Грузовики с двухъярусными кузовами, словно пожарные машины, слепили красными бортами. Грузчики в рваных халатах с натугой ворочали тяжелые ящики.

Из-за облака медленно оседавшей пыли поднимался глинобитный Фирюзевар. Едва различимым пятном вдали возвышались горы.

Рядом с «Медузой», невосприимчивый к волнению реки, стоял дебаркадер. Горский решил, что погрузку продолжат без него, и с саквояжем поднялся на эту плавучую пристань. Вахтенный, бойкий парнишка лет девятнадцати, бегал по палубе в одних трусах. Он обрадовался гостю и, предложив принять душ, провел его на корму, распахнул дверь небольшой дощатой будки, над которой возвышался железный бак. Горский скрылся за дверью.

— A-а, хорошо! — услышал вскоре вахтенный его довольное пофыркивание.

Но Горский вовсе не стоял под душем. Вода стекала на палубу, а он достал портативный передатчик и, быстро настроившись на определенную волну, передал в эфир несколько условных сигналов. Потом не спеша вернулся на «Медузу» и стал внимательно наблюдать за погрузкой.

Между тем на советском берегу засекли неизвестный передатчик. Пеленгаторы точно указали направление: Фирюзевар. Начальник заставы майор Ярцев получил приказ: усилить наблюдение за чужим берегом.

Погода стояла переменчивая, непривычная в эту пору для Средней Азии. По небу зловещими тенями ползли тучи, сворачивались в кольца, набухали и, приобретя объемность, вдруг прорывались сильными ливнями.