Джиллиан слабо улыбнулась.

— Ты обещал мне круассаны.

Он и сам был рад немного пройтись по свежему воздуху. Минут двадцать ни о чём не думать. Выбрать её любимые сладости. Вернуться в номер с мыслью, что тучи развеялись и что о сегодняшнем утре он быстро забудет. Увидеть пустую постель, не найти её вещей. Сесть на разобранную кровать. Подумать. Её нет. Она ушла. Опять... Грязно и от души выругаться. Вздрогнуть, когда дверь в ванную за его спиной распахнётся, и Джиллиан одним прыжком окажется рядом, потому что она никогда толком не вытирается после душа, быстро замерзает и забраться под одеяло в такой момент — самое её любимое дело. Выслушать, что вещи она убрала в шкаф, на случай если кто-то ещё из его подруг придёт, что он сломал ей молнию на платье вчера, и что она воспользовалась его гелем для душа и пахнет теперь как мальчишка. Всю эту чушь — выслушать с улыбкой от уха и до уха и только после этого выпалить в ответ:

— Я купил тебе круассаны...

Досье на Валерана Стюарта было готово. Влетело оно Барросе в сто тысяч. Лаккара нанял лучшего частного сыщика, а в некоторых случаях и сам летал в Котнор, чтобы перепроверить нужную информацию. Перед тем, как передать досье Тому, Альберт засиделся на работе допоздна — перечитывал документы и свидетельства. Он пытался составить портрет человека, которым так заинтересовался сенатор, но чем больше обдумывал полученную информацию, тем больше усиливалось ощущение, что какую-то очень важную часть они упустили. Уж больно всё выглядело идеальным: ни попыток уйти от налогов, ни приводов в полицейский участок — даже по молодости, — ни скандалов, связанных с женским полом. Даже штрафов за превышение скорости или незаконную парковку — и тех не было. Альберт усмехнулся: простому смертному и в заграничном паспорте так могли отказать. Нет штрафов за нарушение правил дорожного движения — и человека вроде как нет. ...Так, что там дальше? После смерти отца перебрался к Патрику МакВиторсу, который в память о дочери принял его как родного внука, а после и вовсе завещал Стюарту практически всё, чем владел.

Здоровье хорошее, никакими хроническими заболеваниями не страдает. Набор зафиксированных «болячек»: простуды, однажды вывихнул лодыжку в гололёд, небольшие проблемы с позвоночником. Мостовидный протез на два зуба в нижней челюсти. В последние годы стало ухудшаться зрение, носит линзы.

Учился мажор «на отлично», несмотря на то, что учился во время войны. Служба контрактников-северян состояла из боевых командировок длиной в несколько месяцев, после которых следовал перерыв на один-два сезона. Их-то Стюарт и использовал для продолжения учёбы. Никаких серьёзных ранений — повезло. Первые годы после войны он продолжал жить у МакВиторса, практически ничем не занимаясь. Потом устроился на работу в банке. Никаких служебных нареканий. Женщины — конечно, были, но услугами проституток никогда и ни при каких обстоятельствах не пользовался. Меценат. На его деньги построили реабилитационный центр для детей с ограниченными возможностями. Тут Альберт поморщился, вспомнив, что на каждые пятьдесят тысяч, потраченных на благотворительные цели, Стюарт получил двадцать пять тысяч налоговым кредитом. Обычная практика снижения подоходного налога для богатеев в этой стране.

С другой стороны, что-то в деталях биографии Стюарта не складывалось. Например, с чего ему так горело поступать на военную службу с недолеченным сотрясением мозга? Как он прошёл медицинскую комиссию? Искать причину такой спешки долго не пришлось — Лаккара понимал, что Стюарт шёл убивать, мстить за близких. Для северян это — идеальная биография героя. Альберт же вчитывался в послужной список и видел нечто совсем другое.

Командировка в Лавальтьер... Подразделения Освободительной Армии сражались там насмерть, Лавальтьер был важной стратегической точкой, но федералы ничем не гнушались. Мирное население под миномётным огнём? Кого это волнует? Всё превратили в прах. Жизнь аппийца мало стоит в глазах солдата Федерации.

Сантье через два года после.... Федералы вошли в эту деревеньку с уверенностью, что там прячется небольшой отряд ополченцев. Убедить их в обратном было невозможно: они сначала расстреливали каждого пятого жителя, потом каждого третьего. Выжило всего несколько человек. Принимал ли Стюарт участие в этих расстрелах? Почему, перелопатив гору ненужных бумаг и включив в отчет информацию о каждом стюартовском чихе (в прямом смысле), агентство не удосужилось найти его однополчан и задать им этот вопрос?

Петава.... Последний год войны. Отряд капитана Уэллса, в котором служил Стюарт, выдавили в Авелин, но им удалось избежать того, что Альберт счёл бы справедливым возмездием.

Авелин... Мика — из Авелина. Надо будет её спросить, что она слышала о федералах, застрявших в горах этого небольшого региона.

И потом, после войны четыре года полной.... неактивности? Стюарт что, грехи замаливал в одиночестве? Нет, Альберт уже знал его: эти несколько лет выпадали из общей картины, рисовавшей деятельного, импульсивного и строгого человека. Значит, он достаточно хорошо изучил характер Стюарта, но ещё очень плохо — его жизнь. Досье явно было не полным.

Ощутив, как тяжелеет голова, Лаккара захлопнул крышку ноутбука, вытянул ноги под столом, закинул руки за голову и на пару минут закрыл глаза. Он уже решил, что сейчас поедет домой, как раздался звонок и знакомый вкрадчивый голос поинтересовался, найдётся ли у мистера Лаккары пять минут для беседы.

Пилар!

— Альберт, я думаю, вас это заинтересует, — произнесла она. — Тем вечером, когда не стало Лео, один человек покинул офис компании где-то после восьми. Записывайте имя и адрес.

Записал. Вежливо попрощался. Механически пролистал досье до конца. По этой части он сделал всё, что мог.

Расследование смерти Лео... После разговора с Эллисоном и появления Андре, следовавшего за ним по пятам, как верный пёс, Лаккара уже не чувствовал себя под чьим-то прицельным наблюдением. Барроса приказал остановиться, но Альберт всегда с трудом принимал поражение. Собственно, никто ему не указ, если он решит продолжить это дело в частном порядке. Приняв такое решение, Лаккара внутренне примирился с очередной проволочкой и в освободившееся от расследования время вместе однополчанами включился в организацию Дороги Примирения, втайне надеясь, что нечто вскоре сдвинет его с мёртвой точки.

Вот оно.

Сдвинуло.

Альберт вышел из-за стола и прошёл в приёмную. Там, в кресле с широкими подлокотниками из синего вельвета, дремал Андре. Лаккара растолкал охранника:

— Эй, просыпайтесь!

Тот недовольно зашевелил губами, с трудом разлепляя веки.

— Чего вам?

Чего ему... Охранничек, мать его, с таким пристрелят, а он проспит благополучно.

Лаккара ему не доверял, не испытывал ни малейшего желания ставить его в известность о своих планах на завтра — подозревал, что Андре о каждом его шаге доносит Барросе, а возможно, и кому-то ещё. Поэтому, вытащив бумажник и отсчитав несколько банкнот, протянул их охраннику со словами:

— Отдохните-ка завтра, Андре. Я планирую работать из дома, вы мне не понадобитесь.

...Утром следующего дня Альберт припарковал машину на подъездной дорожке возле старого дома. «Вы достигли конечной точки маршрута», — сообщил навигатор. Лаккара вышел из автомобиля и осмотрелся. Район, в котором он оказался, застраивался ещё лет сто назад и сейчас выглядел... хм, антикварно. Дома — двухэтажные, вытянутые как иглы, без веранд и таких привычных для Оресты палисадников — жались друг к другу вдоль узкого тротуара. Сто лет назад кондиционеров, понятно, не было, летом прохладу приносили северные ветра, и дома строились соответственно: с высокими потолками, но узкими комнатами и окнами с северной и южной стороны. Альберт раньше не бывал в этой части города; слышал только из новостей, что скоро здесь построят большой торговый центр, а значит, все эти ветхие постройки будут сносить.