— Оставьте меня, я ничего не хочу, — унылым тоном произнёс незнакомец.

Судя по одежде, он отнюдь не нищенствовал, что только добавляло вопросов.

— Совсем ничего? — не поверила Амико. — А как же новые чувства, которые надо испытать? Новое произведение искусства, которое надо сотворить?

— Я хочу, чтобы меня все оставили в покое, — тоскливо продолжил он.

— Нет, приятель, так не пойдёт, — не сдавалась Амико, примерно оценивая габариты эмоционала. — До больницы или участка я тебя дотащу, а дальше сам. Руку давай, — не требующим возражения тоном приказала она.

Мужчина нехотя подчинился, и резким движением Амико подняла его с земли.

— На плечо обопрись. Идём.

Она решила идти вниз по улице, предположив, что та куда-нибудь да выведет, и оказалась права. Через долгих двадцать минут её взору открылся старинный замок. Ещё в городе она очень интересовалась им, но эмоционалы предпочитали игнорировать её вопросы и не замечать его. Окружённый густым лесом и кустарником, он стоял одинокой крепостью в центре старого города, отталкивая случайных посетителей. И позвонив в ворота, Амико поняла, почему. Дверь ей открыл человек в медицинском халате.

— О! Вы нашли его! — обрадовался он, увидев пациента. — Вы не представляете, как мы вам благодарны! Далеко убежал в этот раз.

Он позвал ещё двух санитаров и они сняли тяжёлую ношу с плеча Амико, уложив мужчину на носилки.

— Простите за идиотский вопрос, а где я? И почему здесь так тихо? И вы не знаете, как отсюда выбраться?

— Иностранка, да? — с хитрым прищуром спросил санитар. — Не желаете ли прогуляться?

Амико кивнула и прошла внутрь.

— То, что вы видели, мы называем бессилием или упадком, или угасанием. Он случается у всех эмоционалов один раз в несколько лет и может длиться от нескольких дней до полугода. В это время самое главное — как можно быстрее попасть к нам, в санаторий.

— Вы совсем не испытывайте эмоций в это время?

— Только одну — полное безразличие ко всему, что раньше доставляло удовольствие. В таком состоянии мы отвечаем односложными фразами, заторможены, медленно соображаем.

— И наибольшее число самоубийств приходится как раз на это состояние?

Амико увидела сад с фонтаном, внутри которого на скамеечках сидели пациенты и приглядывающие за ними санитары.

— Нет, отнюдь. Максимум, от чего может умереть человек в этом состонии — от голода. Наша первейшая задача — накормить их. А по поводу самоубийства — в этом состоянии им настолько всё лень и ничего не хочется, что дальше мыслей дело не доходит.

— Маниакально-депрессивный синдром… — полушёпотом озвучила свои мысли Амико.

— Вы что-то сказали?

— Вы хотели показать мне, как выйти отсюда.

— Все целы и невредимы? — первым делом поинтесовался Троэлсен, оглядывая Скарабеев, когда они вновь собрались в представительстве Содружества.

— Мы больше волнуемся за свои мозги, — ответил ему Граан.

— Ребята, как я вас всех рад видеть! — бросился обнимать всех Макдара, когда получночники вновь собрались вместе. — Вы даже не представляете!

— Почему же? — хмыкнул Ториами. — Очень даже.

— Итак, по итогам расследования… — начал было лидер Скарабеев.

— Мы не смогли установить ничего, — закончила за него Норель.

— Кто-то воздействовал на них через логику, убедив в том, что война против эмоционалов — логична.

— Очень тонкая работа, — заметила Алиша. — Следов просто нет.

— Насколько я понимаю, — подвёл итог лидер полуночников, — у нас ничего?

— Они воздействовали эмоционально, убедив в том, что борьба с логиками — это правильно и должна вызывать только одобрение. Ведь они не такие, как они, — отчиталась Талис.

— Ювелирная работа, — прокомментировала Амико. — Найти зачинщинов нереально.

— Вот именно это меня и настораживает, — с трудом удерживая в голосе злость, заметил Троэлсен. — Наши внутренние враги не смогли бы провернуть всё настолько чисто. Им кто-то помогал. Вопрос: кто?

— Безупречная работа? — скептически посмотрел на карту Джиосса Макдара. — Клика не смогла бы провернуть подобное в одиночку. Не её уровень, — в его слышалось едва заметное раздражение.

— Наши дальнейшие действия? — обратился к Троэлсену Граан.

— Мы едем в Наикрау. Возможно, там на месте, сможем всё выяснить. Наша цель — столица. А ты, — обратился он к Волльбеку, — на юго-восток. Собирать армию. По-моему, пора поменять власть в стране. А недовольных там как раз очень много.

— Понял.

— Терпеть не могу быть пешкой в чьей-то шахматной партии, — Троэлсен был спокоен, но от этого спокойствия было как-то не по себе. Словно туман, укрывший бурю. — А сейчас у меня именно такое ощущение, — в руках Троэлсена что-то хрустнуло.

— Что будем делать? — задал вопрос лидеру Ториами.

— Едем в Наикрау. Если приказы отдаются сразу туда, возможно, мы сможем выйти на заказчиков. Ты отправляешься на юго-восток собирать армию, — обратился он к Ториами. — Мы же не хотим конца света, поэтому смена власти должна исходить от народа.

— Будет сделано.

— Ненавижу чувствовать себя участником игры, о правилах которой мне не рассказали, — ровная интонация Макдары скрывала вулкан, готовый взорваться в любую минуту.

Бинар

Секвана, Варанаси

Три часа ночи. Дверь, закрытая на один замок. Небрежно брошенная куртка на входе. Гемини оглядел квартиру в поисках нежданных гостей.

— Подозрительно поздно приходишь, — прокомментировал кто-то с кухни.

— Я прихожу тогда, когда считаю нужным, — сделал ответный выпад Гемини и пошёл в направлении смутно знакомого голоса.

Трёхдневная щетина, взлохмаченные волосы, расстёгнутые верхние пуговицы рубашки и океан безнадёжности во взгляде. Гемини потребовалась почти минута, чтобы узнать друга.

— Кей? — глазам не поверил он.

— И тебе привет, — сухо поприветствовал его тот, осушая бокал.

— Что ты тут делаешь?

— Я ушёл из спасателей, — пояснил он, наливая себе ещё.

— И пришёл ко мне, чтобы надраться?

В повисшей тишине бокал завис в воздухе и после пары секунд колебаний был поставлен на стол. Кей опустил голову.

— Я так виноват перед ней, Гем, — тихо произнёс он, играя бокалом и не поднимая головы. — Она столько сделала для меня, а я… а я… — слова давались ему тяжело. Гемини сел напротив, — вёл себя как полный кретин.

— Очень самокритично, — не удержался от колкости Гемини. — И я рад, что до тебя, наконец, дошло то, о чём я тебе раньше говорил, но… Виноват не только ты. Вами играли. Это была чётко спланированная и подстроенная операция.

— Да неужели? — повысил голос Кей и ударил бокалом по столу, так что жидкость оттуда расплескалась на стол. — Гем, когда мне показали её досье, я мог всё ей рассказать! — он поднялся из-за стола. — Мог, но не сделал! — громом раздались его слова на кухне. — Конечный выбор был за мной! — он ткнул себя пальцем в грудь. — Я предал её доверие! Я, а не кто-то другой!

Звук разбитого стекла. Кей швырнул бокал о стену.

— Тебя заставили ей не поверить! В той ситуации ты просто не мог поступить по-другому! — не сдавался Гемини. — Думаешь, твой арест и последущая погоня случайностями были? Они готовили почву для твоих сомнений! Достаточными, чтобы в нужный момент ты поверил разведке, а не жене!

— Можно подумать, потом я вёл себя лучше! — он снова сел. — Я похоронил наши отношения ещё до того, как мы окончательно расстались, просто потому, что посчитал это логичным! Сколько минут, часов, недель было потеряно! И всё это время я мог бы провести с ней! А чем занимался я? Бежал от неё, от себя, от чувств! Очень благородный поступок.

— Ты не знал, как себя вести, и выбрал наиболее приемлимый на тот момент вариант.

— С каких это пор недоверие и игнорирование — наиболее приемлимые варианты?

— Тот Кей на тот момент времени не мог выбрать что-то другое. Он не понимал того, что знаешь ты сейчас.