– Нам и здесь хорошо, прикажи нам сделать селянку, да подать маленький графинчик водочки.

– Слушаю, – ответил тот, подозвал к себе постарше полового и сделал распоряжение подать, что требуют.

Большинство столиков были не заняты; за несколькими из них восседали извозчики, пробавлялись выпивкой и разговаривали о своих делишках; интереса для Чуркина они никакого не представляли. Приказчик снова подошёл к разбойнику и сказал ему:

– Вы, купец, редко нас посещать изволите.

– Так, всё не приходится, делами заняты бываем.

– Дела у всех есть, вот и Гаврила Иваныча давно не видать, не уехал ли он?

– А разве он у вас частенько бывал?

– Каждый день навещал нас, а теперь запропастился; гость он хороший у нас был, сколько лет мы его знаем.

– Придёт, куда ему деваться!

– Кто его знает, может, и рассерчал на что; он с душком: бывает, не угодишь чем, по неделе глаз не доказывает.

– Значит, сердит?

– Богат ну, и капризничает. Любовь-то у него, сами видели, какая, краля писаная!

– Да, знаю, женщина она важная, точно купчиха настоящая.

– Выла и купчиха при муже, а овдовела, теперь и в мещанках посидит.

– А что, небось, не один такой Гаврила Иваныч у вас бывает? – полюбопытствовал Чуркин.

– Случается, заходят гости капитальные, а лучше всех московские фабриканты: те «горского» не пьют, им настоящего «шампанского» подавай, да и толк в нём знают, – не воробьи, их на мякине не обманешь.

– А другие разве попростее?

– Ещё бы, не столичные, – рассказывал откровенный трактирщик. – Они уж и кутят как, страсть, только подавай и бери с них что знаешь. В Москве, как сами они говорят, им не так сподручно гулять, здесь вольготнее.

– Почему же так?

– Никто же не видит, сади во всю и кончено; а разгуляются, давай посуду бить, а стал говорить, на дыбы лезут, сейчас мордобитие учинят, а потом на мировую – и по радужной платят.

– Вот, значит, они какие! – рассчитываясь с половым, заметил Чуркин.

– Да-с, народ-герой, всё-то им нипочём. Заходите, пожалуйста, как нибудь и на них навернётесь, – прощаясь с Чуркиным, заключил приказчик.

– Зайдём, когда время будет, – пожимая ему руку, сказал тот и пошёл к выходу.

Звонили к вечерне, когда Чуркин с Осипом подошли к гостинице, в которой остановились, и спросили у прислужника.

– Нас никто не спрашивал?

– Нет, господин купец, – ответил он, отворяя друзьям-головорезам двери.

Скромно, без всякого шума, отперли разбойники свой номер, вошли в него, разделись и, притаившись, начали прислушиваться, что делается в соседнем номере, и перешёптываться.

– Кажись, кто-то есть там, шаги слышны, – говорил каторжник.

– Должно быть Гаврила Иваныч приятеля с деньгами поджидает, – приваливаясь на кровать, ответил Чуркин.

Осип закурил трубочку и водворилось молчание.

Через полчаса в комнату соседа их кто-то вошёл и и поздоровался с ним. Осип взглянул на атамана и, увидав, что он уснул, подошёл к нему, потрепал его по плечу и тихо сказал:

– Василий Васильевич, вставай, пришли.

Тот открыл глаза, взглянул на своего товарища, переспросил у него, в чем дело, поднялся с постели и присел на стул. Каторжник приблизился к дверям, отделяющим одну квартиру от другой, и приложил к ним ухо.

– Продешевил я тебе, Сергей Семёныч, товарец-то, – сказал хозяин квартиры, – одно только – деньги нужны, потому и уступил.

– Не такой ты парень, друг любезный, Гаврила Иваныч! Четвертачок в пуде ни за что вытянул у меня, в куражах я был и передал тебе. На, вот, получай финансы; какие деньги-то я тебе принёс: все радужные – из банка только что получил.

При слове «деньги», каторжник отошёл от двери, махнул рукой своему атаману; тот стал на его место и одним глазом увидал всё, что происходило в номере по соседству.

Продавец и покупатель сидели за столом; первый пересчитывал деньги и откладывал их к сторонке, а последний поглядывал на них, как бы жалея с ними расстаться.

– Капитал хороший, деревню на него можно купить, – заметил Сергей Семеныч, поднявшись со стула.

– У нас долго не залежится, денька два-три погостить и на дело пойдёт, – увязав кредитки в одну пачку и завернув их в бумагу, сказал Гаврила Иваныч, положил пачку в комодик и запер его внутренним замком.

– Давай записочку на проданный товар, завтра он мне понадобится, – сказал Сергей Семеныч.

– Вот она, готова, я загодя ещё её написал, – вручая тому клочок бумаги, протянул Гаврила Иваныч.

– А на счёт магарыча что скажешь?

– Что жь, можно, хоть сейчас.

– Вели подать чего-нибудь.

Купец позвал коридорного и приказал ему подать какого-нибудь вина. Чуркин отошёл от двери и сказал Осипу, чтобы он похлопотал на счёт самоварчика, который немедленно и был подан.

– Ну, что, принёс, что ли, он ему деньги-то? – нахмурив брови, спросил каторжник.

– Все до копеечки; взял это он их, пересчитал и в комод положил.

– Ну, вот и ладно, может, мы до них как-нибудь и доберёмся. Ты, атаман, об этом поразмысли.

– Чего тут раздумывать, дверь не железная, сломать её не долго.

– А не отпереть ли её ключиком, ещё спокойней было бы.

– Где же ты его возьмёшь?

– Подобрать можно где-нибудь, небось, слесаря в городе водятся.

– Что ж, ты хочешь, чтобы тебя забрали «пауки»? Засадят сейчас.

– Да за что же?

– А ни за что, по подозрению возьмут.

Осип задумался и прекратил разговор.

На дворе давно уже смерклось, а в соседнем с Чуркиным номере попойка не прекращалась, там уже, вместо двух приятелей, собралось их несколько, завязалась между ними картёжная игра.

– Василий Васильевич, не пройтись ли нам куда-нибудь? а то что мы будем здесь сидеть, толку никакого не выйдет; они, пожалуй, всю ночь здесь проканительничают, – накрывая свою чайную чашку, сказал Осип.

– Пожалуй, пройдёмся, – согласился тот.

Вошёл коридорный, убрал самовар и спросил:

– Вы, купцы, дома будете?

– А тебе это на что знать потребовалось? – спросил разбойник.

– Так я говорю, если что потребуется, я по соседству с вами буду.

– Ну, ладно, понадобится что, тогда скажем.

Слуга вышел. Чуркин начал одеваться.

– Новый халат мне надевать, или в полушубке идти? – спросил у него каторжник.

– Надевай обнову, да захвати с собою на всякий случай и парики.

– Разве они нам понадобятся? – уставив на него глаза, спросил тот.

– Кто знает, может, и потребуются, на грех мастера нет.

– Что это, никак там драку подняли? – проговорил Чуркин, прислушиваясь к шуму в соседнем номере.

Крик действительно поднялся страшный; приятели заспорили о том, «чья рука», но вскоре угомонились.

Разбойники заперли свой номер и вышли.

– Куда же ты, атаман, думаешь отправиться? – отойдя немного от гостиницы, спросил Осип.

– Так куда-нибудь пройдёмся, – ответил тот.

Спустились глубокие сумерки. Последняя метель намела на улицы сугробы снега; по тротуарам невозможно было пройти; темень, по отсутствию уличных фонарей, стояла непроглядная; разбойники шли посредине мостовой, один за другим; вот они остановились, чтобы отдохнуть от путешествия по сугробам. После небольшой паузы, Осип спросил у своего спутника.

– Ну, как ты думаешь, Василий Васильевич, на счёт Гаврилы Иваныча?

– Так и сделаем, как говорил, – ответил ему разбойник.

– Когда же к делу приступим? Жаль ведь упустить, денег-то не мало.

– Полагаю, что завтра днём обработаем; выждем время, когда его дома не будет, ну, и тово… Разве нам с тобой долго с дверьми управиться?

– Надо же хоть топорик какой приискать, голыми руками ничего не поделаешь.

– Теперь будет не пригоден, надо стамеску да коловорот подыскать, да так устроить, чтобы стуку никакого не было, а то, пожалуй, топором суматоху в гостинице произведёшь.

– Значит, купить струмент-то придётся?

– Знамо, купить; в лавках, небось, продают его, – решил Чуркин и зашагал вперёд.