— В случае опасности, — наставлял он Попова и воспитанников, — дайте пистолетный выстрел. По этому сигналу начнем обстрел леса из пушек, чтобы облегчить вам отступление.

Разведчики перемахнули через борт и очутились по пояс в воде. Спустя несколько минут они добрались до камышей и вышли на песчаный берег, густо поросший молодым ивняком. Дальше пришлось ползти довольно долго по зыбким кочкам, тянувшимся до леса. У опушки они услышали неясный шум. Чем дальше разведчики углублялись в чащу, тем явственнее доносились голоса.

Переползая от дерева к дереву, Попов увидел полянку.

И человек пятьдесят французов. Солдаты беспечно валялись на траве: одни спали, другие закусывали, некоторые мирно беседовали, покуривая короткие трубки.

Шагах в тридцати от отряда, с краю поляны, сидел на пеньке совсем молоденький офицер с записной книжкой в руках. Рядом с ним громоздились в козлах ружья, стояли ящики с порохом и патронами, валялись походные сумки.

Попов долго приглядывался к французам. «Вот они, завоеватели, — думал он, — нагло ворвались в чужой край и чувствуют себя полными хозяевами, даже дозор не выставили. Проучить бы вас».

Смелая мысль мелькнула у Саши и по мере того, как он обдумывал, окончательно овладела им. Он подполз к воспитанникам и шепнул:

— Я возьму в плен офицера, а вы караульте ружья: кто кинется к ним, стреляйте.

Александр Андреевич бесшумно подполз к офицеру и, приподнявшись, в упор направил на него пистолет.

— Не вздумайте шевелиться, — повелительно сказал он по-французски, — курок взведен. Опускайтесь на землю. Ну, живее!

Ошеломленный офицер испуганно вытаращил на Попова глаза, а когда тот повторил приказание, — мешком свалился на землю. Дрожа всем телом, француз пополз рядом с инженером.

«Ну и вояка, — усмехнулся Александр Андреевич, — если солдаты в него, отряд можно взять голыми руками». Попов схватил за ворот офицера и поставил его на ноги.

— Слушайте, вы, — сказал он, — идемте к солдатам. Объявите, что отряд окружен русскими матросами и, если не капитулирует, будет уничтожен. Да перестаньте же, наконец, дрожать! Ваша жизнь никому не нужна, в русском плену вы сохраните ее куда лучше, чем в баталиях.

Твердым шагом Александр Андреевич направился к поляне. Офицер плелся рядом, озираясь по сторонам, мучительно ища выхода: «Бежать? Подать знак солдатам? Нет, русский прав, лучше оставаться в плену, чем воевать с этими страшными матросами».

Французский офицер взобрался на пенек:

— Отряд окружен русскими матросами. Мы будем уничтожены, если окажем сопротивление. Стройся в колонну по одному!

Солдаты пялили глаза на офицера, ничего не понимая и не зная, что делать. Только старый наполеоновский капрал с криком «измена!» бросился к ружьям, но тут же упал, сраженный двумя выстрелами. Еще не успело смолкнуть эхо, как грянул пушечный залп, гулко прокатившийся по лесу.

— Ведите солдат к берегу, — приказал Попов.

…Капитан-лейтенант Сеславин, обеспокоенный отсутствием разведчиков, собирался послать на берег матросов, как вдруг из леса потянулась к реке длинная цепь людей в зеленых мундирах и красных брюках. Через полчаса французы со всем их вооружением и припасами были погружены на канонерскую лодку.

Судно развернулось и легло на прежний курс. Сеславин приказал привести на мостик пленного офицера. После допроса он поинтересовался, знает ли офицер о первоначальном плане Наполеона.

— Вы говорите о плане морского вторжения? — спросил удивленно пленный. — Откуда вам известно? Ведь его держали в секрете.

— Мосье, задаю вопросы я, а вы только отвечаете, — обрезал его Сеславин. — Итак, почему ваш император не решился воспользоваться канонерскими лодками для похода на Петербург? Может быть, ваш флот не был подготовлен к встрече с русской эскадрой?

— Не знаю, господин капитан. Французский флот очень сильный… Но у нас, к сожалению, нет таких адмиралов, как господа Ушаков и Сенявин.

Пленного увели. Сеславин задумчиво прошелся по мостику и стал рядом с Поповым, наблюдавшим в подзорную трубу за берегом.

— А вы, Александр Андреевич, что думаете по этому поводу?

— По-моему, французик прав.

— А разве тысяча наших вымпелов и среди них такие, как стотридцатипушечный «Благодать», стодвадцатипушечный «Храбрый», стодесятипушечный «Гавриил» не грозная сила?

— Нет, в руках проходимца Траверсе это не сила. Наши разбросанные корабли и эскадры можно разбить по частям. Но Бонапарт предпочел воевать на суше потому, что не знает, кто командует русским флотом. Все здравомыслящие люди на свете уверены, конечно, что во главе флота стоят сейчас прославленные флотоводцы Ушаков и Сенявин; так думает, наверное, и Наполеон. Да и кто не знает смелости русских моряков! Насмерть встанут, а врага не пропустят.

— Слышал я, — грустно сказал капитан-лейтенант, — что Дмитрий Николаевич Сенявин подал прошение императору о назначении на боевой пост. Это прошение попало в руки морского министра. Маркиз начертал на нем, что государь, дескать, не понимает, где и в каком роде службы и каким образом намерен служить Сенявин.

— Что же ответил на это Дмитрий Николаевич?

— Сенявин не постыдился и снова написал государю, что готов служить хоть в ополчении, в должности, какую ему дадут; служить таким образом; как служат русские офицеры, верные своему отечеству. На это письмо, опять же переданное через Траверсе, адмирал даже ответа не получил.

— Подлецы! — выругался Попов. — Зато его величество не забыл бездарных адмиралов иностранного происхождения.

Свой отряд канонерская лодка Сеславина догнала у Шлока. Она подоспела вовремя и с хода присоединила огонь из трех пушек к пушкам остальных кораблей, обстреливавших город. Капитан-лейтенант передал по семафору донесение флагману о пленении сорока восьми французских солдат. Командир отряда прислал шлюпку и распорядился рассредоточить пленных по судам.

Бой шел до вечера. Под покровом темноты из Динамюндской крепости переправился на штурм города тысячный отряд матросов. Противник не выдержал натиска и бежал.

Наутро после боя Попов и его помощники быстро соорудили у пристани адмиралтейство. Десяток судов, поврежденных в бою, корабельный мастер наладил ремонтировать одновременно и поспевал везде руководить работой.

Наполеон приближался к Москве. 7 сентября 1812 года произошло Бородинское сражение. 14 сентября русские оставили Москву, и Кутузов, по заранее обдуманному плану, отвел войска к Тарутину. Неприятельская армия была деморализована, а начавшийся пожар Москвы завершил эту деморализацию.

В те же дни Балтийский флот одерживал одну победу за другой. Из Шлока канонерские лодки вышли по реке Аа на подступы к Митаве. Здесь находились заготовленные французами огромные военные припасы. Французы и немцы дрались ожесточенно, но три дня беспрерывного артиллерийского обстрела с кораблей нанесли им такие потери, что они вынуждены были оставить город.

Всю зиму канонерские лодки отстаивались в Риге, готовясь вновь выступить с первыми паводками У Александра Андреевича было очень много работы. Он обшивал борта судов медью и листовым железом, менял катки под лафетами пушек, устранял с палуб все лишнее в боевых условиях, ковал в кузницах новые якоря и якорь-цепи, производил мелкий и средний ремонт.

Как солнце среди черных туч, пришла весть о бегстве Наполеона из Москвы и массовом истреблении французов. Радости и ликованию не было конца. Попов, истосковавшийся по Наташе, надеялся, что скоро вернется домой, к мирным привычным занятиям в училище. В мечтах его проносились огромные океанские корабли самой совершенной формы, с новыми, обтекаемыми линиями подводной части и стройным корпусом, которые он создаст для послевоенного русского флота.