Так прошло полчаса. Царь очнулся, приподнялся, сел. Екатерина разняла руки.

   — Опамятовался, царь-батюшка. Слава Господу, — сказала она всё так же распевно. — Подоспела я, раба твоя, вовремя.

   — Заутра смотр войску и выступление, — осторожно напомнил Макаров. — Как распорядитесь, государь?

   — Чтой-то вы ровно при покойнике примолкли, — вместо ответа заметил Пётр, прислушиваясь.

За окнами господарского дворца слышалась русская полковая музыка.

Глава двенадцатая

ТЯГУЧИЕ ДНИ БЕЗВЕСТЬЯ

Пётр — Меншикову

...О здешнем объявляю... Марш наш был с несказанным трудом от жару и жажды, о чём скажет наш присланный Полянской, яко самовидец как сего пути, так и зело возведённого приёму нас от господаря волоского и прочих сей земли. Мултянской гетман Кантакуэин сюда прибыл с таким же обнадёживанием, что все они готовы, толко что-нибудь войска к ним послать... куды не мешкав отправлен генерал Рен с оным гетманом. Турки перебрались чрез Дунай на сю сторону, а мы надеемся к Дунаю около десяти дней стать. И чаю, около половины июля всё окажетца: даст ли баталию или нет. Боже, дай милость свою правым в сём деле. Про турок сказывают, что будто не зело охочи на сию войну, а подлинно Бог весть. Артилерию великую имеют, а имянно пятьсот пушек.

Пётр — Шереметеву

...Командир Волконской глуп, а дело сие немалое, того ради изволь приказать оную команду Луке Чирикову, которого для лутшего приказу в том деле пришли к нам с Рагузинским в Ясы.

Лука Барка, драгоман посольства Англии в Царьграде, тайный конфидент России, — Головкину

...Войско азийское почитай всё пришло... и за великий стыд себе почитают турки видеть такое войско, ибо народ плох, ободран, без ружья и от далёкого пути утомлён и затем на войну без сердца идут... Хотя войско турецкое есть многочисленно, однакож торопко, нерегулярно, без голов умных, которое войско не имеет боязни ни от везиря, ни от других офицеров.

Султан Ахмед III — каймакаму Мехмеду Челеби

Раз шведский король пришёл в землю хранимого государства (Османской империи. — Р.Г.), то до тех пор, пока он здесь, мы будем его поддерживать. Если суждено с Москвой быть миру, то заключах мир, мы заключим его вместе, и если понадобится война, то мы будем вести её вместе.

Князь Репнин — Петру

Премилостивейший царь-государь. Вчерашнего числа дан мне указ, дабы мне з дивизиею маршировать сего числа поутру... Ещё ж вашему царскому величеству покорно доношу. Которую скотину велено дать дивизии моей для солдат, и оной скотины я ещё не получил. А у солдат хотя правиянт и есть, токмо против указу вашего царского величества даём им вдвое ради того, что мяса не имеют, и в том правиянту есть убыток. Покорно прошу ваше царское величество, дабы изволили приказать солдатам дать скотины или денег против других дивизей, чтобы я мог для солдат скотины купить.

— Попадись мне это нечистое животное, этот гяур и сын гяура, я бы сначала отрубил ему правую руку, которой он подписывал все свои подлые бумаги, потом левую — её он прикладывал к сердцу изменника, потом ноги — одну за другой, — которые привели его к царю, и голову, голову, где замышлялась и гнездилась измена...

Крымский хан Девлет-Гирей, произнёсший эту тираду, метался из угла в угол как разгневанный барс. Смуглое лицо его потемнело от гнева. Глаза были расширены и метали искры.

Его собеседники — великий визирь Балтаджи Мехмед-паша, главный советник Осман-кяхья, доверенный секретарь Омер-эфенди и два Юсуфа — янычарский ага Юсуф-паша и новоиспечённый паша граф Понятовский, окрещённый для простоты тоже Юсуф-пашой, — восседали, поджав ноги, в просторном шатре визиря и молча внимали гневной тираде хана.

Его ставленник, обязанный ему господарским престолом, до недавнего времени вызывавший в нём неподдельное восхищение своей удалью, сочетавшейся с мудростью и великими познаниями, Димитрий Кантемир передался на сторону русского царя. Это он, Девлет-Гирей, испросил ему княжество у султана, убедив владыку владык, что его кандидат — достойнейший из достойных и вернейший из верных. Теперь султан гневен, и хану придётся держать ответ...

Как назло, неприятности сыпались на него одна за другой. Вышли из повиновения ногаи и подняли мятеж, грозя отложиться от ханства. Братья Каплан-Гирей и Гази-Гирей зарились на престол и плели интриги. Партия их умножалась, и он подумывал о том, чтобы отрубить головы — пока не братьям, нет, а их главным сторонникам. Братья своё получат. Со временем.

Теперь эта война и измена Кантемира. Змея меняет кожу, а не душу. Не разглядел естества, пригрел змею... И она ужалила. Не смертельно, неожиданно подумалось ему. Укус болезнен, долго не заживёт. Выкричался в гневе и теперь думал о мести. Мысли были, впрочем, вялые.

Кантемир умён, очень умён. И хитёр — его теперь вряд ли достанешь. И как ещё обернётся эта война с русским царём. Аллах велик и милостив к верным, но захочет ли он наказать русских. Они разбили короля шведов, а его почитали непобедимым...

Более всего опасался хан немилости султана. Немилость же его непредсказуема и страшна. Селим-Гирей, отец хана, кладезь мудрости и опыта, говаривал: страшен гнев Аллаха, но ещё страшней гнев султана.

Истинно так гнев султана означал верную смерть. Жертве либо отрубали голову, либо подвергали мучительнейшему концу — сажали на кол. В лучшем случае присылали шнурок — впавший в немилость сам избирал себе способ казни. Хану мерещился шнурок и он невольно поёжился.

Заметив это, визирь успокоительно молвил:

   — Доблестный хан и сын всемогущего, любимец владыки Вселенной, умерь свой гнев, ибо гнев омрачает разум и движет неразумными поступками. Сказано в Коране: Аллах не ведёт прямым путём того, кто лжив, неверен. Отмщение настигнет его, ибо изменник не остаётся без кары. Так сказал пророк. А теперь сообщи нам то, что донесли твои разведчики.

   — Русский царь в Яссах вместе с изменником, чьё имя я не хотел бы произносить, да покарает его Аллах. Возле Ясс и войско царя. Сколько у него воинов, не могли счесть, но они хорошо вооружены. Конных меньше, чем у нас, часть их отправилась куда-то, мои люди не успели проследить. Скорей всего, наперерез нашим передовым отрядам.

   — Это всё, что ты мог нам сообщить? — с едва уловимой усмешкой произнёс визирь. — Должен тебя огорчить: я знаю о русских больше. Воинов у царя, по крайней мере, вдвое меньше, чем у нас, а пушек — втрое меньше. Но воины его хорошо вооружены и умеют воевать. Они лучше обучены. — И визирь невольно вздохнул. — Победа над королём шведов исполнила их уверенности. А уверенность, как всем известно, открывает дверь к недоступному.

   — Уверенность — это почти победа, — заметил Понятовский. Он не мог промолчать, услышав про Полтаву. — Начальники должны твердить воинам пророка, что они сильней русских, много сильней. Но больше всего должны стараться муллы. Именем Аллаха и Мухаммеда твердить это пять раз в день во время молитвы. Твердить не уставая. Войско-де султана непобедимо, стоит ему показаться, и русские в страхе побегут...