В своем расчете мастер не ошибся.
Не числом, а уменьем
Особенно расхрабрился Петр Кружалов: "Чтобы эту глупую тумбу да не одолеть комсомольцу? Неправда!"
– Кого тебе в помощь? – тотчас спросил мастер. – Или сам один?
Парень замялся:
– Нет, сам один не выйдет… В математике слаб. Требуется подкрепление.
– Понятно! – Мастер улыбнулся. – Могу порекомендовать степенную девушку. Будущий инженер-конструктор. – И назвал Орешникову.
Кружалов покраснел. Его смутила проницательность старика: затаенные мысли угадывает!
Однако следовало что-нибудь сказать для солидности. И Кружалов пробасил:
– Подходяще… Кажись, тоже комсомолка? Вот по-комсомольски и возьмемся.
Поджидая Галину, Кружалов присел в сторонке с тетрадкой. Принялся раздумывать: как же их сделать легкими и подвижными в работе, эти болты. Муслил, муслил карандаш, но решения не нашел. Подошла Галина. Теперь они по очереди водили карандашом, отнимая друг у друга тетрадку.
Потом девушка отлучилась: по какому-то спешному делу ее вызвали в лабораторию. А Петр, чтобы не терять времени, махнул в заводскую библиотеку. Однако ему не понадобилось листать технические журналы. Идея пришла еще с порога библиотечного зала. Он увидел картину "Соперницы": деревенская улица, зима, две девушки, у них ведра на коромыслах… Дальше в содержание картины Петр не вникал. "Коромысло – вот решение!" И он помчался обратно, сталкиваясь с людьми и не в силах сдержать ног, которые так и отбивали дробь на ступенях лестниц.
Орешникова захлопала в ладоши, так ей понравилась идея с коромыслом: "И вправду, Петька, у тебя фигурные мозги!"
Сняли с болтов-надолб размеры, набросали чертежик – и в кузницу, к тамошним комсомольцам.
Не прошло и нескольких часов, как были готовы весы на коромысле. Корзинка из пруткового железа для болта. Другая – для уравновешивания груза.
Весы прикрепили к крюку мостового крана, затем опустили, чтобы обе чашки сели на землю. Кружалов, наклонившись, вкатил болт в корзинку. Орешникова с помощью ребят загрузила противоположную чашку весов всяким подручным железом, чтобы получить тоже восемьдесят килограммов.
– Вира! – И кран приподнял весы. Когда чашка с болтом оказалась против нужного отверстия, Кружалов двумя руками втолкнул болт в гнездо, как артиллерист вталкивает в орудие тяжелый снаряд.
Вторым заходом весы подняли с земли гайку для болта. Но завернуть ее гаечным ключом мог бы только былинный богатырь Илья Муромец. Ильи, конечно, не дозовешься, поэтому комсомольцы для затягивания крупных гаек приспособили электрический мотор.
Василию Евтихиевичу показали весы в действии.
– Вот это по-комсомольски! – похвалил мастер. – И по-суворовски. Не числом, а уменьем!
Яблоня и яблоко
Петр Кружалов трудился над сборкой рабочего колеса турбины. В группе комсомольцев был старшим. На стендовой площадке стояла бочковидная втулка со своими шестью глазницами. Мостовой кран помогал пристраивать к этим глазницам лопасти фланцем и затем, при помощи кружаловских весов, крепить их болтами. Часть ребят заполняла внутренность втулки механизмами, которые двадцатипятитонным лопастям должны придать чуткость и подвижность рыбьих плавников.
Работа сложная. Колесо будет пригодно лишь в том случае, если центр его тяжести строжайше совпадет с осью вращения. Навесил на втулку лопасти – ставь ее для контроля на острие. Если устоит, как мяч у жонглера на пальце, – все в порядке, можно продолжать сборку. Если же начнет крениться (тут махину застопорят специальные механизмы), то на смену сборке приходит разборка: работу надо переделывать.
Балансировка – это день хлопот. А пока колесо полностью обрастет деталями, его ставят на острие трижды. Из календаря сборки вычеркиваются три дня. Для дружной бригады – огромная потеря!
Эти гиблые три дня не давали Кружалову покоя: вот бы сбалансировать колесо за один раз!
Встретился с Орешниковой. Поделился своими замыслами, но тут же его взяло сомнение: поддержат ли станочники? Сумеют ли так сработать детали, чтобы, к примеру, лопасти были одинаковыми не только по размерам, но и по весу? Тут бы ювелиров с их терпением, аккуратностью, тонким чувством осязания в пальцах.
Орешникова поглядела на парня с восхищением.
– Знаешь что? Решайся, на что задумал. А я побегу к станочникам!
Комсомольцы без колебаний поддержали своего вожака: "Правильно, Петруха, обойдемся одной балансировкой. Ставь вопрос перед начальством".
Василий Евтихиевич с испугу замахал руками:
– Это на средневолжской-то одну балансировку? Да вы что, ребята… – Лицо старика стало багровым, он не мог продолжать речь, только отдувался. Подумал с досадой: "Не иначе как она замутила парня, будущая инженерша… Порекомендовал на свою голову!"
Между тем Кружалов попросил объяснения.
– А объяснение простое, – сказал мастер с раздражением. – Вон куда хватил… А если готовенькое-то похилится, тогда что: разбрасывай колесо на части, пропадай месяц работы? Да ты что, Петрушка, обалдел, чтобы срывать заказ государства!…
Кружалов – к начальнику цеха. Но и там отказ. Да еще вдогонку пристрастили: "Не смей такое и думать, выбрось из головы!"
Зато в комсомольском комитете огоньком Кружалова загорелись многие. Делегацией пошли к директору завода.
– Правильно вам отказывают, – сказал директор завода. – Чтобы обойтись одной балансировкой, требуется такая чистота работы, какой мы на заводе до сих пор не в силах достичь. Так что не будем предаваться фантазиям. Все, товарищи!
– Нет, не все! – почти в отчаянии воскликнул Кружалов и намертво уселся в кресло напротив директора. Друзья не оставили его, и начались длинные-предлинные споры – на измор.
Через час директор уже только бормотал устало:
– Вы из упрямства мне срок сдачи турбины сорвете!…
– Наоборот, товарищ директор, ускорим сдачу, – возражали ему. – Слово комсомольцев!
Наконец директор сдался.
– На ответственность заводского комитета комсомола! Но если, товарищи, подведете, – знайте, что первой полетит с плеч голова вашего директора!
Кружалов не подвел. Колесо было собрано с одной балансировки.
Самого Кружалова вскоре назначили мастером, поставив его рядом с Василием Евтихиевичем.
– Ты, Петруша, не смущайся, – сказал старик, заметив, что его ученик при встрече виновато опускает глаза. – Я на тебя не в обиде. Поболело, конечно, сердце – не без этого… Зато теперь я на тебя только радуюсь – как старая яблоня, которая вырастила доброе крепкое яблоко!
Телефонные звонки
"Как двадцатая? Скоро ли выйдет с завода?" – Ленинградцы очень ревнивы к чести своего города.
Девушка на заводском коммутаторе устала от нескончаемых телефонных звонков. Наконец газеты и радио дали информацию:
"Последняя, двадцатая турбина на стенде. Она уже собрана. Минувшей ночью произведены заводские испытания турбины, которые дали хорошие результаты".
И вот наступил день проводов. В цехе сколотили и убрали кумачом и зеленью торжественный помост. Внесли знамена. Среди знаменосцев можно было увидеть сияющих гордостью модельщика Чучина, оператора-фрезеровщика Гасана Алибекова, инженера Пчелкина, электросварщика Зубкова, мастера сборки старика Махова и комсомольца Кружалова…
Торжественный помост вплотную примкнул к гигантски распростершему крылья рабочему колесу. Получилось, что турбина номер двадцать и сама, персонально, введена в президиум собрания.
Приглашенные в президиум гости с интересом поглядывали то на стальную громаду колеса, то на развешанные в цехе плакаты.
Вот плакат-зигзаг в виде нисходящих ступеней. На верхней ступени число "90". Оно обозначает, что первая турбина была собрана за девяносто дней. Спускаясь по лестнице, числа убывают, и на последней, двадцатой ступени – число "12". Итог ошеломляющий: производительность труда при выполнении заказа для Средней Волги выросла в семь с половиной раз! Таких успехов советское турбостроение не знало.
