Понятовский понял, что ему пора вступиться за короля. Тем более что представилась возможность избежать неприятных объяснений.

   — Король не может поступиться своим королевским достоинством и бежать из убежища, великодушно предоставленного ему султаном, да продлятся его дни. Ему должны быть созданы достойные условия для возвращения в Швецию. Условия, приличествующие государю, повелителю славного и доблестного народа. Такие условия, я уверен, создаст ему султан.

   — Да, я тоже так полагаю, — желчно заметил визирь. — Мы должны выпроводить короля шведов самым достойным образом. Вот закончится эта война, и мы предоставим ему часть нашего войска для сопровождения. И пусть отправляется в свою Швецию и правит там сколько угодно. Мы даже готовы заключить с ним союз против наших общих врагов — но только тогда, когда он объявится в своей столице.

Все они уже забыли о главном — о прибытии короля в ставку. Они принялись язвить его: Полтава была сравнительно свежим и несмываемым клеймом. Кроме того, каждому из них пришлось столкнуться с надменностью шведского короля. Карл, оказавшись в чужом стане, вёл себя так, словно и турки были в его подданстве. Он требовал почестей, подчинения, денег, охранения, войска. Он был лишён какой-либо гибкости — сын короля и сам король. Он был воин, только воин, король-воин и воин-король. Всё остальное предоставлялось его приближённым, его генералитету, министрам его двора.

Лишённый многого из того, чем он владел и чем повелевал, Карл чувствовал себя как рыба, выловленная из воды. «Разве турки могли понять это, — с сожалением думал Понятовский. — Чтобы понять, каково королю в неволе, надо самому быть королём».

   — Однако ты не сказал, почтеннейший Юсуф-паша, когда твой король прибудет к нам в армию, — спохватился визирь.

   — Да-да, — подхватил Девлет-Гирей. — Когда же мы будем иметь счастье узреть его лик, подобный луне или самому солнцу?

   — Король шведов, — как можно более строго и официально начал Понятовский, ибо следовало преподнести весть, которую он собирался сообщить, с подобающей серьёзностью, исключающей какие-либо насмешки, — шлёт лучшие пожелания любимцу султана Балтаджи Мехмед-паше, доблестному воину и победительному предводителю войска, равно всем его приближённым и сподвижникам. Он желает всем победы над русским царём и изменником Кантемиром, ибо войско султана, несомненно, одержит столь важную победу. Его величество король уполномочил меня сообщить, что он не прибудет к войску, ибо ему, по его высокому званию, не подобает быть в подчинённой роли...

   — Ха-ха-ха! — раскатился Девлет-Гирей. — Вы всё слышали! Я это предвидел. Надменный король желает сам возглавить войско султана. Небывалое дело! Неслыханное дело! Гяур ведёт в бой орду-и-хумаюн — султанскую армию, армию пророка. Готов ли ты уступить ему своё место, о превосходительный садразам? Ведь на меньшее он не согласен.

   — Ещё чего, — угрюмо произнёс визирь. — Это невозможно. Ещё чего!

Глава тринадцатая

ТЕЗОИМЕНИТСТВО

Пётр — Сенату

...Паки напоминаем, дабы вы по данным вам пунктам, которые мы в бытность свою на Москве вам отдали, трудились о усмотрении такой же прибыли у товаров... и о исправлении векселей отчего будет немалая государству полза. Також на соляные заводы, где соль варят, надобно послать доброго и верного человека, хотя бы и. не одного... дабы он осмотрел, по чему там на заводах пуд соли станет, и потом с провозом по чему в Нижнем станет, и потому усматривая, по чему платить за соль Строганову и протчим. И чаю, что много лишнего платят.

Пётр — Ромодановскому

Сир. На Семёновской полк мундир ежели-сделан, то изволте послать в Киев; буде же не сделан, то прикажите, как наискоряя, сделать.

Б.И. Куракин из Лондона — Головкину

Государь мой Гаврила Иванович... его царское величество... требует, чтоб корпо войск к содержанию нейтралства с поспешением шло и... соединясь с войски его царского величества и короля польского, которые ныне обретаютца при Померании, против шведских войск в Померании... действительно яко против неприятеля наступили и принудили оное дезормовать...

Капитан Иван Сумила — русскому агету Боцису

...Надобно нам иметь патенты и грамоты от его величества (Петра). И как получим указы, то есть при здешних рубежах два города — Превеза и Вонаца, тотчас их возьмём; к чему и прочие готовы суть, некоторые и турки, которые моей думы суть. И могу тое место в великий трепет привести, даже до Солуня. А как пойду выше, то побужду всю Румаль к востанию, только бы прислали нам указы, царския и протчее, что потребно. А без того ничего не могу учинить, опасаясь от принципа разорения. Все греки здесь ожидают, як птичка матку, а турки от страху уже всё своё продают...

А. И. Головкин из Гааги — Головкину (отцу)

На прошедшей почте доносил я вам, премилосердому государю моему... что пруской двор... не хочет трактату с нами заключить... пропорции нет между тем, что царское величество обещает дать и между тем, чего от королевского величества требует. Притом господин Ильген дал мне довольной знак, что они опасаютца короля щвецкого раздражить и что они хотят смотрить, как наша нынешняя кампания окончитца...

Лука Барка — Головкину

...султан... ни в чём не доверяет шведам и кается, что поверил доношениям хана крымского, которого все нежелающие войны бранят, говоря, что он склонял на то султана не для интересу империи, но для одной приватной своей прибыли... Турки... зело удивляются, что шведское войско умедлило выступить в Польшу до сей поры, ибо обещано было, чтоб шведам вступить в Польшу к месяцу июню и видеть щуркам такую мешкоту и трудность шведов вступления в Польшу гораздо нелюбо и за тем головы суть паки честной мир учинить...

Все праздновали и торжествовали. И это было похоже на движение.

Но движения не было. И не было в душе царя ни покоя, ни благости. Душа металась. Всё ей казалось не таким, каким должно быть, но и избыть это неудовольствие не удавалось. Его принимали, как должно принимать царя и повелителя великой державы, ему оказывали высокие почести. Но всё это было не то, не то...

Слава Богу, было кому излиться. Его Катинька была для этого создана. И всегда — всегда! — находила нужные слова утешения.

Она прежде других напомнила о преславной полтавской виктории, и 27 июня годовщина была торжественно отмечена, а он был чествуем яко главный победитель.

Проходя перед строем войска, Пётр вдруг с отчётливостью вспомнил доношение посла Петра Андреевича Толстого. Он предупреждал, что турки размышляют-де, каким бы образом шведского короля отпустить, дабы он мог продолжить войну с его царским величеством.

Ах, как хотелось бы этого и султану и королю! Султану изрядно надоел высокий иждивенец, королю — бессильное заточение в турецком захолустье.

Стало известно: король велел украсить могилу гетмана Мазепы, отдавшего Богу душу в сельце Варнице после многих великих огорчений и разочарований. Сказывали ещё, что король время от времени навещал могилу. Но посещения эта становились всё более редкими по мере того, как таяло оставленное гетманом золото.

Мазепа покоился вдали от родных мест, Пётр Андреевич Толстой томился в Едикале — Семибашенном замке Царьграда, откуда он всё-таки ухитрялся время от времени подавать знаки; Карл бесновался в Варнице, а он, царь Пётр, пребывал в господарской столице со смятенным сердцем.