— Ну вот... — произнёс Джек, устало растянувшись на полу, едва они остались одни. — Вот мы и здесь. Не так уж это оказалось и трудно.

Алекс поднёс палец к губам, указывая на дверь.

— Думаешь, нас подслушивают? — шёпотом спросил галисиец.

— Я бы на их месте непременно подслушал.

— Но если они нам не доверяют... Думаешь, нас снова запрут в карцере?

Алекс фыркнул, плюхаясь на матрас.

— Может, они хотят выяснить, что мы затеваем?

— А может, у тебя просто паранойя?

— Возможно, — согласился Алекс, растянувшись на матрасе. Он подложил сомкнутые в замок руки себе под голову и закрыл глаза. — Но если этот параноик немедленно не уснет, он просто умрет, так что будь любезен, выключи свет.

— Ты что же, собираешься спать? — спросил Джек.

— Если мы с тобой не собираемся заниматься любовью, то я не представляю, что ещё можно делать в такой час.

— Я серьезно, Алекс, — перебил Джек. — Разве мы не должны искать...

Но прежде чем он успел договорить, Райли его перебил.

— Может быть, ты наконец заткнешься и дашь мне поспать? Вот это мы действительно должны. Ничего другого мы сейчас все равно не можем сделать, Джек, — произнес он, подперев рукой голову, чтобы видеть своего друга. — Хельмут сейчас с капитаном, — добавил он шепотом, — и, если у него есть хоть капля мозгов, он раздобудет хоть какую-нибудь информацию. — А нам остается только, во-первых, хорошо отдохнуть, а во-вторых, не привлекать к себе лишнего внимания, пока не придет время действовать.

Старший помощник «Пингаррона», казалось, какое-то время раздумывал, но затем плюхнулся на матрас всем своим немалым весом и щелкнул выключателем, погасив свет.

— Ты думаешь, наш друг сумеет обвести их вокруг пальца? — прошептал он, снимая с себя пальто и подкладывая его под голову вместо подушки.

— До сих пор ему это прекрасно удавалось, — зевая, ответил Райли. — Этот тип проявил себя непревзойденным актером.

— Точно, теперь в нем трудно узнать того человека, боящегося собственной тени, который появился у нас на борту две недели назад.

— Да, конечно... — прошептал Райли угасающим голосом.

— Эльза тоже изменилась, — продолжал Джек тем же тоном, обращаясь в темноту. — Эта девушка проявила неожиданную смелость. Мне, конечно, тяжело это тебе говорить, но для меня это очень важно. Не знаю, что произошло между вами, но для меня это не имеет значения. На пути из Танжера в Лараче мы с ней много разговаривали и... нам было так хорошо... — тут он смущённо закашлялся. — Я думаю... — продолжал он, — думаю, что попрошу ее выйти за меня замуж, и мне бы хотелось, чтобы мы поженились на борту, где познакомились. — Джек снова помолчал, а потом спросил: — Ты ведь окажешь мне честь, Алекс, и проведешь брачную церемонию?

— Ммм...

— Я знаю, ты считаешь меня идиотом, — вздохнул Джек. — Ты, конечно, скажешь, что я тороплю события, и вообще, она скорее всего пошлет меня к черту. Но я все же хочу попытаться, поскольку знаю, что никогда не смогу быть счастливым, если ее не будет рядом.

— Ммм...

— Почему ты молчишь?

— Ммм...

— Алекс? — окликнул Джек темноту.

Но ответом ему было лишь долгое молчание, вскоре сменившееся громким храпом.

Пять часов спустя их разбудил гул голосов в коридоре. Когда они пытались пробиться в ближайший гальюн, чтобы умыться, к ним подошёл унтер-офицер и жестом пригласил следовать за собой. Вскоре выяснилось, что он привёл их в кают-компанию, где уже собралась на завтрак почти вся команда «Деймоса».

Алекс с Джеком озабоченно переглянулись при виде огромного числа матросов в рабочей форме, в дальнем углу же собралась горстка людей в штатском — судя по всему, те самые агенты. Так или иначе, все без исключения повернулись к вошедшим, храня гнетущее молчание. Капитан «Пингаррона» тут же почувствовал себя кроликом, попавшим в стаю койотов.

Кают-компания представляла собой огромное вытянутое помещение со стенами, обшитыми деревянными панелями, и двумя рядами столов со скамейками. На стенах висели фотографии заслуженных капитанов кригсмарине и лидеров Третьего Рейха, таких как Вильгельм Канарис, Карл Дениц и, конечно же, сам Адольф Гитлер подозрительно усмехался с дальней стены в свои смешные усики.

Не говоря ни слова и изо всех сил стараясь держаться независимо, Райли и Джек направились к буфетной стойке, где наполнили тарелки яичницей, ветчиной и сосисками, после чего устроились за первым попавшимся свободным столом и принялись молча поглощать еду, надеясь, что никто не станет докучать им разговорами.

Но их надежды не оправдались.

Не прошло и минуты, как с подносом в руках к ним подошёл мужчина в штатском и сел напротив.

— Доброе утро, — вежливо поприветствовал он их на безупречном английском с лёгким американским акцентом.

На вид ему было чуть больше двадцати; дружелюбное лицо и приятная улыбка внушали доверие. На нем была клетчатая рубашка, потертые джинсы «Ливайс» и высокие сапоги. Казалось, он только что из родео: не хватало лишь техасского сомбреро с загнутыми полями. Никогда в жизни Алекс даже помыслить не мог, что однажды встретится с настоящим немецким шпионом.

— Так вы и есть те двое, что прибыли вчера? — спросил он без лишних предисловий, протягивая руку. — Меня зовут Блант, Фрэнк Блант. Добро пожаловать на борт.

— Алекс Райли, — ответил тот, отвечая на приветствие.

— Хоакин Алькантара, — представился Джек, протягивая руку.

— Звучит не очень-то по-американски, — удивленно заметил немец.

— Это долгая история, — ответил галисиец с безупречным нью-йоркским акцентом.

— Понятно, — протянул агент, давая понять, что не нуждается в дальнейших объяснениях. — Я слышал, вы не говорите по-немецки. Как такое возможно?

В ответ оба смущенно развели руками.

— Нет-нет, не удивляйтесь, — поспешно добавил агент. — На корабле новости разлетаются быстро; уже через месяц в открытом море корабль становится чем-то вроде проходного двора, полного старых сплетниц.

Райли отлично понимал, что их история шита белыми нитками, и при ответе нужно быть предельно кратким, даже самая незначительная деталь могла все испортить. Однако выбора не было, и он, не вдаваясь в подробности, скупо пояснил, что сначала вступил в американскую партию нацистов, а впоследствии завербовался в СС.

— Ну, а вы, Фрэнк, — спросил он, в свою очередь, чтобы переменить тему разговора, — вы тоже родились в Соединённых Штатах?

— В Айове, — ответил тот, отхлебывая кофе. — У отца была маленькая ферма в окрестностях Де-Мойна, но он разорился во время кризиса двадцать девятого года, а поскольку моя мать — немка, мы решили попытать счастья в Аргентине, где есть большая немецкая колония и отец мог бы применить свои фермерские навыки. А потом, — самодовольно добавил он, — в тридцать пятом, когда Адольф Гитлер стал фюрером, мать настояла, чтобы мы вернулись в Германию. В конце концов мы обосновались в Мюнхене.

— Позвольте угадать, — перебил Джек. — Должно быть, именно тогда вы и вступили в партию?

— Я давно уже мечтал об этом, когда читал «Майн Кампф», — гордо улыбнулся он. — Уже через неделю после приезда в Германию я вступил в Гитлеровскую молодежную организацию. Но скажите, — неожиданно перевел он разговор в другое русло, — как обстоят дела у нацистов в Соединенных Штатах? Достаточно ли это мощная партия? Понимают ли они важность миссии, возложенной на нас историей? Признают ли бесспорное превосходство арийской расы?

Райли почувствовал, что Джек собирается что-то резко ответить этому юнцу, и незаметно пнул его под столом, улыбнувшись американцу самой очаровательной улыбкой.

— Разумеется, — ответил он. — С каждым днем нацистская партия обретает все больше приверженцев, и однажды мы изгоним всех евреев и коммунистов раз и навсегда.

— И негров! — с воодушевлением подхватил Блант.

— Разумеется, и негров тоже.

— А ещё цыган, — самодовольно подхватил Джек, не поднимая глаз от тарелки. — И дураков. И уродин.