Мика скептично хмыкнула, но возражать не стала.

Джиллиан мягко коснулась её плеча.

— Знаешь, что тебе нужно делать каждое утро? Пять минут, пока ты ещё не вылезла из постели, смотреть в потолок и повторять себе : «Дэвид мёртв, Дэвид мёртв».

— Ты сама своим советом воспользовалась? — горько спросила Мика. — Ох, Джилли, девочка, какие глупости ты иногда говоришь! Дело не в Дэвиде — или не только в нём. Мужчина, с которым ты меня видела, тоже воевал, как и Дэвид. Только — на стороне повстанцев. Джилл, что я ему о себе расскажу? Буду лгать до конца жизни?

Джиллиан внимательно посмотрела на подругу. Потом, выдержав небольшую паузу, покачала головой, словно говоря: «Ну, что мне с тобой делать?». Мика перевила пальцы в «замок» и продолжила с горечью в голосе:

— Для Лаккары я — подстилка федералов.

Джиллиан аж подскочила от негодования.

— Мика! Я уверена, он так не думает!

— Что, будем врать сами себе? Ты прекрасно знаешь, что вернуться домой я не могу. Таких, как я, в отдалённых общинах вешали без суда и следствия. Джилли, я боюсь даже представить его лицо, если однажды расскажу, что была влюблена — причём не просто в федерала, а в Уэллса.

— Так и не говори, — попыталась робко перебить Джилли, но Мика продолжала с неожиданным запалом:

— Влюблена настолько, что примчалась по первому зову, когда узнала, что он болен, стояла у его гроба... Если бы пришлось, я бы и ухаживала за ним — и этим счастлива была! Он был женат, он любил свою жену, я же не просила ничего, не хотела ничего, кроме радости быть рядом с ним — такой короткой радости!

Джиллиан отвела глаза, ощутив внезапное неудобство, — странное, по большому счёту. После того, что они пережили вместе, секретов друг от друга у них не было, и о чувствах Мики к Дэвиду она, конечно же, знала. Но что сказать сейчас — утешать, уговаривать? Глупо.

Когда-то, в их последний разговор, Мика пообещала Дэвиду присмотреть за Джилли, сразу после его смерти окончательно перебралась в Оресту, и вот эти две искалеченные войной женщины уже несколько лет живут по соседству, окно в окно. Машут друг другу каждое утро, готовя себе завтрак. Ходят вместе по магазинам. Смотрят сериалы по вечерам. Неразлучные подружки... Практически сестры. Иногда люди оглядываются на них на улице с осуждением: светлокожая северянка, шагающая под руку со смуглой подругой-аппийкой. Кто-то плевал вслед, кто-то кричал обидное. Как ни внушало людям сегодняшнее либеральное правительство идеи о всеобщей терпимости и мире, для того, чтобы зерна прощения и приятия дали свои всходы, должно вырасти целое поколение, не помнящее войну.

Мика потёрла лоб и выдохнула:

— Извини. Что-то я в последнее время очень остро на всё реагирую. На работе вдобавок ко всему проблемы...

Джилли подалась к ней, взяла за руку.

— Что случилось, дорогая?

— Да ладно, ничего страшного, — отмахнулась подруга. — Я плохо вписываюсь в женские коллективы, это не новость.

Проблемы с коллегами возникали постоянно. У Мики давно возникло ощущение, что её работу откровенно саботируют, и Джилли прекрасно понимала причину. Если бы они не были так привязаны друг к другу, возможно, она даже приняла бы, что лучшее для Мики — всё-таки вернуться домой. Восстановить заброшенный отель, доставшийся ей по наследству от деда, жить среди своих. Кто её сейчас тронет? Десять лет прошло, да и потом не Мика принимала решение укрыть отряд федералов...

Видя откровенное нежелание подруги развивать эту тему, Джиллиан решила перевести разговор в легкомысленное русло.

— Ну, что же ты хочешь: и умная, и красивая — конечно, это трудно принять и практически невозможно простить. Неси свой крест достойно, радость моя, не всем так повезло, как нам.

Джиллиан почти смеялась, и Мика улыбнулась вслед за ней.

— Действительно, эта проблема решается совсем просто — нужно всего лишь найти работу в мужском коллективе.

— О да, тогда у тебя будет только одна проблема — как отбиться от претендентов!

— Да мне они как бы и без надобности, — Мика снова стала серьёзной. — Вот Альберт... Нет. Он никогда меня не примет, — она подавила вздох. Провела рукой по роскошным чёрным волосам (Джилли знала, что подруга делает так, когда нервничает). — Никогда, понимаешь?

— Да, — спокойно и твёрдо ответила Джиллиан. — Понимаю. Хорошо, значит, на сегодняшний день одиночество — это твой выбор. И, в конце концов, зачем нам мужчины, если мы есть друг у друга?

Наутро Джилли стояла перед зеркалом, массировала виски кончиками пальцев и пыталась понять, за каким чёртом они с Микой вчера распили эту бутылку шампанского на двоих, а потом ещё и вина добавили. Не иначе, чтобы сейчас голова раскалывалась и отвратно мутило? Отдохнули, называется, расслабились. Да ещё и спать отправились только к утру — конечно, под глазами обозначились тёмные круги. Ох, и видок! Джилли ненавидела своё сегодняшнее отражение в зеркале. А заодно и холодильник, набитый едой, которую её желудок гневно и с возмущением отвергал. Утро выдалось тяжёлым.

— Я — мерзкий алкоголик, — поставила она в известность кота. Кот не возражал, только намекнул громким мявом, что пора бы его и покормить.

Ха, покормить! Конечно, день, который начался так феерично, не мог не продолжиться очередной каверзой. Корма не нашлось. И даже неприкосновенного запаса, который Джилли всегда держала подальше — чтобы найти поближе. Надо думать, под утро кот воспользовался маловменяемым состоянием хозяйки и схарчил весь «золотой запас». То есть вдобавок к прочим «прелестям» этого утра Джиллиан придётся прямо сейчас выбраться на улицу, несмотря на трещащую от боли голову. Мало того — как бы тебе ни было плохо, но в центре Оресты нельзя пройтись по улицам с видом побитой бродяжки. Город требовал, чтобы женщины, живущие в нём, были красивы при любых обстоятельствах. Ступить на его тротуар без макияжа и высоких каблуков являлось немыслимым нарушением устоев. Но сегодня не помогали никакие женские уловки — Джиллиан ненавидела своё отражение. Приняв поражение, она укрыла глаза за большими солнцезащитными очками и спрятала лицо под огромными полями шляпки, после чего решительно распахнула дверь. Вслед за этим яркое солнце добавило головной боли, и кто-то властно удержал ручку двери и её собственную руку.

— Нам надо поговорить, Джилли.

Человек стоял против света, и она почти не видела его лица, но этот голос не спутала бы ни с чьим другим. Да как он посмел? Как он её нашёл?..

Отшатнувшись, Джиллиан прошипела:

— Убирайся отсюда к чёртовой матери!

— Притормози, Джиллиан! Мне нужно всего десять минут.

Джилли попыталась захлопнуть дверь, но Валеран крепко держал её руку.

— Дай мне войти, солнечный дождик. Всего десять минут. Всё, что я прошу — десять минут.

«Солнечным дождиком» он прозвал её много лет назад из-за цвета волос. Когда-то, в детстве, волосы у Джиллиан были цвета золотистого мёда. «Нити солнечного дождя», — шутил он, гладя девочку по голове, словно щеночка. Потом волосы потемнели, стали тёмно-русыми, а прозвище осталось...

— Я закричу...

— Да сколько угодно, но, может, оставим драму? Публичность не твоя фишка, как и не моя. Неужели нельзя поговорить, не привлекая к разговору с десяток прохожих и пару полицейских?

Он, как обычно, посмеивался над ней, над собой, на тенистыми улочками старого города, в которые при желании мог вписаться так безупречно, словно город принадлежал только ему. Джиллиан распахнула дверь шире. Ладно. Она-то готова к встрече с собственными демонами. Но готов ли он?

Переступив порог, Валеран быстро окинул взглядом квартирку. Шкафы, наполненные книгами, складная кровать, стол... Кот удивительной раскраски, взиравший на вошедших с высоты своего домика. Огромная фотография на кофейном столике — Джилли, обхватившая за морду толстого, массивного пони. «Тот самый Горизонт? Ну и вкусы у тебя, подруга...» — подумалось Валерану.