Правый борт был также весь прошит снарядами, некоторые оставили сквозные отверстия в стальных пластинах. Судно, несомненно, нуждалось в срочном ремонте, поскольку многие из этих отверстий находились буквально в нескольких сантиметрах от ватерлинии и при более сильном волнении могли стать серьезной проблемой. Но больше всего, несомненно, пострадала капитанская рубка, превратившаяся в груду деревянных обломков, словно кто-то бросил внутрь гранату. Не было никаких сомнений, что от штурвала, рации и всех навигационных приборов остались лишь воспоминания.

Затем он посмотрел на лебедку, видимо, не пострадавшую, и, наконец, подошел к насосу, который после попадания в него снаряда буквально разлетелся на куски. Не было нужды спрашивать о чем-то Сесара: и так было ясно, что насос теперь — не более чем груда металлолома.

Но главное, никому не давала покоя мысль об ужасных последствиях гибели насоса. Команда и пассажиры, угнетенные этой страшной мыслью, с похоронным видом столпились возле останков насоса, словно возле гроба с телом погибшего.

Эльза первой нашла в себе силы заговорить.

— Ну, может быть... Может быть, они... — безнадежно спросила она, уже зная ответ. — Может быть, они все-таки?..

— Нет, — так же безнадежно ответил механик. — На такой глубине воздуха в запасном резервуаре хватит не более чем на пару минут.

Немка, еще сохранявшая остатки надежды, вопросительно посмотрела на Джека, но галисиец лишь молча покачал головой, подтверждая слова механика.

— И что же, — горестно прошептала Жюли. — Что же нам теперь делать?

Человек, ставший теперь капитаном «Пингаррона», долго молчал, прежде чем ответить.

— Не знаю, Жюли. Просто не знаю.

— Ну, для начала ты мог бы подать мне руку! — внезапно послышался чей-то голос со стороны носа.

Пять голов одновременно повернулись, чтобы с изумлением увидеть, как через борт отчаянно карабкается высокий черноволосый мужчина с огромным мешком на спине — совершенно мокрый, в толстом свитере с воротником под горло и шерстяных кальсонах.

Больше всего он напоминал Санта-Клауса в экстравагантной морской версии; не хватало только красного одеяния и упряжки оленей.

Пять пар растерянных глаз уставились на человека, ступившего на палубу, который улыбался от уха до уха, стоя в луже натекшей с него воды. Он откровенно забавлялся, глядя на ошеломленные лица команды.

— Эй, что это с вами? — спросил Алекс, раскрывая объятия.

Последнее восклицание, похоже, разрушило чары, убедив всех, что перед ними живой человек, а не ходячий мертвец, и будто по выстрелу стартового пистолета все пятеро с радостными криками бросились к Алексу, на ходу забрасывая его вопросами.

— Откуда ты, черт возьми, взялся? — спросил один.

— Как тебе удалось остаться в живых? — перебил второй.

— Как ты сумел вернуться на поверхность?

— Как тебе удавалось дышать без насоса?

— Почему ты так долго не возвращался?

— Потом, потом, — повторил он, поднимая руки. — Позже я вам все расскажу. Но сначала скажите: с вами все в порядке?

— Ну, в общем, да, — ответил Джек, взглянув на остальных. — Хотя ты даже не представляешь, что мы здесь пережили.

— А мне и не нужно представлять, — сказал Алекс. — Я прятался под водой, когда вас обстреливали.

— Под водой? — спросила Эльза. — И где же?

— Потом я вам все расскажу, — повторил он. — А пока помогите Марко подняться на борт, и уходим отсюда как можно скорее!

— Марко тоже жив? — удивился Сесар.

— Конечно, жив. Правда, он по-прежнему сидит в воде, страшно злой: ждет, кто бы ему помог поднять на борт мешки.

— Минуточку, какие мешки? — перебил Джек. — Ты хочешь сказать, что вы... Что у вас получилось?

— Ну да, — ответил Алекс с деланным безразличием. — Разве я вам не сказал? Мы достали прибор.

Над палубой повисло недоверчивое молчание. Все прекрасно расслышали слова капитана, но никто не верил в такую удачу, особенно учитывая, что капитан упомянул о ней столь небрежным тоном.

Всего несколько минут назад они собирались расстаться с жизнью, а теперь человек, которого они уже считали навсегда потерянным, неожиданно воскрес из мертвых и сообщил, что они стали счастливыми миллионерами.

— Не надо так шутить, капитан, — упрекнула его Жюли, погрозив пальцем.

— Разве я похож на шутника?

— Честно говоря, да.

— Пусть так, но у нас нет времени препираться, — проворчал он, кивая в сторону кормы, откуда взобрался на борт. — Помогите лучше Марко взобраться на палубу, а потом снимайтесь с якоря. А я пока наведаюсь в свою каюту, и чтобы к тому времени, как я оттуда выйду, мы уже были на пути в Танжер. Понятно?

С этими словами он направился в сторону надстройки, оставляя за собой мокрые следы и не обращая внимания на разбитые стекла по всей палубе. Тем временем остальные члены команды перегнулись через борт и увидели угрюмого Маровича с двумя непромокаемых мешками под мышками, похожих на спасательные круги. При виде своих товарищей Марко тут же потребовал, чтобы ему поскорее бросили чертов конец.

Не теряя ни минуты, Сесар и Джек бросились выполнять указания капитана и кинули за борт канаты. Югослава быстро подняли на палубу, и Жюли тут же взяла курс на недалекий Танжер. «Пингаррон» шел на Танжер, когда в рубку вошел Алекс, уже в сухой одежде, и стал разглядывать горизонт в морской бинокль.

— Что касается субмарины, — сказала Жюли, выходя из капитанской рубки, после обстрела оставшейся без крыши, а заодно и без штурвального колеса, — то после взрыва она очень быстро затонула. Мы думаем, ее атаковал торпедоносец или английский самолет из Гибралтара.

Алекс оторвался от бинокля и покосился на француженку.

— Вот, значит, как? — оживился он. — Английский самолёт?

— То есть, мы его, конечно, не видели, но не знаем, чем еще это можно объяснить... Ах, вот оно что! — внезапно догадалась она, выпустив руль и отступив назад. — Это сделали вы! Так я и знала! Даже не спрашивайте, откуда, но я всегда это знала!

— На самом деле, — покачал головой Алекс, — это сделали мы с Марко. И, говоря по правде, это скорее его заслуга, чем моя.

— Но как? Когда?

— Потом, — повторил он в третий раз. — Когда мы сами во всем разберемся, а Джек ознакомится с содержимым мешков, мы устроим для вас королевский ужин и все расскажем. А пока, — сказал он, вновь поднося к глазам бинокль, — я хочу поскорее добраться до порта, пока на бал не явились другие гости.

Спустя три часа судно уже стояло у причала южного пирса. Над Танжером раскинулась ночь, а пятеро мужчин и две женщины сидели в кают-компании за столом, уставленном бутылками и остатками еды, пили и провозглашали тосты.

— За капитана! — сказал раскрасневшийся от выпитого Джек, поднимая наполненный до краев бокал контрабандного французского шампанского. — За человека, который сделал всех нас богатыми!

Хельмут Кирхнер, хоть и поддержал тост галисийца, но при этом неодобрительно покосился в его сторону и многозначительно откашлялся.

— Ну, или почти всех! — с улыбкой поправил сам себя слегка опьяневший старпом и вновь поднял бокал, заговорщически поглядывая на Эльзу и в хмельном тумане наивно полагая, что она отвечает ему взаимностью.

— За капитана! — подхватили Жюли, Сесар и даже Марко — он загадочно улыбался, разделяя с товарищами радость, в которой, в конце концов, была немалая доля его заслуги.

— За вас! — поднял бокал Алекс, оглядывая одного за другим; лицо его оставалось серьезным, каким было всегда, когда он пил. — За самую лучшую и самую отважную команду, которую когда-либо знал мир!

— Йо-хо-хо! — завопила француженка, залпом осушила бокал и с грохотом поставила его на стол. — Мы теперь богачи! Богачи! — с этими словами она повернулась к мужу и неожиданно поцеловала его в губы, отчего бедняга свалился со стула, вызвав всеобщий смех.

— За Полинезию! — рявкнул Джек, вновь наполняя бокал и поднимая его над головой. — Кому что, а я — в Полинезию!