Всё закончилось внезапно. Как будто Денис никуда и не падал последние часы, или может быть дни? Сколько ни пытался парень прикинуть, как долго он находится тут, ничего не выходило. Темнота вокруг расступилась, уступая место полумраку. Темно-серый туман заклубился вокруг, расползаясь толстыми щупальцами по пространству. Денис пригляделся. Среди бесконечного полумрака проступали бледные, неясные картины. Серебристая река с плеском волн, рассыпающихся брызгами по галечному берегу. Глубокое, уже знакомое ущелье с ощущением тревоги и опасности. Резной терем, в который Денису пока что не очень хотелось возвращаться. И бесконечное поле с тяжелыми золотистыми колосьями поспевающей пшеницы. Денис прищурился и пригляделся – в воздухе словно повеяло полуденным жаром, а лица коснулся суховей. Чувство полного спокойствия накатило на Дениса и он, не до конца осознавая, что делает, потянулся к этой картине.

Полумрак рассеялся, и Денис оказался посреди пшеничного поля. Лучи полуденного солнца болью отразились в глазах и Денис зажмурился. Прислушался – вокруг не раздавалось ни звука. Весь мир готовился встречать Полуденника. Небесный всадник, самый опасный и самый беспощадный, готовил своего белоснежного коня.

"Как только достигнет солнечный диск зенита, распахнутся ворота Ирий-сада. Взбрыкнет огнегривый белоголовый конь и выедет за ворота в Мир-дивный-Град. Копыта его искры жаркие выбивают, из ноздрей огонь бело-солнечный вырывается. Ступает он по небу синему, а по земле жар полуденный разливается. И сидит на нем витязь светлый. Кудри белые, латы блестящие. Всяк, кто взглянет на него – вмиг свет белый видеть перестанет, ослепленный блеском солнечным, опаленный жаром полуденным. И прячется всё живое, да неживое, дабы не попасть под сияние светлое. И лишь Полудницы-красны девицы рядом пляшут, взор да слух витязя прекрасного услаждают, колосья с полей собирают, да вьют венки случайно заплутавшим в полдень странникам. Коль увидал ты в поле полудницу, беги, окаянный, не оглядывайся. А коли не сбежишь – затанцуют тебя до смерти, да опалят жаром всепоглощающим".

Денис не понимал, откуда в его голове берутся эти знания, но ни минуты не сомневался в их правдивости.

Солнце нещадно припекало темноволосую макушку, и Денис не придумал ничего лучше, как идти вперед в поисках тени. Налитые колосья покачивались от малейшего дуновения ветра, и Денису казалось, что он слышит их тихий звон. Нагретая за день земля дышала жаром и поскрипывала под ногами. Влажная после утренних приключений одежда от местной жары просохла за несколько минут, и вскоре Денис почувствовал, как по спине побежала первая струйка пота.

"Если так пойдет и дальше, я попросту сварюсь под палящими лучами, так и не найдя выхода", – подумал парень, размеренно шагая вперед.

На самом деле, он так до конца и не понял, чего хотел добиться библиотекарь своими действиями. Отправить его в эту реальность для экстренного обучения? Или же, наоборот, заставить медленно и мучительно познавать всё на собственном опыте? Успев ознакомиться с нравами местных сверхъестественных кланов, Денис бы не удивился подобному развитию событий. По крайней мере, сейчас он вполне натурально поджаривался под полуденным солнцем.

– Едет, едет, едет, – колосья закачались сильнее, перешептываясь между собой. Бледное солнце вздрогнуло и подкатилось к зениту, вдалеке послышалось конское ржание. Денис напрягся. Волна жара прокатилась по земле, опалив ресницы. На горизонте медленно разливался яркий, нестерпимый блеск. Инстинкт самосохранения подсказывал парню бежать без оглядки на все четыре стороны, но холодный разум шептал, что это бесполезно. Нигде, насколько только хватало взгляда, не было ни деревца, ни кусточка, за которым можно было бы укрыться от сурового взгляда Полуденника. Денис зажмурился, чувствуя приближающегося по небу всадника. Жар становился все сильнее. Казалось, еще немного и под ногами начнет плавиться земля. Нестерпимый блеск жег даже сквозь закрытые веки. Теперь та непроглядная темнота, из которой выбрался Денис, казалась ему райским уголком среди этого царства дня и света.

– Это наш, наш, это же наш, – среди шепота пшеницы до Дениса долетел тихий звонкий смех. Подобно колокольчику он звучал напевно, переливаясь среди треска земли и огненного дыхания полуденного коня.

Денис прислушался. Смех звучал всё громче, приближаясь. Жар же, наоборот, словно бы отступил. Блеск в глазах тоже начал тускнеть и вскоре вообще исчез. Постояв какое-то время для верности с закрытыми глазами, Денис все же решил удовлетворить свое любопытство и медленно приоткрыл один. От увиденного, парень охнул, пошатнулся, и чуть было не упал в пшеницу, чем вызвал новую волну смеха. Прямо по небосводу к нему спускались три невесомые и полупрозрачные девы. Длинные светлые волосы развевались в небесах тонкими паутинками. Бледные сарафаны слабо мерцали на фоне синего неба. Тонкие руки то и дело взмывали вверх, сплетаясь в древних движениях только им известного танца.

– Затанцуют, запляшут тебя, – нашептывали ему пшеничные колосья. Но Денис не обращал на этот шепот внимания. Приближающиеся девы были настолько прекрасны, что хотелось впитать в себя эту красоту, отпечатать в памяти каждый образ, чтобы потом с упоением разглядывать его снова и снова.

Одна из дев улыбнулась ему и ступила на пшеничное поле. Денис заметил босые ступни, не оставляющие следов на покачивающихся колосьях. Наблюдая за плавными движениями девы, Денис забыл о том, кто он такой и где он находится. Манящая улыбка, веселый блеск синих глаз и неведомый танец пленяли, отрывали от реальности и уносили вслед за собой. Полудница протянула тонкую руку, и Денис коснулся её не раздумывая.

Волна сухого жара прокатилась по руке, но Денис этого даже не заметил. Ступая следом за девой по звенящим колосьям, он неожиданно понял, что слышит музыку. Размеренные удары барабанов совпадали с ударами его сердца, отчего кровь в жилах начинала бежать быстрее, а в груди разгорался боевой азарт. Полудница ступала вперед, кружась, и Денис повторял за ней древние движения. Шаг вперед, поворот, наклон, два шага вперед, разворот, руки вверх и снова шаг вперед. Денис не оглядывался, но чувствовал, что сестры-полудницы следуют за ними, повторяя такие же движения. Темп все ускорялся, но Денис не чувствовал усталости. Наоборот, невиданная легкость наполняла тело, толкая его вперед и вперед. В какой-то момент Денис заметил в руках первой полудницы тонкий золотой серп. Дева повернулась к нему лицом, возвела руки с серпом к небу, чтобы солнечные лучи коснулись золоченого лезвия и, глядя Денису в глаза, наклонилась и ловко срезала один колосок. Крик, полный отчаяния и боли разорвал полог восторженного оцепенения, который окутал Дениса во время танца. Он зажал уши руками, чтобы не слышать, но, казалось, крик этот проникал в самую душу. В ясном небе грянул гром, и Денис услышал топот приближающихся копыт.

– Это наш! Наш! Наш! – хором закричали полудницы, озираясь. Старшая из сестер схватила Дениса за руку и закружилась, превращаясь в полуденный вихрь. Пыль взметнулась вверх, скрывая их от глаз вернувшегося Полуденника. Денис чувствовал, как эта же пыль набивается в рот, нос, засыпает глаза и уши, но не мог вырваться из цепких объятий полудницы. Время снова потеряло свой счет, и Денис не знал, сколько еще ему кружиться в этом пылевом вихре.

– До конца зенита, – услышал он тихий, дрожащий голос. – Потом пойдешь с нами.

Денис хотел было возразить, что никуда-то он идти и не собирается, но новая порция пыли и сухих стеблей, набившаяся в открытый рот, помешала ему это сделать. Казалось, что до окончания полдня прошла целая вечность, но внезапно это кружение закончилось. Денис кулем свалился на землю, изрядно примяв пшеницу. Полудницы все также стояли рядом, но выглядели сейчас значительно тоньше и тусклее.

– Идем. Иначе останешься тут навеки.

Денису такая перспектива не очень понравилась, потому он послушно поднялся, отряхнул пыльные джинсы и заторопился следом за сестрами.