За корректностью фраз скрывалась явная насмешка.

   — Разве Лагарп не поддержит вас?

Лагарп пожал плечами и указал на многочисленных грабителей, рыскавших по полям правее Монтенотте. Некоторые из них даже перебрались вброд через реку, протекавшую параллельно дороге, и теперь мелькали на другом берегу, далеко в долине.

   — Моя дивизия там, генерал, — сказал он. — Во всяком случае, её большая часть. Они двое суток не получали довольствия, и теперь ничто не помешает этим беднягам разыскать для себя съестное. Младшие офицеры так же плохи, как и солдаты. Некоторые из этих беглецов начинают объединяться. Я послал сильные патрули, чтобы вернуть их в строй. Через пару часов я надеюсь быть на позиции и смогу поддержать Массена.

Массена злобно улыбнулся.

   — Когда Лагарп будет готов помочь мне, я атакую эти позиции. Если, конечно, вы не отмените приказ.

Бонапарт слегка задумался. Пушки Ожеро грохотали на прежнем месте: очевидно, ему оказали неожиданно сильное сопротивление. Главнокомандующему не нужны были два сражения одновременно.

   — Очень хорошо, — резко сказал он. — Генерал Лагарп соберёт свою дивизию и, как только будет возможно, приведёт её к вам на помощь. Выдвиньте авангард поближе к Дего и прощупайте позиции противника, но сами не атакуйте. Я собираюсь отправиться к Ожеро. Выясню, что там происходит, и вернусь сюда. Встретимся на Этом месте в час дня.

Бонапарт повернул лошадь и вместе с эскортом поскакал мимо банд дезертиров по дороге в Кайро. Он вновь проехал мимо того места, где шёл грабёж (на пустынной улице стояла и истошно кричала растрёпанная женщина, видно, сошедшая с ума), и погнал лошадь по дороге, ведущей в Каркаре. Затем он свернул на запад, в направлении Миллезимо. Артиллерия всё ещё вела обстрел. Были слышны раскаты выстрелов. Две или три мили дорога была пустынна. Затем он наткнулся на повозки маркитантов, бесполезно простаивавшие в тылу сражавшихся войск. Миновав их, он увидел пехотинцев, с примкнутыми штыками располагавшихся вдоль дороги. Некоторые стояли, опершись на свои мушкеты, другие составили ружья пирамидками у обочины. Он направил лошадь к командиру.

   — Где генерал Ожеро?

Офицер указал на холм, возвышавшийся справа от дороги, и Бонапарт погнал туда лошадь. Пушки грохотали совсем близко. В паузах между залпами раздавались ружейные выстрелы. На высотке размещался Ожеро и весь его штаб.

Подъехав к ним галопом, Бонапарт спрыгнул с лошади.

   — Что происходит, генерал?

Ожеро показал на возвышавшийся в полукилометре крутой холм, увенчанный развалинами старинного замка. Над древними стенами вызывающе развевался пьемонтский флаг. Французская пехота расположилась у основания холма по всей окружности. Скрываясь за невысоким кустарником, припав к земле, цепи стрелков пытались вести прицельный огонь по стенам. Оттуда доносилась ответная пальба.

   — Это Кастелло ди Коссерия, генерал, — сказал Ожеро, сморщив громадный нос.

Он тоже был не в духе. В то утро все были не в духе.

В грубоватых казарменных выражениях он прояснил ситуацию:

   — Этот дурак Провера там, а я даже не знаю, сколько у него людей. Возможно, тысячи две. Сегодня утром мы бросились на Миллезимо и взяли укрепления штурмом. Батальоны Провера в беспорядке драпанули на север. Во время боя всё смешалось. Наконец, оказавшись в окружении, Провера рванул к этим развалинам. Они, как видите, господствуют над дорогой. Его огонь причинил нам дьявольские потери, пока я не увёл большую часть войск в безопасное место.

Бонапарт помрачнел. Что за нелепость — зависеть от такого пустяка! Ему не терпелось как можно скорее выйти за Миллезимо и, соединившись с Серюрье, использовать день для схватки с Колли. Было чуть больше восьми утра.

Он кивком подозвал стоявшего рядом генерала Банеля, командовавшего одной из бригад:

   — Предложите Провера сдаться. Скажите ему, что он полностью окружён и всякое сопротивление бессмысленно.

Банель вскочил на лошадь и помчался выполнять поручение. У подножия крутого зелёного холма он слез с лошади, достал из кармана белый платок и пошёл вверх пешком, держа платок в вытянутой руке и размахивая им. Огонь прекратился. Бонапарт следил за тем, как его парламентёр медленно поднялся к замку и остановился перед стеной. На полуразрушенном бруствере появились два офицера и начали переговоры, растянувшиеся на целую вечность. Наблюдая за противником в подзорную трубу, Бонапарт нетерпеливо ёрзал и бормотал какие-то ругательства. О чём можно было говорить столько времени? Ситуация была совершенно ясной и не требовала никакого обсуждения. Была дорога каждая минута!

Вдруг внутри развалин раздалась дробь барабанов. Парламентёр начал спускаться с холма. Боже, как медленно он двигался! Можно было подумать, что у него целый день в запасе! Наконец он подошёл к своей лошади, сел на неё и поскакал к ним.

   — Они отказываются сдаваться, генерал!

   — Что они сказали?

   — Ваше послание, генерал, я передал лично Провера. Он начал спорить. Пока мы пререкались, в разговор нагло вмешался какой-то офицер. «Знай, что ты имеешь дело с пьемонтскими гренадерами, которые никогда не сдаются!» — заявил этот офицер. Это он приказал бить в барабаны.

Озадаченный Бонапарт крепко задумался.

   — Ты уверен, что видел самого Провера? — Провера был австрийским генералом на службе у Пьемонта и командовал объединёнными австро-пьемонтскими вспомогательными силами.

   — Да, генерал. Старик в конце разговора склонялся к сдаче, но требовал гарантии свободного отступления войск с оружием и обозами. Офицер, который перебил его, был молодым пьемонтским полковником.

Какая разница! В то утро Бонапарт был в чудовищно плохом настроении, и испортил его Массена. Он Не собирался останавливаться перед горсткой людей, засевших в средневековых развалинах. Где-то в глубине, под этим плохо сдерживаемым нетерпением, его расчётливое, вечно бодрствующее «я» советовало не тратить время на это пустяковое препятствие, а просто окружить холм достаточными силами и двигаться дальше. К тому же карабкаться по этим голым склонам было нелёгким делом, тем более под дулами неприятельских ружей и пушек. До сих пор всё складывалось так легко... Он повернулся к повесившему клюв Ожеро.

   — Возьмите мне эту развалюху! Штурм!

Ожеро взглянул на него с удивлением и замешкался — видимо, готовый возразить.

   — Штурм! — повелительно повторил Бонапарт, — Вы собираетесь проторчать здесь целый день?

Ожеро отдал честь.

   — Как прикажете, генерал! — Он повернулся к Банелю, отличному вояке, прослужившему тридцать лет и начинавшему ещё в рядах королевской армий. — Штурм проведёт ваш Восемнадцатый полк, генерал Банель. Идите!

Они оба, оставив высоту, поскакали по направлению к голубым толпам французской пехоты, отдыхавшей на недосягаемом для выстрелов расстоянии. Бонапарт нетерпеливо следил, как полк укреплял ряды и осуществлял различные манёвры для подготовки к наступлению. Тем временем пушки Ожеро, ведя хаотичный обстрел, пытались сокрушить замок, но без особого успеха. Они не могли целить так высоко, чтобы ядра долетали до шпиля, на котором развевался пьемонтский флаг.

Наконец силы для атаки были подготовлены. Под быструю дробь барабанов они двинулись вперёд беспорядочными колоннами, напоминавшими скорее толпу, чем наступающие французские части. Во главе отрядов отчётливо выделялся Банель. Подбадриваемые офицерами, солдаты кричали: «Да здравствует Франция!» Из развалин ударил жёсткий прицельный огонь. Повсюду падали и катились вниз люди. Товарищи переступали через них и продолжали подниматься по склону. Солнце сверкало на штыках. Три колонны приблизились к вершине и сошлись в одной точке. Атака развивалась успешно. Они были всего в двадцати шагах от полуразрушенных стен.

Внезапно замок окутался дымом. Ужасный грохот залпов, следовавших один за другим, донёсся с вершины. В одно мгновение головные части трёх колонн превратились в месиво из опрокинутых, корчащихся в предсмертных судорогах людей. Оставшиеся в живых пробивали себе дорогу сквозь дым. Первая шеренга дрогнула и остановилась под губительным градом ядер, а затем вся масса не выдержала и побежала. Только на флангах несколько человек в голубых мундирах прильнуло к земле и мстительно стреляло вверх. Большинство бросившихся бежать солдат в смятении столпилось внизу. Офицеры, размахивая саблями, что-то приказывали им, но те отказывались снова идти в атаку на эти смертоносные склоны.