– Куда же ты, атаман, идёшь?

– Зайдём в знакомый трактирчик, вот что у постоялых дворов, да понюхаем, не будет ли чего новенького, там ведь все купцы собираются.

Через несколько минуть они подошли к линии постоялых дворов и оглянулись. Чуркину показалось, что по направлению Банковской улицы шажком плетётся лошадка. «Уж не Калистратыч ли это едет?» – подумал он и обратил на подводу особенное внимание. Осип так же напряг своё зрение и тихо сказал:

– Василий Васильевич, что, или дожидаешься кого?

– Тише ты, не ори, – толкнув его, проговорил тот, подходя к дверям трактира.

Вот деревенские сани, с приделанным к ним задком, запряжённые вороной лошадью, которая вся в мыле, поравнялись с трактиром; в них сидели какие-то два человека, но за темнотою разглядеть их не было возможности. Миновав разбойников, саночки остановились у ворот первого постоялого двора, и один из седоков, заметив в них привратника, спросил:

– Где здесь двор Козьмы Яковлева?

– Подальше маленько, – был ответ.

– У вас можно остановиться?

– Заезжайте, места хватит.

Лошадка повернула на двор.

– А ведь это Калистратыч приехал, – сказал Чуркин.

– Ну, не может быть, скоро больно! – заметил Осип.

– Верно, он: я его по голосу узнал, да не один, а с проводником, должно быть кого-нибудь из своих подручных взял.

– Как же теперь быть?

– Надо как можно больше осторожность соблюдать: в трактир заходить неловко, соображение требуется.

– Так куда же нам отправиться?

– Здесь побудем: он дома не усидит, нас пойдёт разыскивать, – сказал разбойник и отошёл за угол линии постоялых дворов, по направлению к речке.

На льду реки, у проруби, ржали лошади, приведённые мужичками на водопой. Остановившись, разбойник взял у Осипа парики, один из них натянул на себя, а другой велел надеть Осипу.

– Ну, теперь вернёмся назад и поглядим, куда пойдёт Калистратыч, – сказал разбойник.

Осип, поправляя на голове свой парик, поплёлся за ним.

До полуночи бродили разбойники около постоялых дворов в ожидании появления Калистратыча, и затем, не видя его, порешили отправиться на квартиру, с тем, чтобы на следующий день покараулить его и сообразить, что против него предпринять.

Выехав из селения Ляги, Панкрат Калистратыч приналёг на своего коня и шибко гнал его, только изредка давая ему вздохнуть.

– Застанем ли мы их в Ирбите? – говорил ему спутник его Лука Сергеич.

– Ещё бы не застать! Не мимо же города махнут, всё-таки денька на четыре остановятся, небось, за товаром поехали, – подстёгивая вороного, отвечал тот.

– Должно быть, народ бывалый, троих уходили, покойнички твои тоже даром не дались, а поборолись с ними, пожалуй, и знаки какие на своих супостатах оставили.

– А, может, и уложили их, кто знает? – неизвестно.

– Почему же ты так думаешь?

– Из того смекаю, что в вашей деревне они не останавливались.

– Куда же лошади-то твои подевались?

– Нашлась люди, которые угнали их. а купца с его кучером в снег где-нибудь зарыли.

– Нет, я другое думаю: они нарочно нашу деревню миновали, чтобы следы свои от погони скрыть.

– Кто их там знает? Всё может быть, в Низвенском всё прояснится.

Добравшись до этого селения, они остановились у одного знакомого Луке Сергеичу мужичка, попили чайку и разговорились с хозяином дома о его житье-бытье, а затем спросили у него:

– А что, Тарас Григорьич, не видал ли ты наших знакомых купцов из Верхотурья?

– Каких это?

– На парочке серых они ехали, – добавил Панкрат Калистратыч.

– Нет, не догадался что-то, может, ночью они были.

– Как бы это узнать у ваших дворников?

– Что ж, можно, я, пожалуй, поразузнаю.

– Будь друг, не в службу, а в дружбу, поди, понаведайся, а мы пока с Лукой Сергеичем чайком займёмся.

– Изволь, сейчас, долго ли мне их обежать? – напяливая на себя полушубок, сказал тот и вышел из избы.

– Посмотрим, какие вести принесёт нам Тарас Григорьич, чем порадует; если проехали, то мы их разыщем в Ирбите, тогда уж и натешимся: шкуру за своих ребят с этого купца сдеру, – говорил Панкрат Калистратыч.

– А мне позволь с его кучером разделаться, – высказался Сергеич.

– Сможешь ли только?

– Я-то? Ах, Панкрат Калистратыч! Небось, знаешь, каких молодцов я на тот свет отправлял, а с этой дрянью справлюсь.

– Смотри, осечки не сделай.

– Ни в жизнь, рука пока тверда, охулки на себя не положит.

– Верю, Сергеич, верю и знаю твою ухватку.

Через несколько минут возвратился в избу Тарас Григорьич; Калистратыч спросил у него:

– Ну, что, узнал?

– Были дня два тому назад и уехали, – ответил тот.

– У кого останавливались?

– У Степана Назарова.

– Ты лично с ним виделся?

– Как же! На серых проезжали, купец, говорит он, хороший такой, разговорчивый.

– Нельзя ли этого Степана Назарова сюда попросить?

– Сделай одолжение.

Тарас ушёл.

– Ну, вот, Панкрат Калистратыч, догадки-то мои как сон, в руку дались: видишь ты, здесь они ночевали.

– Да, ты угадал, как говорил, так и есть, – следы хотели скрыть, да не удалось: отыщем голубчиков и натешимся над ними, они ведь нас и не ожидают.

– Где ожидать! небось теперь посмеиваются над упокойниками: «что, мол, взяли! на тот свет угодили».

– Ну, пусть их благодушествуют пока до нашего приезда.

Вошёл Тарас Григорьич и привёл с собою Степана Назарыча; раскланялся он с проезжающими и был приглашён ими за компанию чашечку чайку выпить; не отказался он и уселся на лавку.

– Ты, Степан Назарыч, извини, что побеспокоили тебя, – обратился к нему Калистратыч.

– Ничего, теперь свободно, постояльцев нет, мне всё равно, где-нибудь надо же время проводить, – отвечал дворник.

– Значит, купец-то Верхотурский, наш приятель, у тебя останавливался?

– Да, у меня ночевал, – ответил он, пристально вглядываясь в Калистратыча.

– Что, или не узнаёшь меня? – спросил у него душегубец.

– Лицо твоё, кажись, мне знакомо, не из Волховой сам будешь?

– Угадал.

– Панкрат Калистратыч, кажись?

– Он; чего же ты дрожишь?

– Так, что-то в озноб меня другой день бросает, – отвечал перепугавшийся дворник.

– На серых проезжали?

– Верно так, кони добрые, в Ирбит, говорили они, едут.

– Ну, вот, вот, они самые.

– Я ещё им посоветовал остановиться у моего знакомого дворника, Кузьмы Яковлева.

– Спасибо, мы их теперь разыщем; нужны они нам по одному делу.

– Больше вам ничего не нужно от меня? Я уж пойду, а то лихорадка сильно забирает.

– Ступай, пожалуй, спасибо, – сказал вслед ему Калистратыч.

Дворник был бледен как полотно. Встреча с известным ему разбойником так сильно на него подействовала, что он не мог уснуть во всю ночь и дал себе слово никому о Калистратыче не рассказывать, из опасения с его стороны мщения. Он досадовал на себя, зачем выдал в руки разбойника того купца, который ночевал у него. «Не сдобровать теперь ему, уходят беднягу», – думал он. Занимала его мысль и о том, каким это образом был знаком с Калистратычем Тарас Григорьев, и заключил, что односельчанин его состоит в одной шайке с разбойником, который имеет проездом у него своё пристанище.

Калистратыч не догадался, что Степан Назарыч дрожал не от лихорадки, а от испуга при разговоре с ним. Разбойник был занят только одной мыслью о ненавистном ему купце, под кличкой которого скрывался Чуркин; он рад был, что напал на его след; от удовольствия он, как волк, сверкал глазами и на прощанье с Тарасом Григорьевым наградил его трехрублевой кредиткой.

Выбравшись из селения около полудня, Калистратыч поехал не спеша, чему спутник его не мало удивился и решился сказать.

– Панкрат Калистратыч, надо бы нам поторапливаться, а то в город поздненько приедем, он не близок ещё.

– Знаю, так надо, – ответил тот.