— Это не очень-то вежливо, Колин-джи. – неуверенно улыбнулась Хиран, когда Колин скривился от, добавленной нарочно, приставки «джи». — Я гость. А гостей не заставляют работать на кухне.

Мужчина пожал плечами.

— Тогда чувствуйте себя как дома Хиран-джи.

И Хиран отправилась готовить кофе. Колин положил перед ней пакет с зернами, вручил кастрюльку с длинной ручкой. Посмеялся над девушкой, когда она пыталась все делать одной рукой, потому как другой то и дело приходилось поправлять и придерживать сползающее полотенце. Потом он достал из шкафа пижамные штаны, и Хиран быстро переоделась в ванной, подвернув штанины. Так было гораздо удобней и дело пошло быстрее. Вскоре они пили кофе и Колин преувеличенно хвалил его вкусовые качества. Но Хиран не обижалась. Она была благодарна.

Было так странно находится в крохотной квартирке с человеком, которого знаешь лишь сутки, и чувствовать себя словно дома. Смеяться на подшучивания Колина над ней же самой и быть достаточно смелой, чтобы шутить в ответ. Было неправильно, но так приятно ненадолго забыть обо всем. А еще рассказывать Колину о доме. Спасаясь от боли и чувства потери, Хиран рассказывала истории про тетушек и подруг. О своих неудачных попытках научиться кататься верхом. О том, что совершенно не умеет готовить ладу*, но все время пытается помочь делать это, а тетки и бабушка, в шутку ужасаясь, прогоняют ее с кухни.

О том, что больше любит нанизывать цветы на нитку, собирая их в гирлянды, вдыхая их аромат.

Она говорила и говорила. А Колин слушал. Его внимательный взгляд словно отвечал ей и подбадривал. Иногда он улыбался уголками губ или уточнял какое-то название. Но в основном молчал. И продолжал смотреть так, что Хиран порой запиналась на полуслове, и умолкала на несколько секунд. А он просто говорил «и что же», и Хиран продолжала.

А потом все закончилось. От резкого стука в дверь.

Они оба будто встряхнулись, и обернулись. Колин помрачнел. Хиран отчетливо уловила тот момент, когда его губы сурово поджались, взгляд похолодел. И весь он как-то напрягся, натянулся. Это напряжение чувствовалось в тех нескольких шагах, пока он шел к двери. А потом он открыл ее и в комнату вошел Арун.

Он выглядел ужасно. Никогда Хиран не видела его таким. Посеревшее лицо, растрепанные волосы, круги под глазами и виноватый, обезумивший от беспокойства взгляд. Он нашел ее глазами и несколько секунд просто смотрел. А потом провел ладонью по лицу и небритым щекам.

— Хир… - выдохнул он.

Он было протянул к ней руку, но потом передумал, видимо поняв, что она вряд ли захочет ее принять. И просто еще раз произнес ее имя. Но почему-то, Хиран сделала шаг, потом еще и еще.

А уже в следующую секунду была в объятиях отвергнувшего ее жениха.

Сноски

*Ладу – индийская сладость, без которой невозможно представить эту страну. Выглядит она как шарики небольших размеров, а на вкус – очень сладкая и пряная. Ладу очень часто готовят на различные праздники и фестивали.

Есть разные варианты приготовления ладу. В классический рецепт входит: чечевица маш, кардамон, разные виды орехов, масло гхи. Также есть рецепты, где вместо чечевичной муки используют нутовую (или гороховую), либо манную крупу. Еще можно использовать невероятно ароматную кокосовую стружку, кунжут, различные пряности, сухофрукты.

*Ом Джай Джагадиш мантра-молитва

Мантра «Мангала Аарати»

Эта мантра произносится во время огненного ритуала арати (Aarti). Ее можно услышать на закате и рассвете практически в любом уголке Индии, особенно часто в городах, расположенных на берегу священной Ганги. Ритуал арати, который она сопровождает, представляет собой обряд почитания Бога пламенем живого огня. При этом возжигаются светильники (таблетки камфары, лампадное масло или свеча), и по часовой стрелке совершают круговые движения вокруг алтаря с изображением божества или Гуру. Затем освященное пламя предлагается присутствующим для совершения очищения, а каждый участник, протягивая руки, как бы берет огонь в ладони и символически омывает им себя. Этот священный огонь очищает тело от болезней, ум – от непостоянства и наполняет сердце чистым Божественным Светом.

15 глава

Знал ли Колин, что игнорировать звонки друга было ребячеством? Конечно, знал. Но ему было плевать. Он либо выберется из той трясины, что стремительно затягивала его, либо все станет еще хуже, чем до этого. А что может быть хуже, когда желание набить физиономию другу перевешивает все вразумительные доводы в пользу того, чтобы этого не делать. Ну, во-первых – отношения Аруна с его невестами и любовницами абсолютно не его дело. А во-вторых, даже если бы это было его дело, то уж кому, но не Колину Тейту быть тем, кто осудит Аруна.

А вот у Аруна были бы все основания, чтобы как следует приложить своего друга физиономией о твердую поверхность. Потому как если бы тот только узнал, какие мысли и образы рождает в нем Хиран, то реакция была бы очевидно. Колин даже немного гордился собой, насколько хорошо он умеет проявлять выдержку.

Если бы сама Хиран знала, как трудно было не протянуть руку и не провести рукой по еще слегка влажным темным волосам, в то время как она увлеченно рассказывала о каких-то гирляндах и сладостях. Она даже не осознавала, насколько невинно и, в тоже время, соблазнительно выглядит в его футболке и, слишком больших для нее, пижамных штанах, пока сидит, подвернув ноги по себя и устроив локоть на спинке дивана, и подпирает ладонью щеку. На ней не было ни одного из тех ее позвякивающих и сверкающих украшений, но Колину все равно казалось, словно Хиран светиться. Она была усталой и расстроенной, но все равно красивой. И голос ее мягкий и тихий посылал жар по его позвоночнику, будто был физически ощутим. Она говорила с акцентом, порой вставляя индийские слова, или выдавая целые фразы на своем языке, даже не замечая этого, но Колин впитывал каждое ее слово.

Он мог представить ее в том саду, что она описывала, или на кухне, с блестящей посудой, всю в той гороховой муке, из которой по ее словам она пыталась приготовить ладу. А еще он почти чувствовал аромат цветов, что Хиран с подругами вплетала в гирлянды. И даже один раз посмотрел на ее пальцы, именно в тот момент, когда она пояснила, что от этого занятия на них остается так много пыльцы, что пчелы так и норовят приземлиться на них. Колин понимал, что с ним твориться какое-то безумие, но остановить это не мог, да и не хотел. Разве можно было его винить в том, что эта индийская принцесса ослепила его, как солнце. И плевать, что его лучи были губительны и могли напрочь сжечь его. В тот момент Колину казалось это благословением. Это было лучше, чем вновь возвращаться в полумрак холодной пещеры, которой ему вдруг показалась собственная жизнь.

А потом наступил конец. И в тот момент, когда Хиран бросилась в объятия Аруна, когда в Колине вдруг всплеснулась злость, он понял, что чертов идиот. Он понимал. Понимал, что реакция Хиран на появление близкого человека не могла быть какой-то иной, тем более в сложившихся обстоятельствах. Осознавал, что, как бы то ни было, они с Аруном близки. И все же неприятное чувство засело за грудиной и не отпускало, пока он сам же, почти грубо, не выпроводил Аруна и Хиран за дверь.

Черт! Ему просто необходимо было остаться одному и прочистить собственные мозги. У него даже было искушение позвонить приятелям или даже Рут. Но понял, что сейчас не в состоянии разыгрывать из себя гостеприимного друга, или пылкого любовника. Поэтому он вывез из гаража, даже не успевший еще остыть мотоцикл, и гнал его, пока от усталости почти перестал разбирать дорогу. А вернувшись домой, упал на диван и заснул. Но прежде, чем его глаза закрылись, он не мог отвести взгляд от, оставленной на столе кружки, из которой пила Хиран. И даже во сне индийская принцесса не давала ему покоя. Она виделась ему в садах, полных экзотических цветом, с руками, испачканными пыльцой, и где-то шумел океан. А еще она пела. И это было самое нескладное пение, которое он слышал и все же желал, чтобы оно не прекращалось.