– В Бога веруешь? – метнула в нее острый взгляд одна из старушек. В очереди за молоком она вполне могла бы сошла за божий одуванчик, но здесь, была ее стихия.

– Куда суешься? Мала еще, – заголосили другие из ангельского букета. – Чья такая, не знаешь? Играть, что ли, больше негде?

– Наш Иисус все видит. Вот мы Ему скажем, он тебя покарает, – шуганула Веру самая визгливая старушонка.

Но Вере и без того хватило наказаний. Главным из них было горькое и совершенно недетское разочарование. Неужели Он – молодой, красивый, добрый любит всех этих старых, злых и уродливых старух? Они говорили «наш Иисус», а сами галдели, как на рынке и норовили первыми протиснуться в двери Его покоев. Как же Он мог променять ее любовь – чистую, робкую на их самодовольство и грубое попрошайничество? «Наш Иисус. Наш Иисус» Он – мой! И только мой!

За углом Веру ждало еще одно, последнее наказание. Родные, явившееся в полном составе, чтобы вырвать ребенка из цепких рук оголтелой секты. Впереди процессии шла мать, находящаяся на грани истерики, в исколотых иголками руках она сжимала безжизненно болтавшуюся розовую куклу. Следом семенила испуганно крестившаяся бабушка. Позади плелся вялый отец, несший сундучок с сокровенной коллекцией. Растянувшаяся по улице вереница напоминала Крестный ход, где один уже не видел другого, но все шли, охваченные единой и святой целью – спасти дочку и внучку. Троица медленно наступала на Веру…

Первое сентября выдалось теплым и солнечным. На вместительном школьном дворе собрались отдохнувшие ученики. Они повзрослели на целый класс и не могли сдержать нахлынувших за лето чувств. Мальчики перебрасывались рассказами о путешествиях, девочки – о новых увлечениях. Вера тоже не отставала. Она вытащила из сумки несколько портретов своего кумира, которые подруги тут же растащили по рукам. В самом деле, было на что посмотреть. Красивое, словно выточенное лицо, длинные мягкие волосы, кожа гладкая, без единого прыщика или бородавки, лишь немного бледная от напряжения, небольшая бородка, подчеркивающая сухую сдержанность губ, глаза, закатившееся в исступлении вверх и сильные жилистые руки в наколках, держащие гитару.

Это была моя обычная дорога. Сколько раз я возвращалась домой этими улицами, мимо сквера, через пару перекрестков и дальше по прямой до самых дверей. Про такие пути говорят, что их можно пройти с закрытыми глазами. Я не пробовала. И не думала закрывать глаза, потому что и так хожу с закрытыми. Не в прямом смысле, конечно – просто не обращаю внимания на окрестности, занятая лишь своими мыслями. На прохожих не смотрю – они мне неинтересны.

Бывает, кто-то окликает меня по имени, и прошедший мимо человек вдруг оказывается мне знаком, но в толпе все для меня одинаково чужие. Чаще я замечаю животных: собак, которых выгуливают, или кошек, которые гуляют сами по себе. Они выделяются среди людей, их поведение не столь предсказуемо, и ходят они не по прямой. Вот и сейчас ко мне потянула нос какая-то тонконогая левретка, дрожащая на ветру в намокшем пухлом комбинезоне. Хозяйка одернула ее за поводок, и они пошли дальше.

Снова та же картина, на этот раз холодная морось и растекающаяся под тусклыми фонарями темнота. Думать уже ни о чем не хочется. Поскорее бы добраться до дома. Редкие люди тенями мелькают мимо, и где-то над крышами и за тучами запряталась полная светлая луна.

Я перешла дорогу, невзирая на красный свет – машины где-то тащатся, далеко от перехода. Повернула за угол, и среди темноты глаза выхватили неожиданно яркое большое пятно. Оно двигалось. Оно было необычным на фоне затрапезного пейзажа. И оно поглотило мое внимание целиком, так, что я даже замедлила шаг, а потом и совсем остановилась.

Это было живое существо. Я бы не решилась назвать его животным, хотя больше ни под какую категорию оно не подходило. Круглое как шар туловище с узким и длинным носом. Головы не было. Собственно туловище и являлось головой с тремя эллипсоидными глазами в ряд на самой макушке. Существо передвигалось на очень длинных тонких ногах, которых, слава Богу, было четыре – три или пять мое сознание бы не выдержало. При всем этом существо имело насыщенно-изумрудный цвет, флюоресцирующий под уличными фонарями, и само вполне бы могло сойти за фонарь.

Существо, как обыкновенную собаку, вели на поводке. Кто вел – я даже не различила, до того была поражена. Я долго смотрела вслед этому чуду, и видела, что и другие редкие прохожие останавливаются и провожают диковинку изумленными взглядами.

Я не могла забыть его. Допоздна ворочалась в постели, пытаясь придумать все, что могло быть с ним связано. Кроме персонажей детских мультфильмов ничего не приходило в голову. Но от его реального существования нельзя было отмахнуться, как от галлюцинации – его видели все, кто был на улице.

Кто оно? Откуда взялось? Как удалось его приручить и почему до сих пор о нем ничего не известно? Удивление от этой встречи стерло из моей памяти почти все детали. Как двигалось это существо, исходило ли от него тепло, куда были направлены глаза – я ничего не помнила. Только жутко хотелось увидеть его еще раз. Теперь каждый день я проделывала тот же путь от метро до дома по несколько раз. Но вокруг все было, как обычно, и не попадалось ничего из ряда вон выходящего. Даже пьяные вдруг куда-то разом исчезли.

Я столкнулась с ним еще раз совершенно в другом районе. И хотя меня снова смутила неожиданность встречи, но я успела заметить, что это было не совсем то существо, которое я видела раньше. Это было крупнее – больше метра в высоту, и с сиреневато розовым отливом. И на него тоже все оглядывались.

Тем же вечером мне позвонила одна из моих приятельниц. После дежурных новостей о житье-бытье наших общих знакомых она вдруг спросила:

– Ты видела муфи?

– Кого? – я сделала вид, что удивлена, хотя в голове это слово уже четко связалось с разгуливающей по улице диковинкой.

– Ну, муфи. Ты что, первый раз слышишь? Отстаешь, подруга, – пожурила она меня. – Сейчас очень модно его держать. Круче крокодила. Не ест, не испражняется и абсолютно ничем не пахнет. Просто чудо.

– А ты держишь? – вырвалось у меня.

– Пока не завела. Но мне обещали. Приятель моего друга может достать… Я бы и для тебя попросила, но, боюсь, ты не сможешь отблагодарить его, как следует. Ты вообще не умеешь быть благодарной.

– Да мне и не надо, – ответила я не к месту.

– Ну, и сиди со своим «не надо», – довольно грубо отозвалась моя знакомая, и разговор оборвался.

«Вот потому ты только знакомая, а не подруга», – мысленно сказала я ей. Она испортила мне настроение окончательно. Уже не хотелось охотиться по улицам на странных существ, на этих муфи. Все о них давно знали, некоторые уже обзавелись и дрессировали. Существо дела сводилось не к изучению диковинного животного, а лишь к обладанию им.

Через неделю они разгуливали по улицам и проспектам города уже целыми табунами, разных размеров и каких угодно окрасов – от бледно-лимонных до интенсивной морской волны. Но у всех была одна и та же прыгающая походка и три глаза на макушке. При встрече друг с другом они никак не проявляли близости, лишь слегка косили глазами в сторону собрата.

Я уже не стремилась разглядеть их получше. Наоборот, теперь мое внимание привлекали хозяева. Их самодовольный вид, нарочито небрежное подергивание поводков, их неумелые попытки подстроиться под темп движения питомцев – те, по-видимому, просто не умели ни под кого подстраиваться.

Чем больше я разглядывала людей, тем больше убеждалась, насколько я не справедлива к ним. Еще неизвестно, как бы я сама выглядела, окажись рядом со мной на поводке такое вот существо. Какую физиономию состроила, выходя гулять с этим питомцем и как бы произнесла его имя, если бы кто-нибудь спросил. А главное, как бы я отблагодарила того, кто уступил бы мне этого муфи по сходной цене? В одном была права моя знакомая – я удивительно неблагодарна по отношению к людям.