Но тут на Кукевича свалилась беда.
Едва успел он войти, что называется, в курс, едва наметил для себя какие-то пути и направления, как тут же его главк заметили наверху. Сам министр посетил показательный заводик, остался осмотром доволен, даже изъявил намерение посмотреть и лучшие районные участки.
Оказавшись, таким образом, на виду, Петр Васильевич сразу же и влетел. В республику приехала группа столичных журналистов — с рейдом по коммунальной службе села. Что, мол, в этом направлении делается? Какие заборы, какие сараи, кто вообще этим занимается? А не делалось в этом направлении, можно сказать, ничего, никто этим не занимался. И написали журналисты разгромную статью.
На статью надо было реагировать, кому-то поручать подъем коммунальной службы. А кому поручишь? Новую организацию создавать? Сколько их уже создано, да и не больно это поощряется в последнее время, не тот теперь курс… Тут и всплыл в памяти министра так понравившийся ему Кукевич. Инициативный и достаточно молодой, рвущийся в дело. Строительство знает, в снабжении дока. Участки во всех районах созданы, а значит, есть какая-никакая, но база. Все не с нуля. И люди есть, и управленческий аппарат… Слабые попытки как-то выкрутиться ни к чему Кукевича не привели. «Ты свои возможности не уменьшай, — говорил министр. — Я твои развороты видел».
Так к удручающему Петра Васильевича «сель» добавилось еще «коммун» и «хоз». И поручено ему было делать на селе все благоустройство: все заборы, и водоснабжение, и ремонт, и все по обслуживанию личного хозяйства. И даже кладбища сельские было предложено взять под свою опеку. Основная же его работа, на которую он настраивался, с таким трудом постигая специфику, отошла как бы на второй план, оттеснилась новыми, опять же грандиозными задачами.
Надо ли говорить, что подействовало это на Кукевича отрицательно. По всем статьям выходило, что под новыми заботами он как бы заживо погребен. Здесь как нельзя кстати и появился на его горизонте Виктор Аркадьевич Сватов.
С коллегии, где обо всем было объявлено, Кукевич поехал не к себе, а к Пете — надо было кому-то душу излить. Сидели они с Петей на третьем этаже универсама в столовой и тихо обедали. Точнее, обедал на сей раз Петя, как бы подавая гостю оптимистический пример. Как бы там ни было, а питаться нужно, чтобы поддерживать удрученный организм. А Петр Васильевич рассеянно ковырял вилкой в тарелке, в растерянности совершенно не соображая, что вилкой практически невозможно есть суп. А не соображал про суп он, и аппетита не ощущал, и о поддержании организма не думал, потому что совсем про другое пытался сообразить: как дальше теперь жить и что теперь делать.
Советчиком Петя был слабым. В коммунальной службе он, можно сказать, совершенно не волок. Но помочь другу считал необходимым, прекрасно зная по собственному опыту, что в любой ситуации есть выход. Отчего перебирал в сознании всех своих знакомых, кто мог бы что-нибудь дельное посоветовать. И все сводилось к тому, что более подходящего человека, чем Виктор Аркадьевич Сватов, им не найти.
К Сватову и отправились.
Виктор Аркадьевич выслушал Петра Васильевича внимательно. И сразу ухватил то, чего Кукевич не понял и не уловил.
— Не плакать, а радоваться надо, — сказал Сватов категорично. — Это дело, которое будет на виду.
Быть на виду Кукевичу очень хотелось: затем и живем. Сватов своими речами его возбуждал и заводил. При этом, разумеется, сам распалялся и заводился.
— Положение надо менять в целом, — говорил он Кукевичу убежденно. — На селе живет треть страны. Мы вкладываем сюда миллионы и миллиарды, но освоить их с толком могут только люди, причем лучшие из них. А лучший человек должен лучше жить. Но жить лучше в городе. Это как дважды два, — Сватов для Петра Васильевича и Пети специально старался попроще говорить. — В городе есть все, есть Министерство коммунального хозяйства, есть горсовет со своими службами, управления, жэки и прочее, прочее… А что из этого есть у нас на селе? Что, кроме самотужного пыхтения одиночек, кроме разового энтузиазма какого-нибудь председателя колхоза, построившего старой пенсионерке сарай?
— Можно сказать, ничего нет, — соглашался Кукевич.
Но Сватов с ним не соглашался:
— Это раньше ничего не было. А теперь есть… сельский коммунхоз. Есть специальный главк…
Попыток Петра Васильевича возразить и что-то свое вставить Сватов не допускал.
— Мы построили замечательные поселки, провели в дома газ и воду, возвели котельные и водокачки. А кто за всем этим следит? Кто занимается благоустройством? Кто починит тот же забор, кто сложит печь, кто проведет старикам воду, кто отремонтирует дом, кто проявит заботу о людях, которые кормили и кормят нас?.. — Немного помолчав, Сватов выразительно добавил: — И будут кормить.
После чего умолк. Молчал он долго и смотрел на Кукевича с Петей выжидающе. Но ответа не ждал, молчанием он воздействовал.
— В худшем случае — никто, — провозгласил он торжественно, — в лучшем случае — кто попало. Теперь это поручено вам. Вам выпала честь. Вам доверили. Что вам доверили?
— Нам доверили сельский коммунхоз, — как прилежный школьник, Петр Васильевич ответил полным ответом.
— Нет, вам доверили больше, по сути, вам доверили восстановить справедливость. Иначе…
Петя смотрел на Виктора Аркадьевича с восхищением. В это время зазвонил телефон. Сватов снял трубку, и, пока он о чем-то разговаривал, Петя дернул Кукевича за рукав.
— Ну как?
Кукевич показал большой палец. Виктор Аркадьевич его покорил.
— А я тебе что говорил? — прошептал Петя.
Сватов положил трубку, посмотрел на друзей недоуменно, словно с трудом вспоминая, зачем они здесь.
— Иначе?.. Иначе мы на грани катастрофы, — вспомнил он. — Предотвратить ее — именно так должна пониматься задача…
— С чего вы посоветуете начать? — спросил Кукевич после паузы.
— С людей. Езжайте в свою контору, соберите коллектив, воодушевите людей пониманием важности дела. И работайте…
— Они не поймут, — вспомнив почему-то про автобус, подаваемый к обеду, вздохнул Кукевич. Воспоминание о помощниках вернуло его на землю.
— Все пока вам и не нужны, для начала нужны несколько человек, которые активно возьмутся за дело. Нужен хотя бы один энтузиаст.
— Хотя бы один человек у тебя есть? — вступил в разговор Петя, страдающий от готовности помочь.
— Пока что нет ни одного, — снова вздохнул Кукевич.
— А как же вы до сих пор работали? — строго спросил Сватов.
Кукевич подавленно молчал.
— Идите и действуйте, — сказал Сватов. Ему уже было пора — начинался худсовет. — Поднимайте людей. Если возникнут сложности, обращайтесь. Мы всегда готовы помочь… И помните: в жизни множество проблем, но их число конечно. Надо не сетовать, а решать их по одной. Надо щелкать их, как орехи.
Сватов проводил друзей до дверей кабинета с чувством исполненного долга. И погрузился в свои текущие дела с явным намерением про сельские коммунхозы никогда больше не вспоминать. Это была не его тема.
Но оказалось, до поры. Не прошло и года, как образ Кукевича всплыл в его сознании.
Петр Васильевич Кукевич говорил руководителям областных и районных служб, собравшимся в его новом, просторном, недавно оборудованном в полном соответствии с образом руководителя солидной фирмы кабинете, о задачах, поставленных перед их организацией. Поставленных и… стоящих.
Он говорил о грандиозности задач. Из кабинета (Сватов специально задержался в тамбуре, прислушиваясь) доносилось:
— …на нас будет смотреть, можно сказать, вся страна… возложена ответственная миссия… первопроходцы… восстановить справедливость…
— Черт! — прошептал Сватов, оборачиваясь ко мне. — Похоже, что он продолжает с того самого места, на котором мы остановились год назад…
Увидев нас, Петр Васильевич, стоявший у стола, замолчал. Кивнув, он жестом предложил располагаться. И, указывая сразу обеими руками в нашу сторону, продолжил, как человек, неожиданно столкнувшийся с еще одним, новым подтверждением своих мыслей:
