Год 2020-й

Движение постепенно поглощало Олега. Если в начале тренировки он ещё следил за обрывками мыслей, то теперь они пропали полностью. Олег медленно погружался в одну единственную идею - разглядеть мельчайшие грани выполнения новой ката. Уже много дней он смотрел на сэнсея, смотрел записи её исполнения, отрабатывал отдельные связки... Настраивая себя, как самурай древности, он видел ката не набором движений и последовательностью поз, а как нечто единое, неделимое и законченно-красивое. Сам по себе возник образ распустившегося цветка сакуры. И в этой сакуре было что-то нарушающее общую гармонию, что-то неправильное, какая-то постоянно ускользавшая шероховатость.

Такое чувство охватывало Олега не впервые. Порой совершенно не задумываясь, он менял рисунок формальных упражнений, убирал что-то, а чаще добавлял. Эти вольности бесили сэнсея, который раз за разом зарекался выгнать нерадивого ученика из зала. Но Олег был не просто платёжеспособен, он был одним из тех, на чьих деньгах тренер строил своё существование. И к тому же, что-то в Олеговых фокусах привлекало старика. Отдавший более полувека изучению каратэ, считавший, что это боевое искусство являет собой совершенный бриллиант для физического развития человека, он на дух не мог переносить никаких вольностей со старыми канонами. Конечно, старик прекрасно понимал, что ничто не стоит на месте, и любое боевое искусство, как и искусство вообще, должно непрерывно развиваться. Но все попытки, что повидал на своем веку, все сильнее убеждали в неспособности учеников к дальнейшему совершенствованию древних техник.

И вот на старости лет к нему привели Олега. Поначалу старик наотрез отказался тренировать болезненного и очень слабого ребенка. Но уже говоря стандартные слова отказа отцу, он обратил внимание на мальчика, который непроизвольно двигался в такт музыке, отголоски которой были едва на пороге слышимости. Мальчик тихонько перебирал по штанине пальчиками. Сэнсей тогда еще подумал, что лучше бы отдали ребенка в музыкальную школу. Но... Дикая мысль родилась в седой, как снежная шапка горы, голове - а что если этот пацаненок сможет понять гармонию боя, которую сэнсей тщетно пытался взрастить в учениках? Что, если этот тощий, нескладный, ребёнок, для которого бой - киношная сцена, что если только он и сможет понять то, что ищет учитель?

Прошли годы, а сэнсей так и не смог себе ответить на вопрос - тот ли это ученик? Порой глаза старика увлажнялись от разрывавшего грудь счастья, что парень распускается как волшебный цветок. Но на следующий день старик скрежетал зубами, от надругательства юного дарования над основами основ.

И вот сейчас Олег двигался по залу легко и непринужденно. Новичкам его движения казались рублеными, но сэнсей наслаждался гармонией. Он позволил себе приостановиться и целиком поддался столь редко гостящей в этих стенах магии движения. И даже непроизвольно поцокал языком. Олег же совершенно не сознавал, что сейчас делает его тело. А двигалось оно с завидной для любого автомата четкостью и ритмичностью, фиксация положений была идеальна. Ткань кимоно периодически хлопала по стальному телу, не поспевая за стремительными движениями. Суставы, кости, мышцы - все работало до того слаженно и непрерывно, что возившиеся в дальнем конце зала, пузатые новички засмотрелись. Один, не выдержав, выдал:

- Глянь, как наш киборг месит!

- Типичный костолом, - пропыхтел второй.

Но Олег был сейчас очень далек от понимания этих восхищений. В голове полыхал образ ленты в руках гимнастки - непрерывные узелки скользящей в воздухе материи. Легкая лента стремительно обтекала невидимые преграды, уклонялась от опасностей и ни на мгновение не падала. Олег влил в этот образ всё своё сознание, растворился в нём без следа... И вот лента наткнулась на ту неправильность, которую никак не мог увидеть Олег. Лента словно испугалась кустарника, и, мгновенно обретя страх, не решилась проскользнуть в его колючих лапах. Олег на какой-то невообразимо краткий миг остановился... И лента его ката плавно обогнула куст.

Сэнсей прикрыл глаза, выдохнул и до хруста сжал заложенные за спину кулаки. На его лице никаких перемен не отразилось, хотя в душе царило отчаяние садовника, потерявшего в огне пожара дело всей жизни.

Уходя в промозглую ночь из спортзала, Олег каким-то шестым чувством безошибочно уловил, что сэнсей неотрывно смотрит ему в след с невыразимым сожалением...

Выйдя из лифта, Олег сразу же уловил ароматы, которые не смогла удержать даже стальная дверь. Состоятельная семья Олега могла себе позволить иметь и горничную и кухарку, но мать на кухню не пускала никого. Сказать, что она обожала стряпать - это не сказать ничего. На кухне она священнодействовала. Отец с сыном обожали наблюдать за таинством её готовки. Олег никому никогда не признавался, что порой, глядя, как мать манипулирует с кастрюлями, сковородами, шумовками и еще бог знает какими кухонными прибамбасами, испытывал чувство, что смотрит вовсе не на процесс приготовления пищи, а на гениальную музыкальную импровизацию.

Вот и сейчас, сбросив, не расстегивая, кроссовки, Олег прошлёпал по коридору к кухне. Мать, стоя у плиты в своём любимом цветастом переднике, помешивала булькающее рагу, а отец, с блаженством предвкушающего поживу кота, сидел и молча улыбался. Олег застыл в дверях. Он ощутил, что кухню наполнила не просто гармония добрых отношений. Это не было даже бесхитростным взаимопониманием людей. Он вдруг осознал, что наблюдает то, что издревле на Руси звалось “лад”. Олег улыбнулся, побарабанил пальчиками по дверному косяку:

- Привет, родители!

- Олежек, переодевайся. Сейчас на стол подам, - спокойный мамин голос мигом заполнил душу благостью.

Пока семья вкушала яства, на кухне по негласной традиции царила тишина. Ценность этого, в общем-то, нехитрого уклада, Олег понял совсем недавно. Раньше он и помыслить не мог, что можно получать удовольствие от поглощения пищи в безмолвии. Плеер с громадной музыкальной коллекцией был обязательным атрибутом хорошего приема пищи. Но в последнее время Олег начал сильно меняться, причем так, что в свои девятнадцать даже стал замечать это сам. Как-то незаметно сошло на нет и без того скупое общение со сверстниками, чувство юмора полностью вывернулось на изнанку - если раньше он обожал анекдоты, запоем читал хохмачные и прикольные каменты на юморных сайтах, то теперь он молча отмечал, что это смешно или глупо.

Любые происходящие с сыном перемены сразу же с беспокойством замечались родителями. А для беспокойства причины были. И были они весьма серьёзны. Будучи второклассником Олег попал под машину. Он долго был в коме. Выздоровление шло очень трудно, а страшнейшие головные боли превращали существование в кромешный ад. Выход врачи видели только в постоянном приеме наркотиков, что означало медленное самоубийство. Отец тратил все сбережения и напрягал связи, чтобы найти какой-то иной выход. Но все усилия родителей были тщетными. Пока однажды им не позвонил совершенно неизвестный доцент медвуза и предложил попробовать новый метод лечения.