Хмурым ранним воскресным утром в дверь позвонили.

Владимир уже работал. Наскоро позавтракав яйцом всмятку и бутербродом с вареной колбасой, он уселся за стол и положил перед собой не дописанную накануне статью. Статья предназначалась для килиманджарского "Муэтаро". Журнал в последнее время пристально следил за состоянием дел в Ростании и довольно неплохо платил в твердой валюте за любой материал, который мог предоставить экономист уровня Куаро. Правда, каждая статья в конечном итоге заканчивалась увольнением с очередной дворничьей должности и регулярными визитами участкового инспектора-одэшника. Тот вежливо осведомлялся, нет ли у него, Владимира, проблем с трудоустройством и не нужно ли обеспечить его постоянной работой, на которой не возникнет возможности нарушать трудовую дисциплину и потворствовать врагам Родины.

Однажды один из инспекторов, временно замещающий заболевшего коллегу, даже попытался выполнить свою угрозу, заведя дело по статье о тунеядстве, но Владимир быстро нашел себе место вахтера в детской библиотеке и поимел небольшую, но содержательную беседу с ретивым одэшником, в котором намекнул, что отдать под суд писателя мирового масштаба означает мирового же масштаба скандал. Куаро, конечно, не являлся писателем мирового масштаба, но тот же "Муэтаро" был известен своей скандальностью, когда кто-то пытался грубо обойтись с его корреспондентами. Да и сам номер журнала, в котором фамилии авторов и заголовки их творений дублировались вязью, произвел на замещающего инспектора неизгладимое впечатление. После этого дело как-то тихо скончалось с формулировкой "в связи с изменившимися обстоятельствам".

В нынешней статье Владимир собирался проанализировать темпы роста народной экономики, а также некоторые положительные тенденции ее развития. Впрочем, отсутствие таковых не могла скрыть даже "Народная статистика", несмотря на откровенное завышение цифр и неприкрытую подтасовку фактов. Владимир усмехнулся, представив себе брызгающую от возмущения слюной физиономию своего бывшего начальника, в очередной раз распекаемого в вышних сферах Экономической Академии за недостаточно активный отпор клеветническим элементам в лице, например, блудного ученика и коллеги.

Владимир нацелился ручкой на чистый лист бумаги.

– А вот и наш папа сидит, - проворковал у него за спиной тихий голос Натальи. - Сидит и пишет на бумажке, весь день сидит и пишет…

Владимир через плечо улыбнулся жене, баюкающей на руках полусонно глазеющего на него трехлетнего сына. Спустя восемь лет после свадьбы он любил ее, пожалуй, даже больше, чем в первый день. Он влюбился в нее сходу, с первого взгляда, поразившись ее фигурой, походкой, манерой разговаривать, тем чувством такта, с которым она отбивалась от чересчур назойливых поклонников. Он, в общем, так и не понял, что нашла эта царица бала, эта прекраснейшая из всех девушек в хилом очкастом кандидате наук, месяцами носящем один и тот же свитер. Но уже через неделю они оказались в одной постели, а через две - в загсе. Родители жениха и невесты неодобрительно качали головой по поводу подобной скоропоспешности. Однако остановить молодых не пытались, сойдясь на том, что пусть перебесятся, авось хуже не станет. В результате брак, которому полагали развалиться через год, максимум через три (Владимир слышал даже, что кое-кто бился по этому поводу об заклад), за прошедшее время только окреп, хотя у Владимира случилась пара романов на стороне, да и у Натальи оставались, кажется, не до конца отвергнутые воздыхатели. Они молчаливо согласились с тем, что цепи их союза будут не столь жесткими, как этого хотелось бы истовым блюстителям домашнего очага. Поэтому ни он, ни она не обращали внимания на слухи о супруге, нет-нет да и долетающие до их ушей.

Владимир бросил ручку, встал из-за стола и подошел к Наталье, нежно приобняв ее и одновременно взяв сына себе на руки.

– Доброе утро, Ната, - он поцеловал ее в губы, - как спалось? Ну, привет, богатырь ты наш, - обратился он к куксившемуся сыну. - Как жизнь молодая?

– Спасибо, солнышко, просто отлично, - улыбнулась Наталья в ответ. - Наш толстяк этой ночью дрых просто как убитый, да и сейчас, кажется, еще не прочь вздремнуть, - она взъерошила сыну волосы.

Дверной звонок прорезал сонную утреннюю тишину резким скрипом, заставившим вздрогнуть обоих.

– Я открою, - сказал Владимир жене, бережно передав ей обратно мальчика. Он аккуратно протиснулся мимо нее в узком коридорчике и подошел к двери.

– Кто там? - слегка недовольным тоном спросил он, мысленно перебирая приятелей, которых нелегкая могла занести к нему в гости в это время.

– Служба Общественных Дел! - заявили с лестничной клетки тоном, не допускающим возражений. - Откройте!

Слегка удивленный, Владимир накинул цепочку и приоткрыл дверь.

– А удостоверение у вас есть? - поинтересовался он в образовавшуюся щель. - И ордер на обыск, если не возражаете…

Цепочка лопнула от сильного пинка. Дверь протестующе хрустнула и распахнулась внутрь, сбив Владимира с ног и отбросив его к стене прихожей. В дверной проем вошли трое. Двое сразу по-хозяйски прошли в комнаты, третий, видимо, главный, наклонился над Владимиром, сунув ему под нос какие-то красные корочки.

– Вот тебе и ордер, и удостоверение. Ну-ка, встать! - он рывком поднял полуоглушенного Владимира с пола. Из комнаты раздался вскрик Натальи. - Будешь дергаться - мы твою женушку разлюбезную… успокоим своими средствами. Понял?

Не дожидаясь ответа, он втолкнул Владимира в кабинет, он же по совместительству и гостиная. Наталья, забившись в дальний угол дивана и крепко прижав к себе ребенка, с ужасом смотрела на незваных гостей. Главный пихнул Владимира на стул.

– Итак, гражданин хороший, чистосердечное признание облегчает вину, - заявил он. - Служба Общественных Дел располагает сведениями о том, что вы сотрудничаете с разведкой Сахары, за что и получаете от нее суммы в валюте в качестве оплаты вашей предательской деятельности. Так что вы, во-первых, арестованы, а во-вторых, вам предлагается добровольно сдать доказательства вашей вины в виде той самой валюты.

Один из пришедших, пристально рассматривающий книжные полки, неожиданно ухмыльнулся. Второй, прислонившийся к дверному косяку, казалось, никак не прореагировал на это заявление.

Владимир непонимающе посмотрел на главаря, машинально вытерев струйку крови, вытекающей из рассеченной дверью скулы.

– Какая валюта? - недоуменно спросил он. - Мы все переводы, как и положено, получаем в червонцах, из банка. И потом, предъявите ваш ордер, вы обязаны это сделать! - Он попытался привстать со стула, но главарь толкнул его обратно.

– Сидеть! - прошипел он. - Я тебя еще раз спрашиваю, где валюта? Колись, сука, живо, или…

Он кивнул на Наталью, и тут же бандит от полок метнулся к ней, выдернул с дивана, схватив за волосы. В его руке блеснул нож.

– Ну, так где бабки держишь? - неожиданно главарь широко улыбнулся. - Слушай, ты человек умный, статейки вон пописываешь, и платят тебе за них неплохо. Ты ведь не хочешь, чтобы из-за каких-то денег твоя женушка разлюбезная всю жизнь оставшуюся с порченной мордой проходила, а? И нам лишнего творить не с руки. Одно дело - за грабеж сесть, и совсем другое - вышак за тяжкие телесные поймать. Давай, ты нам пальцем в нужное место ткнешь, и через минуту нас уже здесь не будет. И все целы останутся. За фингал ты уж нас прости, работа такая, - он улыбнулся еще шире, и неожиданно Владимир почувствовал к нему даже некоторое доверие. - Ну, не томи!

Наталья смотрела на них широко раскрытыми глазами.

– Наташа! Ау, Наташенька! - неожиданно ворвался дребезжащий старческий голос. - У вас тут все в порядке?

В дверях возникла бабка в теплой шерстяной кофте, в опорках из старых валенок, кутающаяся в платок. Соседка, тетя Зина, которую Владимир недолюбливал за излишнюю настырность и тягу к нравоучениям на лестничной клетке.

– Я тут мимо шла, глядь, а у вас дверь…