В среду, создаваемую начальником, Геннадий никак не вписывался; это вызывало раздражение, потенциал которого с каждым днем возрастал.

Однажды Осинскому даже показалось, что Дубровин — страшно подумать! — в одном из своих выступлений посягнул на его власть!

Выступление действительно было. Оно касалось дел производственных, и весьма принципиальных.

Речь идет о порученной вычислительному центру большой работе по расчету эффективности трех проектов комплексной механизации животноводства. Собственно, на рассмотрение предлагались два проекта, третий вариант, даже на глаз наиболее архаичный, запускался в обсчеты лишь для сравнения.

Но язык кибернетики беспристрастен.

Всякая работа по расчету на ЭВМ происходит приблизительно так, объяснил мне Дубровин. Компетентный в проблеме специалист (или группа специалистов), скажем по механизации животноводства, составляет блок-схему задачи. То есть выявляет взаимосвязь различных факторов: стоимость техники, монтажных работ, зарплата, срок эксплуатации, продуктивность животных и т. д. Определяет последовательность этих взаимосвязей, схематически формулирует условие задачи: что за чем. Потом программисты переводят условие на язык машины. Составляется программа. Машина считает. И выдает ответ. Специалист получает ответ и делает вывод. В данном случае — какой проект лучше.

Обычная сложность в том, что специалисту с программистом трудно договориться. Один знает проблему, но не знает принципа работы ЭВМ, другой знает язык машины, обхождение с ней, но далек от сути дела. В такой ситуации Геннадий просто находка. Характер сельских проблем он вполне успешно постиг, придя в НИИ, принципы работы машины знал — теперь уже кажется — всегда.

Итак, Дубровину дали задачу и поручили ее просчитать. Знание сути дела не входило в его обязанности. Во всяком случае, по мнению начальника. Но не по мнению Дубровина. Он влез в задачу, что называется, с головой.

Геннадий прекрасно понимал, что весь вопрос в том, как считать. То есть из чего исходить. Чем больше фактов заложить, тем жизненней результат. Он внес в задачу субъективный фактор: ненадежность рассматриваемой системы в условиях сельской эксплуатации. Это было непросто, но дело Геннадий знал.

И получил неожиданный результат. Машина ведь объективна — что заложишь, то и получишь.

Уже предварительный, упрощенный расчет, произведенный в ВЦ, показал, что наиболее эффективен… третий вариант! Предпочтение, таким образом, отдавалось отнюдь не уже известному нам «паровозу» и иже с ним. Анализ множества факторов, привлеченных из весьма далеких, казалось бы, от животноводства областей, показал, что вне конкуренции, по крайней мере на ближайшие двадцать лет, остается самый что ни на есть «тривиальный» трактор — с бульдозером и прицепом!

Собственно, для Геннадия особой неожиданности в таком результате не было. Он понимал: чрезмерная усложненность, низкое качество техники, отсутствие подготовленных к работе на ней людей — все это приведет к тому, что механизмы выйдут из строя и людям придется убирать навоз вручную, а корма разносить ведрами.

Как это ни парадоксально, но новаторство зачастую как раз в том и заключается, чтобы против соблазнительного новшества устоять. Новое и внешне современное — это еще не обязательно прогрессивное и современное в сути. Дубровин — специалист, и миганием лампочек на пульте управления его не соблазнишь.

По мнению начальника, он полез не в свое дело. Он умничал и высовывался. Он проявлял свою компетентность там, где его не просили…

Ознакомившись с результатами вычислений, начальник пригласил Геннадия в кабинет. Уже по тому, что сделал он это не лично, а прислав в машинный зал лаборантку, Геннадий понял, что надвигается гроза.

— Что это? — спросил Анатолий Иванович, когда он вошел.

— Методика расчета, программа, результат и выводы.

— Я не об этом… — Осинский поморщился. — Я о выводах…

— Я слушаю… — все еще делая вид, что он не понимает, в чем дело, сказал Геннадий.

— Это не стреляет, — произнес Осинский и протянул Дубровину отчет.

— Это стреляет, — твердо сказал Дубровин. И положил отчет на стол.

Анатолий Иванович побагровел, потом побледнел, потом посерел.

— Вы… там… не понимаете политики… — Не владея делом и где-то в глубине души это сознавая, он считал себя человеком, тонко улавливающим конъюнктуру. — Вы там… проявляете недальновидность… От вас требовалось получить подтверждение эффективности наиболее прогрессивной технологии. Подтверждение, а не…

— Я ученый, а не политик. Я не умею решать задачи с готовым ответом. Прогрессивная технология — это та, которая максимально отвечает реальным условиям.

Дубровин и Осинский пристально смотрели друг на друга.

— В таком случае… — Осинский помедлил, — может быть, вам стоило бы подумать о возвращении на прежнее место? Мы люди сельские, вы человек образованный, городской. Вас, говорят, студенты любили.

— Я подумаю, — сказал Дубровин. — Только…

Анатолий Иванович смотрел выжидающе. Лицо его напряженно дергалось.

— Не отправиться ли и вам… в родные пенаты?

— Зачем? — не сразу осознав нелепости вопроса, произнес Осинский.

«Улавливать конъюнктуру» — в понимании начальника это не забегать вперед и не высовываться. Забегать вперед — означало бы действовать самостоятельно, то есть брать на себя смелость оценок и ответственность, другими словами, рисковать.

Рисковать вовсе не входило в его намерения. И подписывать отчет он отказался. Геннадий подписал его сам.

Бумага, пошедшая по инстанциям за подписью главного инженера и — что самое неожиданное! — вызвавшая интерес наверху, подрывала авторитет руководителя. Получалось, что не Дубровин, а начальник проявил отставание в области технической политики.

Это было пострашнее, чем с пуговицами у пальто! Анатолий Иванович Осинский усмотрел здесь прямое посягательство на власть. Он был уязвлен.

Начал войну Осинский с внутреннего распорядка.

Первым делом он завел в ВЦ «Журнал посещений». В нем нужно было отмечать свой приход на работу и уход. С точным указанием времени и причин отсутствия.

И тут же Геннадий схлопотал выговор.

Потом еще один…

Начальник завел на него досье. Специальную папочку, называемую «Скоросшиватель»…

Кроме всего, Дубровин был доцент. Его приглашали на различные конференции, к нему приходили консультироваться. Осинский доцентом не был, зато он был большой моралист. Среди приходивших случались и особы прекрасного пола, что конечно же было уже слишком. Особенно если учесть, что Дубровин подолгу оставался с некоторыми из них наедине.

Анатолий Иванович просил избавить ВЦ от визитов посторонних и сомнительных лиц.

Гроза разразилась отнюдь не на почве принципиальных производственных разногласий.

Разразилась гроза из-за квартиры.

Геннадий наконец-то должен был получить квартиру. Она, эта предполагаемая квартира, оказалась лучше, чем та, которую недавно получил Осинский. Собственно, даже и не лучше. Но в «престижном» доме. С окнами, выходящими в сквер. У Анатолия Ивановича окна выходили на магистральную улицу.

Что же сделал Осинский?

Он предложил Геннадию… поменяться.

— Я, между прочим, руководитель…

Начальник понимал должность как право. На лучшую жилплощадь, на сквер под окном, на телефон вне очереди…

— А я, между прочим, кандидат наук, — поднял голос Геннадий.

И тут же понял, что этого не следовало говорить.

Анатолий Иванович поднял «Скоросшиватель» и многозначительно переложил его на другую сторону стола. В том смысле, что квартиру Дубровин может и вообще не получить…

Как всегда в безвыходной ситуации, на помощь приятелю пришел Сватов. Ему такие сложности давались легко, как семечки. Прежде всего — от умения играть в собственную значительность, формируя у окружающих уважительное к себе отношение. И всегда при этом хотя бы немножко блефуя. Уж мы-то знали, что оптимизм и самоуверенность его чаще всего были показными, умело наигранными.