Но война продолжалась еще долго. Она велась уже на территории Германии, а Попова с воспитанниками все не отпускали из отрядов канонерских лодок.

В начале июля 1813 года гребной флот предпринял диверсию на Данциг. Эго заставило французов оттянуть свои войска с других фронтов для защиты крепости. Командующий русской армией в Прибалтике граф Витгенштейн назначил на 21 августа общее наступление на Данциг.

Контр-адмирал Алексей Самуилович Грейг привел флотилию в полную готовность к атаке неприятельских батарей. 59 канонерских лодок, четыре бомбардирских судна и один фрегат надежно блокировали устье Вислы и открытый данцигский рейд. Они стояли в ожидании сигнала, готовые обрушить мощь своей артиллерии на город и крепость, как вдруг разыгрался жестокий шторм. Свирепый норд-ост вихрем несся вдоль Вислы и, как щепы, разметал корабли, грозя изломать их о прибрежные валуны. Двенадцать канонерских лодок было выброшено на берег, а остальные изрядно потрепаны.

До общей атаки оставалось девять дней. Адмирал Грейг вызвал Попова:

— Я знаю, господин поручик, что прошу о невозможном. Даже в первоклассном адмиралтействе нельзя было бы восстановить корабли в столь короткий срок. Я буду зам весьма благодарен, если хоть половина судов войдет в строй.

— Ваше превосходительство, все, что будет в моих силах, я сделаю, — заверил Попов. — Мы будем работать день и ночь.

Поврежденные корабли отвели в небольшую бухту, облюбованную Александром Андреевичем. Здесь уже кипела работа. Десять молодых помощников Попова заканчивали постройку примитивного, но удобного эллинга, приготовляли лес, смолу, пеньку и другие материалы. Попов распределил по бригадам матросов с ремонтирующихся кораблей и поставил во главе каждой бригады воспитанника училища. Работа закипела с новой силой.

Ранним утром 21 августа все поврежденные корабли были отремонтированы и заняли свои места на рейде для участия в бою.

Адмирал Грейг в присутствии штаба флотилии обнял корабельного мастера, от души поблагодарил его за неоценимую услугу флоту. По представлению адмирала, Попов был награжден орденом св. Владимира, а ученики — медалями «За храбрость».

Данциг пал. Из Германии бои перекинулись во Францию, а 30 марта 1814 года русские войска вступили в Париж.

Армейские части возвращались на родину на кораблях во итого флота.

Возвратились в Петербург и канонерские лодки. Александра Андреевича с учениками встречало все училище корабельной архитектуры во главе с Гроздовым. Встреча была теплой, торжественной и растрогала корабельного инженера до слез. Счастье его омрачило только отсутствие профессора Гурьева, умершего после тяжелой болезни еще в прошлом году.

Вечером на банкете, данном преподавателями училища в честь Попова, корабельный мастер Разумов попросил Александра Андреевича поделиться своими планами на будущее.

— С удовольствием расскажу вам о них, — откликнулся Попов, — только ведь вам надоест слушать. Планов у меня много. Родное училище я, конечно, не оставлю до конца своей жизни. Вместе с тем я задумал усовершенствовать петербургские верфи, возвести в Новом адмиралтействе крытый кирпичный эллинг со специальным оборудованием, пригодным для строительства не только парусных судов, но и пароходов. Я мечтаю создать могучие океанские корабли, и первый из них я назову «Россия». Благодаря новым обводам его подводной части и в особенности кормы, которую, в отличие от современных, я мыслю спроектировать круглой, этот корабль будет самым быстроходным и мореходным во всем мире. Помимо того, меня обуревает желание написать две большие научные работы. Одна будет называться «Гидростатическое исследование о спуске кораблей на воду», а другая — «Аналитическое исследование о прогрессике, употребляемой в корабельной архитектуре».

Когда Александр Андреевич закончил свою речь и все подняли бокалы за выполнение его желаний, директор училища Лебрюн с шумом встал и вышел за дверь.

Сумрачный, злой приехал он к своему другу Траверсе. На вопрос маркиза, что его огорчает, Лебрюн ответил вопросом:

— Помните, маркиз, Александра Попова, молодого корабельного мастера, которого вы представляли императору?

— О да! — воскликнул Траверсе. — Этот мальчишка чуть-чуть не испортил мне выгодного дела. Плохо пришлось бы ему, если б моя гувернантка, одумавшись, не повела себя благоразумно. Я услал Попова с канонерскими лодками, в надежде, что он больше не вернется в Петербург.

— Надежда ваша не оправдалась, маркиз. Он уже здесь. Сегодня я присутствовал на банкете в его честь. У него голова полна грандиозных планов. Этот молодой человек далеко пойдет, если мы с вами его не остановим.

— А зачем вы его приняли, мосье Лебрюн, на прежнее место?

— У меня не было оснований отказать ему в должности. У него — друзья, и они подняли бы шум.

— Чепуха! Теперь я никого не боюсь. Прошло то время, когда я должен был считаться с известными кругами. Попова необходимо надолго отправить из столицы. Подберите ему какую-нибудь мелкую работу в провинции и сделайте это возможно быстрее.

Всю неделю после приезда Александр Андреевич предавался отдыху, гулял с Наташей в окрестностях Петербурга и с наслаждением вдыхал воздух родного города.

В один из этих дней Поповы вернулись домой позже обычного. На лестничной площадке их встретил фельдъегерь, вручивший Александру Андреевичу пакет из министерства.

С бьющимся сердцем Попов сломал сургучные печати. Каково же было его негодование, когда он прочел приказ министра немедленно отбыть в Астрахань и вступить там в должность смотрителя над сараем, в коем хранится барка Петра Первого! На сборы давалось три дня, задержка грозила высылкой из Петербурга к месту назначения по этапу, а отказ от должности — отдачей под суд.

Попов передал бумагу жене. Она быстро пробежала ее и вспыхнула от возмущения:

— Вот тебе и награда, обещанная министром, — сказала она с иронией.

Попов со злостью скомкал предписание и бросил его в камин.

— Эту «почетную» должность смотрителя над сараем Траверсе выдумал специально для меня. О, как я его ненавижу! Проходимец окончательно погубит русский флот. Недаром устье Невы, где гниют по его приказу корабли, прозвано «Маркизовой Лужей»… Рухнули все мои мечты и планы.

— Не горюй, Саша, не век маркизу в министрах сидеть. Не пройдет и десятка лет, как русские моряки вычеркнут его имя из своей славной истории и будут вспоминать разве только «маркизову лужу». Твой талант еще послужит отечеству; ему и в Астрахани найдется применение. И в Петербург мы еще вернемся.

— Да, мы еще вернемся в Петербург. — Александр Андреевич широко улыбнулся Наташе. — Да, вернемся, — повторил он, — потому что я обязательно должен стать управителем Охтенской верфи.

Через три дня Поповы уехали в Астрахань.

В сумрачный зимний день по заснеженной набережной Екатерининского канала лихо мчались нарядные сани. Кутаясь в новенькую, подбитую мехом, чиновничью шинель, в санях важно восседал человек с птичьим лицом Он, казалось, не обращал внимания на резкий встречный ветер и мелкий, колючий снег. Выражение горделивого тщеславия покоилось на его лине.

Перед трехэтажным зданием училища корабельной архитектуры сани остановились. Путаясь в полах шинели, человек вошел в вестибюль, неторопливо осмотрелся по сторонам и строго спросил у дневального матроса:

— Инспектор классов в училище?

— О ком изволите спрашивать, ваше благородие? — переспросил дневальный и, с явным желанием показать свою осведомленность, добавил: — Директором и инспектором у нас числится их превосходительство господин Лебрюн; однако ж должность за них исправляют господин профессор Гроздов, Иван Петрович.