Бескрайнее поле все не кончалось. Солнце, зависшее в одной точке, продолжало нещадно припекать, но Денис радовался хотя бы тому, что огнегривый конь с небесным всадником умчался в свои чертоги. По крайней мере, воздух больше не походил на раскаленный металл, и дышать можно было более-менее ровно. Долгое время пейзаж вокруг оставался неизменным. Сестры-полудницы шагали впереди, кружась и танцуя. Изредка одна из сестер склонялась над колоском и срезала его, тогда Денис снова слышал тихий вскрик. Но уже не такой сильный, как в самый первый раз. Денис отметил про себя, что золотистые серпы полудниц уж очень похожи на тот, которым он срезал нить жизни страшного норлаха. При первой же возможности он решил расспросить странных созданий об этом. Но те словно потеряли к нему всякий интерес. Ни одна из них больше не протягивала к нему руки и не звала в хоровод. Денис даже слегка опечалился таким равнодушием. Но сменившаяся картина мира отвлекла его от этих мыслей. Желтое поле отборной пшеницы постепенно сменялось разнотравьем. Поначалу чаще стали встречаться сорняки, да колючки, а потом и вовсе дикие травы вытеснили пшеницу, не оставив ни одного колоска. Здесь полудницы прекратили свой танец и шли, больше не останавливаясь. Денису приходилось внимательно смотреть под ноги – как оказалось, местные колючки отлично пробивали подошву на дорогих кроссовках и с радостью впивались в ступни. Денис лишь поразился тому, как эти эфемерные создания ступают по такой недружелюбной поверхности и не ранят босые ноги.

Вскоре и это заброшенное поле закончилось, и началась каменистая тропа. Денис прищурился и заметил на горизонте горы, к которым они, судя по всему, и направлялись. Воздух вокруг дрожал от полуденной жары и Денис не удивился бы, если бы вдруг те далекие горы оказались лишь призрачным миражом. Но спустя еще какое-то время заснеженные вершины приблизились, и Денис выдохнул. Он не знал, куда и зачем они направляются, но возможность в случае чего найти убежище несказанно радовала. Полудницы заметно потускнели. Было видно, что им этот путь дается все тяжелее и тяжелее. Колосья в их руках, наоборот, сияли все ярче. Словно бы вытягивали из них часть жизненной силы.

– Давайте я понесу! – Денис сам не понял, откуда ему в голову пришла эта идея. Сестры переглянулись, безмолвно обсуждая его предложение. Наконец та, что танцевала с ним в поле, кивнула, и они одновременно протянули Денису срезанные колоски. Денис взял их в охапку и тут же склонился до земли под внезапной тяжестью принятой ноши. Полудницы внимательно наблюдали за ним, не двигаясь.

– Все в порядке, – тяжело дыша, Денис поднялся и сделал шаг вперед.

Сестры развернулись и прошествовали дальше, больше не оборачиваясь. Денис старался не отставать, но каждый шаг давался ему с огромным трудом. Казалось, что с каждым ударом сердца колосья в руках становятся всё тяжелее. Лоб покрылся испариной, руки дрожали, и Денис уже не раз пожалел о своем бездумном предложении. Но бросить свою ношу он отчего-то не мог. Словно бы она приросла к рукам, пустила в него корни и заякорилась. Внутренний голос подсказывал парню: "Бросишь и сам сгинешь тут". Полудницы же, наоборот, налились светом и силой, как будто у них открылось второе дыхание.

Денис в очередной раз в мыслях возблагодарил Вергарда, достающего их изнурительными тренировками не только силы тела, но и силы духа. Именно благодаря привитой силе воли он до сих пор не сбросил с себя этот тяжкий груз посреди каменистой пустыни.

За своими стараниями не бросить все посреди дороги и сбежать, куда глаза глядят, Денис не заметил, как они подошли к подножию величественных гор. Еще мгновение назад они были далеко на горизонте, а уже сейчас выскочили, словно из-под земли, прямо перед носом. Денис поморщился от боли в затекших руках и поудобнее перехватил свой букет из колосьев.

– Недолго осталось, – напевный голос полудницы бальзамом пролился на страдающего Дениса. Даже неприятная мысль о том, что по меркам бледных дочерей вечности "недолго" может разительно отличаться от привычных Денису представлений о времени не смутила парня. Впрочем, действительно после этого заявления прошагали они не так уж долго. Тропа завернула за массивный валун, и Денис понял, что они вышли к какому-то ручью.

– Приток Смородины. Мы первые, – объявила одна из сестер, аккуратно забирая у Дениса колосья. Поровну распределив их между собой, сестры уселись у самой кромки воды и принялись сплетать венки, напевая какую-то тихую мелодию. Денис огляделся и заметил вдалеке приближающиеся фигуры, очень похожие на его спутниц. Полудницы стекались к этому ручью со всех сторон. Бледные, почти неразличимые в дрожащем воздухе с пышными охапками колосьев и яркие, четкие с одним-двумя тоненькими колосками. Денис вглядывался в их неземные, печальные лица с отсветами верхнего мира в бездонных глазах и не мог понять, что же его настораживает. Было что-то в этой прекрасной и неземной картине до дрожи жуткое, вызывающее страх и желание убежать и скрыться от их мягкого взгляда, но Денис не мог разгадать, что. Девушки все подходили и подходили, усаживались на берег и принимались плести венки. У кого-то они выходили настолько огромными, что не вмещали в себя все колосья. У кого-то же, наоборот, не выходило и целого. Тогда они печально вздыхали и сбрасывали увядающие одинокие колоски в воду.

В такие моменты чувство горечи накатывало на Дениса с такой силой, что хотелось взвыть диким зверем.

– Вой, если полегчает. Да только не полегчает, – сухой, скрипучий голос раздался за спиной и Денис резко обернулся.

Сгорбленная старуха в сером, запыленном балахоне стояла, опираясь на ссохшуюся клюку.

– А вы откуда знаете? – прищурился Денис, вглядываясь в морщинистое лицо. Было в нем что-то знакомое. Так смотришь на давно потерянного и почти забытого родственника, которого внезапно повстречал на вокзале.

– Я многое знаю. Как и ты. Да только ты позабыл, а я все помню, – морщинистый рот растянулся в грустной улыбке и Денис нахмурился. Он уже понял, что все нечеловеческие создания любят говорить загадками, но так до сих пор и не разгадал, как же сделать так, чтобы он хоть что-то понимал в этих разговорах.

Старуха с интересом разглядывала Дениса, не торопясь вносить хоть какую-нибудь ясность и Денис решил отбросить врожденную скромность и воспитанность.

– А я где, собственно, нахожусь? И как мне отсюда выбраться? И, кто вы такая?

Старуха рассмеялась, отчего Денису показалось, что по стеклу пару раз провели наждачной бумагой. Настолько сиплым и скрипучим был у нее смех.

– Ну ты уж определись, на какой мне вопрос отвечать, малец.

Денис вздохнул. Всё-то у них было по обычаям, всё-то по правилам.

– Давайте по порядку, чего уж.

– Давайте, так давайте, – согласилась старуха. – Ты у притока реки Смородины, недалеко от Калинова моста.

– Это где Илья Муромец бился со Змеем Горынычем? – вспомнил школьную программу по литературе Денис.

– Ну почти, – усмехнулась старуха. – Бился Иван, да не с Горынычем, а с Чудо-юдом. Впрочем, кто там только не бился за столько-то лет.

– Но Смородина же Огненная река! А приток почему обычный? – искренне удивился Денис. Путешествия по различным форумам в поисках правды о домовых не прошли для Дениса даром, знатно подковав его в вопросах отечественной мифологии.

– Ну почему же не огненный, – старуха перевела взгляд на водную гладь, куда одна из полудниц в очередной раз сбросила одинокий колосок. Долгое время ничего не происходило, и травинка одиноко колыхалась на мелких волнах. Резкий, как стрела, язык пламени взметнулся вверх, прямо из водной глади, и слизал колосок, как будто его и не было.

– Понятно, – поднял руки, сдаваясь, Денис. – Приток тоже огненный. А что я тут делаю, не подскажете?

– Думаю, смотришь, – резонно заметила старуха. Денис сделал глубокий вдох, пытаясь подавить подкатывающее раздражение.

– Видите ли, дело в том, что меня сюда забросил хитрый библиотекарь из какого-то хитрого клана летописцев, ничего не объяснив. А перед этим я с помощью золотистого серпа, как у этих милых девушек, уложил древнюю потустороннюю тварь, которая хотела меня сожрать. И никто в моем мире почему-то не озаботился объяснить мне, в чем, собственно дело и что же со мной произошло за это утро. Ах да, еще родители почему-то забыли посвятить меня в тайны семьи и, как оказалось, всё это время скрывали от меня правду о мироустройстве в целом и моей судьбе в частности.