Толпы пьяных когда вином, а когда и эйфорией вседозволенности людей высыпали на улицы городов. Магазины, чьи стеклянные витрины не смогли сопротивляться булыжникам и металлическим прутьям, разграбили в первые же часы. Обезумевшие люди волчьими стаями метались по улицам, требуя выдать им колбасы, сахара, чая, водки, начальство, переворачивая машины и избивая тех, кто подвернулся им под руку и не имел своей стаи, чтобы защититься. Дружно забастовали железнодорожники, парализовав все грузовые перевозки. Вагоны с зерном и продуктами, а также лесом, гравием, рудой, металлопрокатом и прочим, забили пути на грузовых, а потом и пассажирских станциях. Составы безжалостно грабились обнаглевшими бандами.

Все это продолжалось и на следующий день, и через день, и еще через день. Страна погрузилась в хаос. Армия и войска Службы Общественных Дел забаррикадировались в казармах, тут и там за заборами и деревьями настороженно проглядывали стволы танковых излучателей. Впрочем, их никто не штурмовал.

Двадцать девятого октября на улицах появились Хранители. Через несколько часов по всей Ростании наступила мертвая тишина. Охваченные паническим ужасом, неизвестно откуда берущимся при приближении серо-стальных машин, люди рассеивались по переулкам, в давке ломая друг другу ребра, забиваясь в любые щели. Некоторые осторожно пробирались по домам, изредка недоуменно оглядываясь по сторонам и друг на друга, пытаясь понять, что это на них нашло. Вечером армия, наконец, выбралась из своих укрытий, и на многих перекрестках прочно обосновались тяжело присевшие на опоры туши бронетранспортеров, обнесенные мешками с песком. За мешками прятались патрульные СОД.

Машины Хранителей неторопливо курсировали по улицам городов. Вызываемый ими панический страх исчез, но люди все равно старались держаться подальше. Те, кто не мог ускользнуть в какой-нибудь подъезд, вжимались спиной в стену, молча провожая их взглядом.

На следующий день по телевидению объявили о временной приостановке деятельности Народного Правительства и формировании Малого Совета, берущего власть в стране до выборов в свои руки.

– Коллеги, коллеги! - успокаивающе поднял ладонь Перепелкин. - Не надо ссориться по пустякам. Нам всем хватит места в этом мире, нет нужды уничтожать противников.

Двое претендентов, сопя, исподлобья уставились друг на друга. Из взгляды метали молнии, а в глотках еще бурчали последние раскаты грома.

– Андрей Геннадьевич! - обратился Перепелкин к одному из них. - Ну сами подумайте - что вы выиграете от войны? У всех у нас есть свои сторонники и свои противники. Если мы вцепимся в глотку друг другу, сторонники могут предать, а враги не упустят случая ударить в спину. Зачем вам это? Зачем это нам всем?

– Как у вас все просто получается, многоуважаемый Владислав Киреевич! - язвительно откликнулся секретарь по идеологии, переводя взгляд на директора Индустриального комитета. - Пожмем друг другу руки - и в дальний путь на многие года? И наверняка с вами в руководящей и направляющей роли?

– Во-во! - поддержал его визави. - Ты, Владик, всегда много на себя брал. И я ни под него, ни под тебя не лягу, и не старайся!

– А ты, Ваня, всегда языком болтал, не подумав! - поморщился Перепелкин. - Несет тебя сегодня, как дизентерийного. Совсем со своими коровниками да комбайнами разучился по-человечески общаться. Да помолчи ты! - раздраженно рявкну л он, увидев, как багровеет и приподнимается над стулом собеседник. - Еще раз повторяю вам обоим: нам не из-за чего ссориться. За каждым из нас - сила, и сила солидная. Никто не сможет перетянуть одеяло на себя, только общий раздрай ухудшим.

– И что же вы, Владис…

– Я об этом и говорю! - директор Индустриального комитета метнул на идеолога раздраженный взгляд. - Нам не соперничать надо, а объединяться. Пусть остальные грызутся, как им вздумается, а мы трое сделаем, как решим.

– И как же ты хочешь решить? - саркастически хмыкнул министр продовольствия, все еще багровея лицом. Впрочем, краска уже сходила с его пухлых щек. - Себя на царство, а мы твои шестерки?

– Ну что у тебя за тюремные словечки? - досадливо поморщился Перепелкин. - При чем здесь шестерки? Еще раз повторяю: неважно, кто станет Народным Председателем. Я бы с радостью снял свою кандидатуру, да только мои не поймут. Шушукаться начнут, слухи потянутся… Председателем может стать любой, наша задача - сделать так, чтобы он остался пустым местом. По-хорошему бы посадить на трон какого-нибудь надутого идиота вроде Дуболома…

– Только через мой труп! - резко выплюнул идеолог.

– Ну, не Дуболома, - пожал плечами Перепелкин. - Это я так, к слову. Ни Дуболома, ни Шварцмана туда, разумеется, пускать нельзя, они всех под себя подомнут. Но любую пустышку, которой нравится на экранах мелькать и перед журналистами важную персону строить. Сами смотрите: индустрия, продовольствие и идеология - все, что нужно, чтобы крутить страной, как вздумается…

– Не все, - тонко улыбнулся идеолог Папазов. - У нас нет главного - силы. Все равно придется звать либо Дуболома, либо Шварцмана. Ну, или Тропинкина…

– Тропинкин - дебил, - хмыкнул Смитсон. - Иметь в руках армию - и не взять власть, когда она валялась на дороге? Да я бы на его месте…

– …сидел в казарме и чесал репу, - оборвал его Перепелкин. - Ты, Ваня, всегда слишком прямолинеен, уж извини меня за правду. Ты бы попер танками на толпу, и солдаты бы точно взбунтовались. А сошедшие с ума танковые роты - это, знаешь ли, не сахар даже в нормальной обстановке.

– Тропинкин ничего не решает, - задумчиво проговорил идеолог. - Он только и умел, что поддакивать Треморову. Не дурак, но инициативы лишен начисто. Генерал - он и есть генерал. Хотя… он может оказаться нам полезным именно потому, что исполнитель, не игрок. А вот со Шварцманом я договариваться не буду, и не просите. Во-первых, власть у него уже не та, что раньше. Во-вторых, старый крокодил сожрет нас, как только получит шанс. Дуболом… не знаю, не знаю. Вот он дурак, и дурак амбициозный. Тоже попытается нас сожрать, хотя ума не хватит. Но запросто устроит очередные беспорядки на пустом месте. Нет, их обоих нужно… того, чем быстрее, тем лучше. И своих людей на их места…

– Ну вот, это уже конструктивно, - с облегчением вздохнул директор Индустриального комитета. - Ванюша, твоего голоса не слышу. Ты как, согласен играть в команде?

Кривая ухмылка исказила лицо Смитсона.

– Что я, тебя не знаю? Обязательно ведь кинешь, если удастся.

– Да и ты не образец порядочности, - парировал Перепелкин. - Сколько раз ты меня подставлял? Чуть что - и не ты в неурожае виноват, а я дерьмовые трактора делаю!… Ладно, не о том речь. Нас трое, как паритет держать - как-нибудь договоримся. Каждый из нас при желании сумеет устроить стране небо в овчинку, так что обманывать друг друга - не в наших интересах. Да что мы, в самом деле, на троих этот мир не поделим?!

– Может, и поделим, - согласно кивнул Папазов. - Как делить - еще обмозговать надо. Может, это и в самом деле лучше, чем в глотки друг другу вцепляться. Ну, а в Председатели кого?

– Да хоть кого! - отмахнулся Перепелкин. - Какая разница? Рулить все равно мы будем.

– Не скажите, Владислав Киреевич, не скажите… - покачал головой идеолог. - После десятилетий самоличного властвования Председатель - это фигура. Ему просто по инерции продолжат подчиняться. Посторонних на таком посту, пусть и декоративном, быть не должно. Предлагаю так: пусть им станет кто-то из нас троих. Кто - пусть решит народ. В конце концов, полезные иллюзии нужно поддерживать. Пусть массы почувствуют себя значимыми, это выпустит пар и даст нам некоторую передышку. Остальных же кандидатов нужно… убедить снять свои кандидатуры. Ну, пообещать им чего-нибудь…

– Дельно, - кивнул Перепелкин. - Наверное, так и поступим. Ваня, что думаешь?

– Что глупо все это, - пробурчал Смитсон. - Не надо было в Малый Совет пускать Шварцмана. У меня от этой змеюки мурашки по коже. Заявили бы, что только кандидаты в Председатели участвуют, и дело с концом.