— Несомненно.

— Хорошо! — Михайлов легонько хлопнул ладонью по столу. — Тогда обсудим другой вопрос. Ты говорил с бывшими тюремщиками?

Гарбуз сказал, что собирается нанести визит старшему надзирателю Русковичу.

— Ну что ж, попробуй, — кивнул Михайлов. — Хотя верить им надо с большой осторожностью.

— Я тоже так считаю. От Алимова и Дмитриева никаких известий?

— Кроме того, что Алимову и Шяштокасу удалось выяснить: среди бандитов есть цыган.

— Чего приходила женщина, которую я встретил?

— Это одна из потерпевших. Мужа бандиты убили.

— Что она хотела?

— Требовала, чтобы мы немедленно нашли бандитов и покарали.

— Справедливое требование.

— Конечно. И мы обязаны это сделать. — Михайлов в задумчивости повторил слово «обязаны» несколько раз. — Недавно заходил ко мне милиционер. Член партии. Разговорились. О будущем, о том времени, когда победит социалистическая революция. Он представляет себе то время чистым, безоблачным. И, конечно, что в новом обществе совершенно не будет преступности. — Михайлов мягко улыбнулся. — Убеждал меня, что для этого достаточно всех воров, убийц и прочих взять да ликвидировать. Пришлось ему объяснить, что путь в новую жизнь — не железнодорожный путь, а мы не кондуктора поезда, которые вправе по своему выбору брать или не брать людей в вагоны. Нет, нам еще немало лет понадобится, чтобы уже в условиях социализма покончить с преступностью. Борьба с преступностью — это частица огромной воспитательной и политической работы. Тем, кого поставила партия на этот участок, предстоит тяжелейший труд и после революции...

Заглянул дежурный:

— Товарищ Михайлов, только что звонили от Самойленко. Просили передать, что в четыре часа будет совещание. И тут опять женщина какая-то пришла. Требует лично вас. Что-то у нее очень важное.

Михайлов взглянул на часы:

— Три сорок. У меня остается двадцать минут. — Обратился к Гарбузу: — Иосиф, прими ее, пожалуйста, побеседуй, а уж потом займешься надзирателем.

Гарбуз приказал дежурному:

— Проводите гражданку ко мне в кабинет.

В коридоре навстречу ему тотчас поднялся заждавшийся надзиратель.

— Я вынужден извиниться, Антон Николаевич, но выходит небольшая задержка. Сейчас побеседую с одной гражданкой, а там и пойдем. Не возражаете?

— Я сейчас человек свободный, времени вдосталь...

Женщине было под пятьдесят. Среднего роста, грузноватая, круглолицая. Из-под тонкой шерстяной шали выбиваются светлые волосы. Она расстегнула на шее большой песцовый воротник, села и сразу же начала:

— Я жена полковника Гриденберга. Алексей Спиридонович сейчас на фронте, героически сражается за Родину, а я между тем стала жертвой...

— Подождите, подождите, — улыбнулся Гарбуз. — Итак, о вашем муже я уже кое-что знаю. А теперь давайте познакомимся: заместитель начальника гражданской милиции Гарбуз.

— Ой, а я считала, что беседую с господином Михайловым. Говорят, он большевик, а вы, простите, в какой партии?

— В той же самой, — сухо ответил Гарбуз, начинавший уже беспокоиться, не теряет ли он время из-за какого-нибудь пустяка.

— Да-да, это можно было предположить. Моя фамилия Гриденберг. Гриденберг Алиса Васильевна.

— Слушаю вас, Алиса Васильевна.

— Знаете, позавчера у Губернаторского сада, когда вывела на прогулку Марго, мне повстречалась одна цыганка. Подходит, знаете, и говорит: «Мадам, ваш муж — офицер и сейчас находится на фронте. Если хотите, я могу предсказать его судьбу». Я, конечно, растерялась, спросила, откуда ей известно, что мой муж офицер да еще и фронтовик. А она глядит на меня своими черными глазищами — как вспомню, в дрожь бросает: «Не удивляйся, я не только это знаю. Ну, например, что вас зовут Алиса Васильевна. Кстати, за небольшую плату могу предсказать и ваше будущее». Ну скажите, дорогой господин Гарбуз, разве могла я устоять? Конечно, я согласилась. Я отвела Марго — так зовут нашу собачку — домой, заперла и пошла с этой цыганкой. Идти пришлось ужас как далеко, не меньше десяти верст. Приходим к ней в дом, а там шум, галдеж. Одних детей добрый десяток. Проводила меня гадалка в отдельную комнату, усадила за стол. Стол этот накрыла красным в цветах платком, сверху поставила стакан воды и говорит: «Смотри, милая, на стакан, да не сморгни. Как увидишь в воде пузырьки, сразу же скажи мне».

Гарбуз нетерпеливо поерзал на стуле, но женщина не дала себя перебить:

— Выслушайте меня, пожалуйста, это все очень важно. Так вот, смотрела я, смотрела на стакан и вдруг вижу — впрямь пузырьки в воде пошли. Говорю цыганке: «Пузырьки». А она мне: «Ну вот, видишь, добрый дух к тебе благосклонен. Теперь снимай-ка шубу, и начнем». Я сняла шубу, гадалка завернула ее в одеяло и положила на стол, затем взяла мою левую руку и начала водить пальцем по ладони. Знаете, она мне всю правду рассказала: и что я замужем второй раз, и что детей у меня нет — все-все. Меня ужас охватил. А она дальше чешет: что у мужа моего на фронте дела плохи, к тому же около него какая-то дама червонная вьется. Затем достала из рукава цветной носовой платочек и говорит; «Заверни в него деньги, что у тебя с собой, и украшения. Завяжи платок своими руками и вложи в пасть вот тому чудищу». Оглянулась я, куда она рукой показала, а там в углу на подставке стоит какая-то образина из дерева: не то зверь, не то человек, пасть раскрыта, в ней деревянные клыки торчат. Сняла я золотой перстень с бриллиантами, кольцо обручальное, колье тоже с бриллиантами и такие же подвески, сложила все это в платок, деньги туда же, завязала и узелок сунула в пасть тому деревянному чудищу. Цыганка проводила пальцами мне по лицу, что-то нашептывая при этом. Потом взяла мою шубу, обошла с нею все четыре угла комнаты, пошептала в нее и говорит: «Одевайся, милая, и иди домой. Нигде в пути не останавливайся и не заговаривай ни с одним мужчиной. Завтра приходи сюда в такое же время. Все о тебе и о твоем муже будет уже известно. Заодно заберешь и свои побрякушки».

Я была в каком-то дурмане. Вышла из дома и пошла. Даже не помню, как добралась. Весь вечер и следующий день ни с кем не разговаривала, а после обеда направилась к цыганке. Иду, а у самой ноги подкашиваются...

Дальше, естественно, шел рассказ о том, что гадалки она дома не застала. При ее появлении во дворе двое мужчин — один с топором в руке, другой с большим ножом и веревкой — спрятались в сарае. Старик-цыган проводил в знакомую комнату с тем же деревянным чудищем в углу и велел ждать.

Ждала она долго, успокоенная тем, что из пасти чудища торчал тот самый, завязанный ею, узелок. Несколько раз приоткрывалась дверь, заглядывали какие-то бородатые люди. За перегородкой все время разговаривали, кто-то приходил, уходил...

«Не хочет ли она до вечера развлекать меня? — с досадой подумал Гарбуз. — Бедный надзиратель... Но делать нечего, надо слушать, а то побежит к своим и станет жаловаться, что в милиции ее даже не выслушали».

— От волнения, — продолжала женщина, — я закурила. И тут открывается дверь и в комнату входит цыганенок лет семи-восьми. Подходит ко мне и тихонько говорит: «Дай закурить!» Отвечаю: «Мал еще, нельзя тебе курить». А он: «Дай, барыня, закурить — скажу что-то». Отдала ему всю пачку папирос. А он подошел к дверям, выглянул в кухню, возвратился и тихо на ухо мне говорит: «Тикай отсюда, барыня, они тебя убить хотят, а шубу и другие вещи, что на тебе, забрать». Я сразу же вспомнила тех двух мужчин, что в сарай спрятались. Испугалась, конечно. Господи, чего мне стоили эти минуты, пока я взяла из пасти чудища узелок, тихонько, на цыпочках вышла из дому и потом бежала по улице! Не верила в свое спасение даже когда домой прибежала. Развернула платок — батюшки! Посмотрите! — Она положила на стол развернутый носовой платок, а в нем — несколько обыкновенных камешков, свернутые кусочки проволоки и одно медное, грубой работы кольцо. — Как вам это нравится?

Гарбуз невесело улыбнулся:

— Не хотел бы я быть на вашем месте.