— Да, жаль его. И мало надежды, хоть она и остаётся, — Пётр явно сожалел об этом, о том, что тот, кого он числил в надёжных союзниках, с кем были налажены надёжные связи, похоже, отпадёт. Как видно, турок о чём-то прослышал, у него в доносчиках нету недостатка. И всё-таки надежда теплилась: может, не войском, то хоть провиантом поможет господарь Брынковян.

В провианте была едва ли не главная нужда. И заботы более всего было о нём, о провиантских магазинах, устраиваемых на пути следования армии. Разговором о провианте и фураже консилия завершилась, и Пётр отпустил всех.

«Славно пожили у графини Олизар, — думал он. — Всё, что можно, от неё получили. Пора и честь знать: таковое гостеприимство оковывает по рукам и по ногам. Надобно отправляться!»

На его плечах судьба армии да и судьба России. Его волею, его энергией двигалось всё в эту пору. Кабы не болезнь, которая его обездвижила, давно был бы в дороге...

А тут ещё графиня Олизар. И её гостеприимство. Ох, слаб человек — давно сказано то святыми апостолами. И он, Пётр, почитавший себя сильным и не дававший себе поблажки, тоже, выходит, слаб!

Что тому причиной? Впрочем, он знал — отчего это. И, оставшись наедине с Екатериной, в час сокровенный — час близости, когда высота взята и порыв иссяк, когда пришло время разрядить звенящую тишину, Пётр неожиданно признался:

   — А знаешь, худо у меня на душе, Катеринушка. Ибо чувствую: лишён я Господней милости. Не оттого ли насылает он на меня многие недуги. Гляди-ка: в третий раз настигает меня в дороге кара. И раз от разу всё тяжче.

   — Больно тяжёл путь наш, государь-батюшка, — пробовала утешить его Екатерина. — Забот больно много, думы о сей войне тяжкие да тревожные, душа разворохнута. Много всего накопилось. Вот станет тепло и дороги станут, и всё пойдёт справно.

— Нет, матушка, видно, прогневал я Всевышнего и лишён его милости и благоволения, — твердил своё царь. — Не будет мне удачи в сей войне, вот увидишь. Знак даден.

Таких речей обомлевшая Екатерина ещё ни разу не слышала от своего повелителя. Она на мгновенье потеряла дар речи. Не знала, как отговорить его, как отогнать дурные предчувствия. Поняв, что слова излишни, что утешения всё равно не помогут, обняла его и стала целовать — всего-всего, каждую частицу, всё снижаясь и снижаясь, пока не дошла до самых ступней.

Пётр лежал неподвижно, всё ещё во власти своих невесёлых мыслей и дурных предчувствий. Он решил довести их до края, в смутной надежде, что они уйдут сами по себе.

Может, брак его с Екатериной не угоден Господу и прогневал его?

От этой мысли он невольно застонал. А Екатерина, не оставившая своей ласки, поняла его как призыв. И стала ещё настойчивей.

Впрочем, это и был невольный призыв. Под его жарким натиском Пётр забыл обо всём.

Обо всём, кроме Екатерины!

Глава седьмая

МИЛОСТЬ И ИСТИНА

   1. Чтоб всей армии к 15-му, а по нужде кончае к 20-му числу мая стать в поле от Бреславля (Брацлава) к Днестру.

   2. Чтоб с собою на месяц провианту было, а к тому ж ещё собрать в той Украйне, сколь возможно, а именно на три месяца...

4. Рекрут, как наискорее, приняв, разделить и учить непрестанно стрельбою, також и драгунам стрельбу пешим и конным твердить, а пороху 20000 пуд послано в Киев...

7. Сие всё исполнить, не опуская времени, ибо ежели умедлим, то всё потеряем. Також судов на Днестре изготовить и плотов. К тому ж чего здесь и не писано, а интерес наш требовать будет, то исполнять, как верному и доброму человеку надлежит.

Пётр

Пётр — Августу II

Пресветлейший, державнейший король и курфирст, любезнейший брат, друг и сосед... дабы мы междо собою принадлежащий уговор и нужные меры восприять могли, того ради требует сей случай... наискорейшего нашего персонального свидания. И для того б я в благоугождение вашему величеству охотно по желанию вашему в Краков приехал, ежели б я ради своей в Слуцком зело Опасной... болезни и в протчем для охранения своего здоровья вешнее лекарство ныне принимать не принуждён был. И сверх того понеже уже кампания приближалась, и ныне войско у волоских границ... збиратца начали, и я тако вскоре принуждён буду туда ехать, того ради прошу... дружелюбно братски ради общего дела на себя труд восприять и даже до Ярославля (Ярослава) или Решева, как наискоряе, приехать...

Пётр — Апраксину

Г-н адмирал. 3 денщиком вашим Таракановым послано к вам виноградных череньев, которые вывезены из Венгров, четыре боченка, из которых пошли для разводу в Азов треть для того, что в той стороне ныне война; а две доли к брату своему Петру Матвеевичю в Астрахань, а для бережёная их послан драгун, которой с ним из Венгров приехал.

Екатерина из Яворова — Меншикову

Доношу вашей светлости, чтоб вы не изволили печалиться и верить бездельным словам, ежели со стороны здешней будут происходить, ибо господин шаутбенахт по-прежнему в своей милости и любви вас содержит.

Пётр

Герцогине Брауншвейг-Вольфенбюттельской Христине Луизе. Светлейшая герцогиня. Из отправленного от вашей любви к нам приятного писания от 30-го генваря усмотрели мы с особливым уважением воспринятое с вашей страны удовольствование о данном от нас позволением к супружественнной аллианции между нашим любезным сыном царевичем и вашей любви принцессы дщери... При рем обнадёживаем вашу любовь крепчайше, что мы всякого способа искать будем и всему вашему светлейшему дому всякие знаки нашей приязни и склонности показывать...

Дворец смотрелся в озеро.

Его окружал регулярный парк, устроенный на французский манер: с куртинами, гротами, беседками, статуями, пышными клумбами. То был как бы малый Версаль.

Дальний берег терялся в дымке. Островки в зелёных4 шапках либо плыли, либо были недвижимы — всё зависело от погоды.

Сейчас озеро было подернуто лёгкой рябью, и островки, казалось, начинали покачиваться, готовясь к отплытию.

Пётр был восхищен: озеро! После Луцка к нему вернулась лёгкость, и здесь, на берегу озера, тревожные мысли отлетели.

Родовой замок Радзивиллов в Яворове был ещё пышней того, в котором принимала русского царя графиня Олизар. Но не пышность его пленяла Петра, не великолепные апартаменты, отведённые им, не парк — истинный шедевр нескольких поколений княжеских садовников, а озеро. Озеро с его манящей притягательной далью.

Весна утвердилась здесь во всей своей щедрости. Всё, что могло цвести, цвело, и благоухание цветущих деревьев и кустарников причудливо мешалось. Казалось, природа спешила загладить все свои предшествующие несообразности. Да, так бывает порой после водополья, после хмурых и тягучих дней припозднившейся весны.

Гармония этого места очаровывала решительно всех, кто здесь бывал. Сюда любил езживать знаменитый король Польши Ян Собеский — неустрашимый воин, наводивший страх на турок и татар.

— Тень короля Яна ещё бродит по этим дорожкам, — сказал Петру хозяин замка канцлер Великого княжества Литовского князь Николай Доминик Радзивилл. — Всего пятнадцать лет тому, как душа его отлетела. Он любил гулять здесь, как мы с вами, ваше царское величество. Он многажды бивал турок. И благословение его непременно пребудет с вами, ибо вы коснулись его тени.