С квартирой в районном центре было трудно, и Ефремова предоставила в распоряжение Горских лучший номер, с окнами в сад.

Новый капитан «Медузы» редко бывал дома. Елена видела его один-два раза в неделю. Знакомств она не заводила. Горский, увидев Елену в обществе директора гостиницы, как бы вскользь заметил, что у Ефремовых хорошая семья, это приятные люди, с ними интересно бывать вместе. Правда, жена не разделяла его мнение.

Единственным развлечением было встречать «Медузу». Ей нравилось наблюдать, как осторожно буксир причаливает к берегу, словно боится забрызгать встречающих. Любопытной казалась и церемония таможенного досмотра.

Старший лейтенант Мансуров обычно приходил на пирс минут за десять до прибытия судна и здоровался с сестрами. Постепенно Елене стало казаться, что это из-за нее офицер всегда сам встречает «Медузу».

Так было и на этот раз. Сестры подхватили Горского под руки.

— Пообедаете у нас, — безапелляционно заявила Людмила.

Горский не спорил. Он считал, что чем больше примелькается на заставе, тем лучше. Со многими из пограничников он был уже знаком. А младший сержант Бегалин к тому же оказался сыном его мурманского приятеля.

«Определенно, мне везет!» — думал Горский. Отец Бегалина хорошо знал капитана Павлова, которому Горский спас жизнь. Младший сержант Бегалин что-то слышал об этом, и Горский охотно рассказывал ему подробности, уверенный, что тот передаст их разговор своим товарищам.

Перед заставой Горского и сестер обогнал запыленный «газик». Людмила улыбнулась офицеру, сидевшему рядом с шофером, и ответила на немой вопрос Горского:

— Майор Серебренников — секретарь партийной комиссии отряда. Он у нас частый гость.

Часовой беспрепятственно пропустил Горского на заставу. Капитан «Медузы» узнал в нем ефрейтора Бородулю и обменялся с ним несколькими фразами.

Позднее майор Серебренников сделал замечание начальнику заставы:

— Почему часовой вступает в разговор с посторонним человеком и не проверяет документы?

— Так ведь это свояк моего заместителя, — стал было оправдываться Ярцев, про себя ругая Бородулю.

Кажется, хорошим солдатом стал, а нет-нет да и сорвется.

В тот же день Серебренников рассказал пограничникам случай из жизни Владимира Ильича Ленина. Это было в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Ленин только что переехал из Петрограда в Москву. Комендант Кремля установил перед квартирой вождя пост, где обычно несли службу курсанты школы ВЦИК. Однажды на пост заступил молодой курсант, который не знал в лицо Ленина. И вот идет по коридору Владимир Ильич.

— Стойте! — приказал часовой.

Ленин остановился и поздоровался.

— Вы откуда идете? — строго спросил курсант.

— Из Совнаркома.

— Предъявите пропуск.

— Пожалуйста, — сказал Ленин, но оказалось, что постоянный пропуск он забыл дома.

Владимир Ильич пояснил:

— Вот моя квартира. Пропуск на столе, сейчас принесу его вам.

— Есть приказ коменданта никого без пропуска не пускать.

— Тогда, конечно, — согласился Ленин. Он направился в комендатуру, попросил выписать ему разовый пропуск и лишь затем прошел в свою квартиру.

Когда курсант сменился с поста, комендант сказал ему:

— А ведь это вы Председателя Совнаркома товарища Ленина не пустили домой.

Курсант побежал к Владимиру Ильичу извиняться.

Ленин внимательно выслушал его и сказал:

— Вам извиняться нечего. Приказ коменданта на территории Кремля — закон. Как же я, Председатель Совнаркома, мог этот приказ нарушить? Я был виноват, а вы правы…

Здесь Серебренников посмотрел на Бородулю.

— А вы постеснялись лишний раз проверить документы у капитана «Медузы».

Вечером майор подвез Горских в гостиницу. Капитан буксира признался, что скучает по морю. Но так уж сложились обстоятельства. Серебренников увидел на кителе Горского колодку — два ордена Красного Знамени и медали.

Горские сошли у гостиницы. Капитан «Медузы» взял жену под руку. На скамейке сидел Ефремов. Горский приветливо поздоровался.

— А знаете, — сказал он вдруг, — пойдемте-ка с нами есть шашлык.

Елена удивилась:

— Так ведь мы только что поужинали.

— Меня всего растрясло в дороге. А потом, может быть, к Хасанчику завезли пиво.

Хасанчиком все называли буфетчика в летнем ресторане.

Елена сослалась на усталость и отказалась. А Ефремов не успел и опомниться, как уже сидел с Горским за отдельным столиком. Расторопный Хасанчик быстро организовал пиво и закуску, принес и водку.

— Ваше здоровье! — сказал Горский, чокаясь с водителем. После второй стопки у того закружилась голова. А Горский все наливал и наливал.

Потом они возвращались домой, и Горский почти тащил Ефремова на себе. Тот плакал, рассказывая о своей трудной жизни.

За последнее время они сменили столько городов, что у Тома рябило в глазах. Они были в Самарканде и Бухаре, Чарджоу и Марах, Намангане и Фергане. Подолгу Буйвол не хотел задерживаться на одном месте, чтобы не привлекать излишнего внимания.

Апрель застал их на юге Киргизии, в Оше. Однажды Зуб отправился на базар, где было чем поживиться. Он хвастался своими успехами и даже радовался, что Тому не везет.

— Фортуна, так сказать, отвернулась?

— Отвернулась, — согласился Том. На самом деле ему просто надоело воровать. Он стал чаще ходить один. С интересом наблюдал, как в городе идет крупноблочное строительство, асфальтируют мостовые.

В каком-то колхозе его приняли за агитатора. Он пришел на полевой стан во время обеденного перерыва, и кто-то хлопнул его по плечу:

— Давай, паренек, читай газеты.

Потом Тома угостили таким жирным и вкусным пловом, какого он еще никогда не ел. Давно не было так хорошо, как в этом гостеприимном колхозе. Может быть, не возвращаться к Буйволу?

Но следующую ночь он снова провел с приятелями. А наутро поезд должен был помчать их в новые края.

…На ветреном и пыльном перроне Буйвол вдруг столкнулся с каким-то гражданином и поначалу оторопел. С первой платформы отправлялся поезд на Андижан. Гражданин вскочил на подножку вагона. Буйвол забыл про своих подопечных и бросился за ним. В тамбуре они принялись о чем-то спорить, но помешали Зуб и Том, тоже оказавшиеся в вагоне. Буйвол стал знакомить:

— Семен Петрович, мой старый приятель.

Мужчина улыбнулся, но глаза оставались холодными. Ему перевалило за шестьдесят, однако стариком нельзя было назвать. Видимо, он тщательно следил за своей внешностью: чисто выбритый, на пробор седые волосы.

В Ленинабаде Семен Петрович и Буйвол остановились в гостинице «Ходжент». Им предоставили отдельный номер, и здесь «старый приятель» дал волю своему гневу.

Буйвол лишь недобро усмехнулся:

— Бегаешь от меня, гад? Парик нацепил! — Он вытащил из кармана нож.

Семен Петрович повел рукой, и в подкладку его пиджака уперлось дуло пистолета. Пришлось Буйволу вновь признать в нем своего хозяина.

Том и Зуб устроились в многокоечном номере другой гостиницы, рядом с базаром. Каждый занялся своим делом — Зуб искал ротозеев, Том любовался городом и забрел на стадион.

В тот день трибуны городского стадиона ломились от зрителей. Местные футболисты выигрывали. Вначале Том следил за игрой, но потом переключился на болельщиков. Давно он не видел такого веселого зрелища. Люди кричали до хрипоты, били в ладоши, свистели.

Особенно старался тостячок, сидевший рядом с Томом. Он уже потерял голос и потому сипел, багровея от натуги. Клетчатая рубаха вся взмокла, пот ручьями стекал с лица.

После матча толстяк уцепился за Тома:

— Никуда я тебя не отпущу. В честь такого события будешь моим гостем.

Том подумал, что снова угостят пловом, и согласился. Новый знакомый открыл дверцу «Волги» и сел за руль. Машина неслась по шоссе мимо хлопковых полей. Том ловил разгоряченным лицом встречный ветер.