Флоре предстояло пройти через мучения, каких я не пожелала бы даже злейшему врагу, включая Кёрса. И они только начинались. Рези будут продолжаться, кожа может принять синеватый оттенок, кровяное давление упадет до опасной черты, возможны припадки, повышенное выделение мокроты, затрудненное дыхание. Я все время следила за дыханием Флоры, проверяла пульс и была готова в любой момент принять необходимые меры.

– Я знаю, что вы слышите меня, Флора, – сказала я мягко, вытирая пот с ее лба. – Я не дам вам умереть.

Пульс ее постепенно так ослаб, что практически не ощущался. Я достала пудреницу из сумочки и поднесла зеркало к губам Флоры. Оно не запотело, и уже по этому признаку ее могли принять за умершую. Пора было вызывать врача. Проверив состояние Флоры еще раз, я спустилась на первый этаж и набрала номер доктора Максвелла. Трубку сняла какая-то женщина, сказавшая, что к Максвеллу пришел пациент и доктор перезвонит, как только освободится. Я сообщила ей адрес и имя Флоры Кёрс и сказала, что моя подруга потеряла сознание. Вернувшись в спальню, я села около постели Флоры. Тело бедной женщины дергалось, она металась на постели, как рыба, погибающая на горячем песке. К моменту прибытия врача спазмы должны были прекратиться, так что она будет выглядеть как мертвая.

Стрелки на часах показывали почти двенадцать. Я вышла из спальни и посмотрела в окно со стороны фасада, не приехал ли доктор. Его все еще не было. Я начала нервничать и, чтобы успокоиться, достала носовой платок и стала крутить и перекручивать его. Вернувшись в спальню, я увидела на постели недвижное и безжизненное тело Флоры. Следующей стадией действия яда будет неизбежный бронхоспазм, затем удушье, кома и смерть. Пощупав запястье Флоры, я убедилась, что пульса нет. Времени оставалось немного. Где же этот идиот?

В этот момент раздался стук в дверь. Проверив, не осталось ли в спальне чего-нибудь подозрительного – трубка, воронка, ведро и, разумеется, пузырек с ядом были заблаговременно спрятаны, – я сбежала по лестнице. Открыв входную дверь, я увидела мужчину лет шестидесяти, с багровым лицом, красным носом и темными подглазьями.

– Приветствую вас. Я доктор Максвелл. Пришел по вызову к миссис Кёрс. Простите, что немного…

– Идемте скорее. Боюсь, миссис Кёрс… Боюсь, уже слишком поздно!

– Что вы хотите…

– Пожалуйста, скорее.

– Мне сказали, что женщина потеряла сознание.

– Да, так и было, а потом… Даже не знаю. Помогите, пожалуйста!

Я быстро провела доктора в спальню. Увидев Флору, недвижно лежавшую на кровати, доктор подбежал к ней и стал прощупывать пульс. Лицо его все больше мрачнело. Он достал из сумки стетоскоп и приложил к груди Флоры.

– Увы, ничем помочь не могу, – сказал он в конце концов. – Сожалею, но она умерла.

– Не может быть! Это ужасно! – вскричала я.

Из глаз моих хлынули слезы. Они были вполне искренними, но я не оплакивала Флору, – слезы были вызваны мыслью о том, что мне предстояло сделать.

– Вы можете объяснить мне, что произошло? Вы говорите, она потеряла сознание?

– Да. Мы разговаривали – миссис Кёрс была в постели. Я вышла, чтобы приготовить чай, а когда вернулась, она лежала плашмя и не шевелилась. Я хотела дать ей какую-нибудь нюхательную соль, но ничего не смогла найти и позвонила вам.

– Миссис Кёрс болела?

– Да. Она написала мне странное письмо, попросив приехать к ней, и даже прислала ключ от дома, чтобы я могла сама войти. Сегодня утром я приехала и увидела, что слуг в доме нет, – очевидно, она дала им выходной. Флора сидела в постели. Мы какое-то время разговаривали. Я обратила внимание на то, что она очень бледна, и подумала, что ей не помешает чашка сладкого чая. А когда я вернулась из кухни, она… она…

– Вижу, – сказал Максвелл. – Вы можете сказать мне, чем она болела?

– Нет, к сожалению. Из письма я поняла только, что дела плохи, и сразу отправилась сюда.

– Естественно. А почему вы не вызвали ее лечащего врача?

– Дело в том, что я не знаю, кто это. Я набрала первый попавшийся номер из справочника.

– Понятно… Так, а теперь необходимо позвонить в полицию.

К этому я была готова.

– Да-да, конечно. Чем скорее полицейские приедут, тем лучше.

– Вот именно. А вы не знаете ближайших родственников покойной? Их тоже надо оповестить.

– Ее ближайший родственник – муж, тоже врач, доктор Патрик Кёрс. Он живет в Рикмансворте, графство Хартфордшир.

– Я позвоню ему и сообщу печальную новость – или, может быть, вы хотите сделать это?

– Нет-нет, – ответила я, утирая слезу кончиком носового платка. – Мы с Флорой дружили давно, но последние несколько лет я провела за границей и ни разу не видела ее мужа.

– Понятно, – сказал Максвелл.

У него был несколько напряженный вид. Вероятно, доктор, как многие пьяницы, страдал от подагры. Затем он поднял голову и несколько секунд пристально разглядывал меня.

– Прошу прощения, но вы мне кого-то напоминаете. Мы с вами не встречались раньше?

Я чуть не упала в обморок.

– Нет, не припоминаю.

– Вы живете в Лидсе?

– Нет, я уже говорила, что жила последние годы за границей, в Южной Африке.

– Правда? Это далеко от Йоркшира.

– Да, действительно. Я жила там с тех пор, как мой муж погиб во время войны.

– Сожалею. А может быть, я знаком с какими-нибудь вашими родственниками, миссис…

– Сомневаюсь. У меня нет родни в этих краях.

– Вот как? – Максвелл уставился в пространство, будто пытался отыскать там что-то забытое. – Разрешите узнать ваше имя?

Называть ему имя, под которым я остановилась в харрогейтской гостинице, было неразумно. Но тогда какое? Сначала я ничего не могла придумать, но затем мне в голову пришло слово, запомнившееся с детства, с тех пор как мы жили в живописной деревушке во Французских Пиренеях, у самого подножия гор. Я проводила там каникулы с родителями. Мы ходили по окрестностям с гидом, добросердечным человеком. Он поймал бабочку и подарил мне ее. Бабочка была очень красивая, с изумительной раскраской крыльев. А затем гид достал булавку и прикрепил бедное насекомое мне на шляпку. Я ужасно расстроилась, не знала, что делать… поэтому промолчала.

– Простите, я не понял, что вы сказали? – Голос Максвелла вернул меня к действительности.

– Моя фамилия Котеретс. Миссис Джессика Котеретс.

Максвелл направился к двери. Я почувствовала такое облегчение, что опять чуть не упала в обморок. Но в дверях он остановился и сказал:

– Мне придется связаться с лечащим врачом миссис Кёрс. Он должен знать, от чего она могла умереть. Или, может, вы могли бы помочь мне с данными о состоянии ее здоровья?

– Я посмотрю, не остались ли у Флоры какие-нибудь записи на этот счет.

– Я подожду внизу, в гостиной.

Я постояла у дверей, прислушиваясь, и убедилась, что доктор спустился на первый этаж. Тогда я кинулась к своей сумочке и достала пудреницу. Зеркало по-прежнему оставалось незапотевшим. Я дотронулась до холодного лба Флоры и пощупала ее руки, которые уже начали синеть.

Уна колебалась, стоит ли ей повторно встречаться с доктором Кёрсом. Дэвисон предупреждал, что нельзя подвергать себя опасности, и к тому же Уне вовсе не хотелось принимать еще одну дозу этого тоника. Но доктора – уважаемые члены общества, а Кёрс обещал поделиться с ней конфиденциальной информацией о миссис Кристи и Нэнси Нил. Конечно, эта информация могла оказаться несущественной, но, как показывают романы Агаты Кристи, иногда незначительные детали дают ключ к разгадке. Уна поехала в Рикмансворт. Около дома Кёрса она столкнулась с двумя полицейскими, выходившими оттуда.

– Простите, мисс, – обратился к девушке более старший из них и загородил ей путь. – Наверное, вам лучше перенести консультацию у доктора на другое время. Мы только что сообщили ему печальную новость.

– Надеюсь, не совсем плохую?

– Увы, как раз самую плохую из тех, что человек может услышать, – ответил молодой полицейский.