– Не хочешь, так и скажи.

Николай тоже малость обиделся. Но быстро остыл. А она все в башне сидела. Тогда он принес кипятильник и сунул в воду. Кипятильник был мощный, и вода постепенно начала нагреваться. Дошло до двадцати трех градусов, и тут русалка из укрытия вылезла. Сделала все же шаг навстречу, или нырок, как там у них называется. Видимо, такая температура ее более всего устраивала.

С тех пор Николай ежедневно пользовался кипятильником. Доводил до двадцати трех, осторожно перемешивал воду, чтоб женщину не зацепить. А после всех причиненных неудобств усиленно кормил сдобой. Изюм русалка выковыривала, а булку отправляла в свободное плаванье по всему бассейну, и Николаю стоило большого труда выуживать сачком ошметки.

– Ничего себе неприхотливая. Только мусорить умеет. Из какой какашки вылупилась?

Но безропотно продолжал возиться с глупой рыбой – кормил, чистил, подогревал, в общем, выполнял все ее прихоти.

– Это не она мои, а я ее желания исполняю, – сетовал Николай. – С рыбками-то проще, хоть с золотыми, хоть с перламутровыми.

– Лучше бы я тебя съел, – прорывалось у него иногда. Так и хотелось забыть выключить кипятильник.

Но минуты разочарования выпадали все реже. Гораздо чаще он садился напротив аквариума и, не таясь, любовался своей воспитанницей. Он и не скрывал своих чувств.

– Что за рыбонька! Глазки-огоньки, губки, грудка, рученьки, пальчики тонюсенькие, еле различишь, животик упругий, ножки… А вот ножек-то и нету. Все есть, и все великолепно. Кроме ножек.

И по этому волнительному поводу обратился Николай за консультацией к специалисту. Не по русалкам, всего лишь по рыбам. Но профессор зоологического института, к его чести будет сказано, ничуть не удивился вылуплению человекоподобного существа.

– Что же всякое бывает. И такое не редкость.

– Так я могу надеяться? – спросил Николай.

– На что? – не понял профессор.

– На ноги.

– Разумеется, надеяться можете, – ихтиолог со стажем усмехнулся. – Когда-то, сотни миллионов лет назад, в далеком Ордовике первые рыбы вот так же выходили на сушу. У них отвалился хвост и появились конечности. Возможно, в вашем случае эволюция повторится.

– Значит, будем ждать ножек.

Он живо представил, как его рыбонька выбросится из аквариума и поползет по ковру, обрывая о грубый ворс серебристую чешую. Хотя, почему поползет? Она будет прыгать по комнате, как тушканчик или кенгуру, опираясь на сильный хвост. Маленькая она, правда, думал Николай, но на воздухе станет расти быстрее и дай Бог дорастет до человеческих размеров.

– Тогда уж не понадобится мне никакая пришлая женщина, потому что будет своя, собственноручно выращенная, родная. Рыбонька.

Впрочем, обыкновенных женщин он водить перестал. Во-первых, потому что обыкновенные. Во-вторых, она очень сердилась и забивалась в башню на целый день. Да и пришлые женщины смотрели на нее в лучшем случае, как на животное. Они не видели в ней соперницу, а русалка, в свою очередь, даже не догадывалась, что когда-нибудь станет одной из них – ходячей и бесхвостой.

– А ведь вместе с ходьбой, она и говорить начнет, – полагал Николай, начитавшись эволюционных трактатов.

Пока что русалка молчала, как рыба. И это казалось вполне естественным. Но Николая ее неразговорчивость беспокоила с другой стороны – умеет и молчит или не умеет и ждет, чтоб научили. И он стал учить. Нацарапал на листке всякие буквы и показывал ей через стекло.

– Это «м», это «а». Вместе ма-ма.

Какая к лешему мама, тут же спохватывался он. Маму она не поймет. Надо рыба.

– Ры-ба.

Русалка лишь хлопала в воде глазами.

Она, наверно, «р» не может выговорить, догадался Николай. С ней надо, как с ребенком.

– Лы-ба, – предложил он.

Она прильнула личиком к самому стеклу и вдруг… улыбнулась. Как будто первенец одарил Николая своим сиянием. Он сам весь вечер в улыбке ходил, так и лег, не снимая. А наутро сразу к водоему, повторить урок.

– Лы-ба, лы-ба. Ну, смелее… Чего лыбишься?

Но русалка не понимала. Или делала вид, что не понимает. Она продолжала улыбаться и расти. Николай заказал новый аквариум, огромный в полстены, с системой подогрева, чтобы двадцать три стабильно держала. Теперь и башенок было побольше и водоросли погуще. Русалка в просторном бассейне вдоволь плескалась, разбрызгивая воду на ковер. Она росла, и грудь тоже росла, что не могло не радовать Николая. Но русалку это смущало. Она прикрывалась руками, пряталась среди зелени и не всплывала на поверхность, а ловила свои любимые булки у самого дна.

Тогда Николай тоже начал хитрить и больше не кидал еду в воду, а приносил на блюдечке и ставил на край аквариума. Волей-неволей ей приходилось обнажаться. Она чувствовала себя обиженной и не улыбалась больше. Николай пошел ей навстречу и купил гидрокостюм. Только верх, разумеется. Такой низ, какой был у нее, ему никто бы не продал.

Рыбонька снова ожила. Красовалась в обтягивающей блестящей курточке, то рукава загнет, то молнию подтянет. На поверхность стала чаще вылезать, и не только жабры проветрить, но и с Николаем пообщаться. Пока только молча. Высунет голову из воды, ручками за край стекла ухватиться, подтянется и смотрит. Николай тоже смотрел, и пришло ему в голову, что она может пальчики о грубое стекло исцарапать. Обтянул все края поролоном – ей мягче и ему спокойнее.

А потом купил ей надувной матрас, и когда солнце светило, русалка выбиралась на него, ложилась и загорала. Убедившись, что в комнате никого нет, она расстегивала молнию на гидрокостюме. А Николай тут как тут, на балконе прятался и из-за краешка окна подсматривал. Заодно чтобы не пропустить момент, когда хвост будет отваливаться.

Он с нетерпением ждал этого события. Заранее купил все, что полагалось для такого расклада: трусы – наверняка ведь застесняется голышом, колготки, сапоги, туфельки. И держал все это возле аквариума, на случай если он на работе окажется, когда ноги вылупляться начнут. Так сильно он этого желал. Сама русалка превратилась для него в одно сплошное желание – огромное и жаркое, как аквариум в пятьдесят градусов.

– Рыбонька моя, вылупляйся быстрее, а то миллион лет я не выдержу. Я не динозавр какой-нибудь, чтобы сидеть на берегу и ждать.

Но он ждал. Конечностей и членораздельного общения. Ему до смерти было любопытно, что она скажет, как только обретет дар речи. «Выпусти на волю? А я скажу, я тебя не держу. Тогда она, вероятно, попросит отнести ее к реке или озеру. А я отвечу, что здесь нет никаких речек и озер и даже ручьев. Я скажу, что мы находимся в городе, где случаются только лужи, в которые ты уже не поместишься, даже в самую большую. А она обидится и снова замолчит. Вот и поговорили».

Но пока он не то что слова, звука не слыхал от своей красавицы, которая целыми днями купалась и загорала. А ведь случись что непредвиденное, опасался Николай, она и закричать-то не сможет. Пожар, наводнение – ну, наводнение, фиг с ним – воры заберутся. Как же они мимо рыбоньки пройдут? Как пить дать украдут. А кто украдет, тот и ножек дождется.

– Как же я раньше не дотумкал!? – хлопнул он себя по лбу и в тот же день установил надежную сигнализацию, на входную дверь и балконную.

Очень беспокоился Николай за свою доморощенную женщину. И с ностальгией вспоминал времена, когда жилось намного проще. Все его бывшие женщины превосходно умели ходить и более чем уверенно продвигались по жизни, не заставляя его задумываться о своей дальнейшей судьбе. Об этой же водяной, живущей у него под боком, он до сих пор почти ничего не знал.

Что будет, убери он еду, двадцать три градуса, матрас, башенки или вообще спусти всю воду, оставив гнить ее в собственных какашках? Что она тогда скажет? Или нет, неважно, что скажет, главное – что сделает. Безропотно склеит ласты или встанет во весь рост и даст ему по морде?

Он вглядывался в нее все внимательнее. Она тоже не оставалась безучастной и слегка виляла хвостом. Совсем как собака. И глаза ее были по-собачьи влажные и преданные. Ну, влажные, Николай понимал почему – постоянно в воде, а вот насчет преданности он бы мог поспорить. Подобное свойство ее глаз мгновенно исчезало, когда еда попадала в блюдце, и изящные пальчики тут же отлипали от стекла и тянулись к плошке. Так предана или нет?