– Мне не терпится приступить к делу, – заявила она. – Я достала все, что вы велели. Купила в аптеке соль для соляного раствора. Аптекарь не задал мне ни одного вопроса. Я приготовила также и все остальное, что вам понадобится, – трубку и воронку; ведро у меня, само собой, тоже имеется. Никаких трудностей при этом не возникло.

Энтузиазм Флоры в отношении эксперимента произвел на меня обратное действие: я была подавлена и стала сомневаться, разумно ли то, что мы хотим совершить.

– Послушайте, Флора, – сказала я. – Я думаю, нам надо обсудить этот вопрос, прежде чем мы начнем… если начнем.

– Что значит «если начнем»? Не понимаю. Что-то изменилось? Патрик вмешался? Что случилось?

– Флора, прежде всего успокойтесь.

Взяв Флору за руку, я отвела ее в гостиную. Там действительно все было готово: в камине горел огонь, на одном из столов были разложены необходимые вещи – стопка белых накрахмаленных полотенец, воронка, ведро, длинная коричневая трубка, чернильница, пачка почтовой бумаги и авторучка.

– Но вы же видите, я все приготовила, и сама готова.

– Вот как раз это меня и беспокоит.

– Почему?

– Флора, я боюсь, что вы напрасно так стремитесь проделать этот эксперимент. Я знаю, вы хотите помочь мне спасти мою дочь, и я бесконечно благодарна вам за это. Но ваш энтузиазм меня угнетает. Я не смогу жить спокойно, если буду знать, что вы добровольно ускорили свою смерть. Я буду чувствовать, что была вашей сообщницей в совершении смертного греха.

– Понимаю вас, – ответила Флора, глубоко вздохнув и сжав ладонями мои холодные руки. – Но даю вам честное слово, что хочу очнуться после эксперимента и приветствовать вместе с вами начало нового дня. Поверьте мне, есть вещи, ради которых мне надо остаться живой; я должна кое-что сделать, прежде чем умру. Клянусь могилой моих родителей, а вы знаете, как я чту их память и сколь много они значат для меня.

Невозможно было не поверить ей.

– Хорошо, – сказала я, – но я должна спросить вас в последний раз, готовы ли вы пройти через это. Если вы по какой-либо причине колеблетесь, я буду рада все отменить.

– Миссис Кристи, Агата, я доверяю вам безоговорочно, вы знаете это.

– Помните, я говорила, что это средство дает побочные эффекты? Они могут быть очень неприятны.

– Да, я помню об этом, и это не влияет на мое решение. Но конечно, я жду того момента, когда все это закончится и я, очнувшись, попрошу вас приготовить мне чашечку чая.

Я внимательно посмотрела на Флору. Она выглядела теперь гораздо спокойнее, в глазах ее больше не было безумного нетерпения.

– А как насчет врача? – спросила я.

– По вашему совету я отыскала такого, которому можно довериться в последнюю очередь. Некий доктор Максвелл. У него трясутся руки – очевидно, из-за алкоголя. Вот более подробные сведения о нем.

Прочитав присланное Флоре письмо, я сделала пару глубоких вдохов и достала из сумки пузырек с тетродотоксином. При этом я опять вспомнила Боренга – химика, который повсюду носил с собой порцию кураре. Я никогда не хотела оказаться в таком положении, когда надо решать, оставить другому человеку жизнь или нет, но в данном случае мысль о Розалинде придала мне решимости. Часы показывали уже половину одиннадцатого.

– Давайте приступим, – сказала я. – Наверное, лучше проделать это в вашей спальне? Я отнесу туда поднос с трубкой и воронкой, а вы, если не трудно, захватите ведро.

Мы поднялись на второй этаж. Спальня Флоры была большой и уютной, окна выходили в сад за домом, перед ними росла высокая ель.

– Когда я была маленькой девочкой, отец прикрепил к этому дереву качели, и я очень любила качаться на них, чувствуя, как ветерок овевает лицо, и испытывая ощущение невесомости. Я и смерть воспринимаю так же – как освобождение.

Я с тревогой посмотрела на нее.

– Но сегодня я не стану думать об этом, обещаю, – добавила она.

– Надеюсь. Я уже рассказывала вам о средстве, которое я дам вам. Учтите, что вы будете в полном сознании в течение всей процедуры.

– То есть смогу воспринимать все происходящее?

– Да. Двигаться не сможете, будете ощущать болезненные побочные эффекты, но голова останется абсолютно ясной.

Флора, присев на постель, стала писать предсмертную записку самоубийцы, а я тем временем мысленно проделала всю операцию еще раз, чтобы сосредоточиться на технической стороне вопроса и забыть о своих чувствах. Я научилась этому, работая в добровольческом медицинском отряде во время войны. Какой я была неопытной, когда впервые пришла в госпиталь, устроенный в ратуше Торки!

Я вспомнила ящик с грязными бинтами и другими перевязочными материалами. Поначалу мне хотелось сжечь все это, но старшая сестра сказала, что после стерилизации материал можно использовать снова. В дальнем конце помещения, где мы работали, стояли четыре котла с кипящей водой, которую сестры брали для припарок. В ушах у меня до сих пор стоял голос старшей сестры, постоянно отчитывавшей неумелых новичков и кричавшей, что «единственное, что им можно поручить, – это проверить, кипит ли вода в котле». Я очень боялась оказаться как-нибудь на месте этих бедняг.

Никогда не забуду, как впервые присутствовала при операции. От зрелища взрезанной плоти, наглой усмешки открытой раны и запаха протухшего мяса мне стало плохо, и если бы мне на помощь не пришла другая, опытная сестра, я повалилась бы без чувств прямо на пол операционной и навсегда погубила бы свою репутацию.

Я быстро приобретала необходимые навыки – поневоле приходилось – и вскоре убедилась, что мне нравится эта работа. Может быть, сказался и голос крови: мама говорила, что одна из моих прабабушек была медсестрой. Я практически сразу поняла, что нельзя давать воли своим чувствам, иначе не сможешь помочь раненому. Даже если все у тебя внутри кричит от боли, не показывай этого. Я приучила себя держаться рассудительно и даже немного сурово. Сегодня мне понадобятся уроки прошлого…

– Я уверена, что это вам не пригодится, – сказала Флора, отдавая мне письмо, – но возьмите на всякий случай.

– Спасибо. Наверное, вам лучше надеть то, в чем вы обычно спите.

Я отвернулась, когда она начала раздеваться, но краем глаза заметила гладкую алебастровую кожу плеча, стройную фигуру. Невозможно было представить себе, что эта женщина при смерти, которая казалась из-за этого особенно отвратительной. Флора надела ночную рубашку с кружевами, сполоснула лицо холодной водой, причесалась и легла в постель.

– Устраивайтесь поудобнее. Давайте я поправлю вам подушку.

– Спасибо большое, – сказала Флора, поерзав и чуть расстегнув воротник рубашки.

Я вернулась к столу с приготовленными материалами, в том числе раствором тетродотоксина. Прием этого средства в количестве, чуть превышающем двадцать пять миллиграммов, приводит к смерти. Одна лишняя капля – и исход будет фатальным. Нужно внимательно следить за состоянием Флоры и при возникновении опасности срочно принимать меры. Все зависит от своевременности моих действий.

Я опять взглянула на часы – они показывали ровно одиннадцать. Я тщательно отмерила дозу яда и дважды проверила ее, прежде чем добавить воды.

– Вкус может показаться странным, – предупредила я. – Спрашиваю в последний раз: вы уверены, что хотите выпить это? Пока еще можно все отменить.

– Нет-нет, я уверена и готова.

– Ну хорошо. Как я уже говорила, могут возникнуть очень своеобразные ощущения, но не пугайтесь. Будьте уверены, я все держу под контролем.

Тут я немного солгала, но это тоже было привычкой, сохранившейся с военных времен, – я всегда говорила это раненым. Эти слова успокаивали не только больного, но и медсестру.

Через двадцать минут после того, как Флора выпила раствор, я стала замечать первые симптомы. В углах рта появилась слюна, и Флора подняла руку, чтобы вытереть ее. Дыхание участилось, на коже выступили капли пота.

– Флора, это Агата. Вы, скорее всего, слышите меня. Вероятно, у вас уже появились рези в области желудка, тошнота, головная боль.