Генералы отдали честь и пожелали ему спокойной ночи. Маленький и тщедушный по сравнению с ними, он принял их приветствие.

   — Спокойной ночи, господа. Бертье пришлёт вам письменные приказы. Завтрашний день должен стать таким же славным, как и сегодняшний.

Они вышли. Бонапарт услышал донёсшийся из-за двери казарменный выговор Ожеро, выражавший неохотное, но неподдельное восхищение:

   — Чёрт возьми! Этот замухрышка знает, что делает!

Бонапарт позвал секретарей. Заложив руки за спину, он расхаживал взад и вперёд, слово за словом диктовал указания Бертье, резюмировал свои устные указания, а в завершение велел составить приказ по армии.

«Да здравствует Республика! Сегодня, двадцать третьего жерминаля, дивизия генерала Массена и дивизия генерала Лагарпа атаковали австрийцев численностью в тринадцать тысяч человек под личным командованием генерала Болье и генералов д’Аржанто и Роккавина, занимавших важные позиции в Монтенотте. Республиканцы полностью разбили австрийцев, убив и ранив около трёх тысяч из них. В числе раненых генерал Роккавина. Убито несколько подполковников и младших офицеров. Дополнительные подробности будут сообщены армии, когда поступят полные сведения об этом славном событии».

Приказ был не совсем точен. Конечно, Болье там и не ночевал, а австрийцев было не тринадцать тысяч, но какая разница? Важно было поднять боевой дух армии. В своём рапорте в Париж он завысит и это число. Бонапарту надо было во что бы то ни стало создать себе репутацию, и он не стеснялся в средствах.

Когда Наполеон закончил диктовать и отправился в приготовленную для него скудно освещённую спальню, уже давно перевалило за полночь. Он зевнул, стянул с себя мундир и отдал его ординарцу, велев почистить к утру. Лёжа в кровати, он какое-то время воскрешал в памяти события этого славного дня. Что подумает о нём Жозефина, когда услышит об этой победе? Он оправдывал своё бахвальство.

С улицы доносились стоны несчастных раненых и непристойная ругань солдат, продолжавших заниматься грабежом. Какой-то офицер громко приказал конвою с австрийскими пленными трогаться в путь. Бонапарт повернулся на другой бок и мгновенно уснул.

Бонапарт проснулся от непрерывного дребезжания оконных стёкол. Мысли его быстро пришли в порядок, и он восстановил в памяти драматические события, свершившиеся по его воле.

Ожеро атаковал.

Это его пушки били на подступах к Миллезимо. Или пушки Массена у Дего? Недавно взошедшее солнце окрасило трубу дома напротив в огненно-красный цвет. Хорошее предзнаменование, решил он. Значит, сегодняшний день будет таким же удачным, как и вчерашний. Ещё не было и пяти утра. Он вылез из кровати и позвал ординарца. Тот вошёл с тазиком горячей воды. Наполеон поспешно и неловко побрился — у него никогда не хватало терпения для такого пустякового дела. Затем он торопливо натянул мундир, расчесал и пригладил свисавшие на щёки длинными «собачьими ушами» темно-каштановые волосы. Ординарец передал ему несколько только что прибывших донесений. Запивая горячим кофе кусочек хлеба с маслом, он увлечённо читал эти небрежно заполненные клочки бумаги, набросанные на скорую руку на каком-нибудь седле при свете головешки. Брови генерала нахмурились.

Армию охватила анархия. Об этом кричало каждое донесение. Массена и Лагарп докладывали, что из-за полного отсутствия продовольствия, их люди занялись грабежами, и теперь солдат не собрать никакой силой. Далее Массена писал, что Дего по-прежнему находится в руках австрийцев и что он вынужден остановиться до тех пор, пока Лагарп не придёт к нему на помощь. Днём Массена легко мог бы отогнать их на север, как было приказано; в это время Ожеро, которому приказали провести ночную атаку левее, чем было предписано вначале, разбил бы Провера и открыл дорогу через ущелье Миллезимо к Монтецемоло. Затем он соединился бы с Серюрье, которому также был дан приказ наступать. Значит, успех атаки Ожеро становился делом первостепенной важности.

Разбив Провера, он должен нанести удар по Колли, которому будет одновременно угрожать с фланга Серюрье, отбросить пьемонтцев на позиции, ещё более удалённые от их союзников, прежде чем австрийцы — у которых до сих пор был введён в действие только один корпус — смогут собрать все силы в Акви и напасть на него с севера. Было бы правильным вбить клин между его врагами, как он уже начал делать. Они не должны опомниться, не должны перейти к совместному наступлению силами, значительно превосходящими его собственные. В противном случае он попадёт в клещи и будет раздавлен. Надо вынудить эти клещи широко раскрыться, а затем сломать один из зубов.

Пришло ещё одно донесение. Самое ценное и долгожданное — от Ожеро. Оно было написано на рассвете, и в нем сообщалось, что дивизия выдвигается для атаки на Миллезимо, как было приказано. Значит, он не ошибся: били пушки Ожеро.

Он спустился в комнату, где уже работал Бертье. В течение следующего часа они решали неотложное дело — как раздобыть продовольствие для голодающей армии. Это было жизненно необходимо. Если люди будут продолжать грабить, армия развалится. Она уже разваливалась, распадалась на кучки мародёров, не признающих никакой дисциплины. С другой стороны, не было никакой возможности полностью снабдить её продовольствием. Каждый транспорт, медленно ползущий через горы, приходилось защищать конвоем от вездесущих «барбетов» — членов еретической секты вальденсов[32], прятавшихся в засадах. Всё равно его армия останется голодной, но будет продолжать наступать и сражаться.

Прибыл офицер от Массена.

Генерал настаивал на немедленном разговоре с главнокомандующим и хотел бы встретиться с ним на дороге между Кайро и Дего. Какая досада! Теперь придётся отложить запланированную поездку к Ожеро. Ничего не поделаешь... Бонапарт попросил дать ему лошадь и эскорт.

Гул военных действий не долетал до дороги, по которой он ехал к небольшому городку Кайро, обнесённому древней крепостной стеной, над которой возвышался полуразрушенный замок. Проехав через живописные ворота, охранявшиеся французскими часовыми, он попал на узкую средневековую улочку. Двери домов и магазинов все были распахнуты настежь. Трупы жителей городка валялись прямо на дороге. Было пустынно, и над всем нависала зловещая тишина. В глубине боковой улицы он заметил группку кравшихся солдат, что отстали от своих частей, а также бандитского вида мужчин и женщин — воронья, которое следует за любой армией в поисках еды или чужого добра. Бонапарт поспешил выбраться из этого зловещего места.

Когда он выехал в долину, начинавшуюся за северными воротами города, то увидел банды других дезертиров, в беспорядке бродивших по полям. Клубы дыма поднимались над охваченным огнём крестьянским домом.

Ему то и дело попадались группы оборванных, измождённых солдат, отставших от своих подразделений, чтобы найти съестное. Некоторые тащили за собой плачущих деревенских девушек. И все эти бандиты выкрикивали ему в лицо грубые и оскорбительные ругательства, получившие широкое распространение со времён Революции.

— Эй, Малыш, где еда, которую ты обещал? Где этот хлеб и мясо? Вы-то, чёртовы генералы, небось хорошенько набиваете себе брюхо!

Он сердито приказал им вернуться в свои батальоны; ему ответили откровенным хохотом.

Далеко на западе слышались нерегулярные залпы пушек Ожеро; было ясно, что они не изменили своих позиций. Он сам должен был увидеть, что задерживало наступление, но вначале надо было встретиться с Массена и выяснить, что происходит у него.

Вот и Массена, спешившийся возле одинокого дерева на обочине дороги. Лагарп тоже был здесь. Бонапарт подъехал и спросил, не скрывая неудовольствия:

   — В чём дело, генерал? Почему вы не продвигаетесь вперёд?

У Массена настроение было ничуть не лучше.

   — Потому что у меня не хватает сил, генерал! Я с трудом удерживаю на месте один-единственный полк. Похоже, все забыли, что солдатам надо есть. — Он обвёл рукой возвышенности вокруг Дего и указал на место, которое нельзя было не заметить: над холмами вздымалась похожая на замок или корону скала Роккетта. — Там, за скалой, австрийцы. Полюбуйтесь на их земляные укрепления! Мне они кажутся неприступными. По данным перебежчиков, которых я допросил лично, они очень крепкие и сделаны надёжно. Они говорят, что деревня тоже хорошо укреплена и там большой гарнизон с мощной артиллерией. Моих лазутчиков сильно обстреляли. Я предпочёл бы, чтобы вы сами, генерал, взглянули туда, прежде чем бросать мои небольшие силы в атаку, которая — верьте моему опыту — закончится провалом.