Народ, следя за всеми этими метаморфозами, только вздыхал, неодобрительно поглядывая на небо.

– Что за напасть Бог послал? Не иначе из райских кущей семена просыпались и плодятся теперь на земле нашей грешной. Уж и не знаешь, радоваться такому подарку или наоборот.

На самом деле странные всходы подарила им яма. Там же покоились и семена – на дне небольшой воронки метра три в диаметре.

Яма ожила не сразу, а лишь когда исчез из нее пресловутый метеорит. По всей вероятности, его стащили. У нас ведь все тащат, что плохо лежит. А метеорит лежал плохо, просто как кусок железа, хотя и весьма увесистый. Поговаривали, его местные сдали на металлолом.

Так и объяснили его отсутствие комиссии, что приехала из райцентра по этому поводу. Впрочем, о том, что это был именно метеорит, население и узнало от этой комиссии. С ней прибыли столичные специалисты по опознанным летающим объектам, которые особенно горевали о пропаже.

Высокие чины сгрудились вокруг опорожненной ямы и пространно рассуждали о космосе.

– Все, долетающие до нас и шлепающиеся на поверхность земли объекты именуются метеоритами и принадлежат государству. Любые действия, наносящие ущерб государственному имуществу, тем паче кража такового, карается законом.

Действительно, деревенские о падении метеорита никуда не сообщали, не говоря уже о том, что не уберегли ценность. Кстати, о последующих высыпавшихся из космоса семенах и фруктах они тоже никого не информировали.

– Нас же не оповестили о сем происшествии, ну, что он собирается падать, – заявляли они представителям власти. – Вдруг бы на голову… А мы люди невежественные, темные, метеоритов никогда не видели.

– Видеть не обязательно. Главное сообщить, – настаивала власть. – И вообще это обстоятельство непредвиденное. Неучтенный баланс, так сказать.

Немногие местные жители наблюдали метеорит, покоящимся в земной воронке, еще меньше человек видели его падающим с неба. Однако, решили они, в центре всегда все известно заранее. Вероятно, оттуда лучше было видно раскаленное облако, залетевшее в их края.

Этот и еще миллионы других метеоритов рассыпала по космосу одна далекая, затерявшаяся во вселенной планета, которая взорвалась под напором возросших аппетитов ее обитателей. Заселявшие планету существа считали себя полноправными хозяевами, скрещивали и выращивали все, что не сопротивлялось насилию, и собирали невообразимые урожаи. Жизненное изобилие достигло, наконец, своего разумного предела и трансформировалось во взрыв. А иначе как получить все и сразу, чего так жадно хотели нетерпеливые инопланетяне.

– Мы будем вместе всегда, – шептала, как заклинание, себе и своему возлюбленному молоденькая девушка в коридоре городской больницы.

– Конечно, – с уверенностью отвечал ее избранник. – Надо только потерпеть еще немножко.

– Если бы только немножко. Я боюсь, не случится ли осложнений, – тревожилась она.

– Опять ты за свое, – он перевел глаза на падающий за окнами снег. – Сама же согласилась на операцию. Не надо было соглашаться.

– Я сделала это ради тебя.

– Ради меня не стоило. Значит, тебе самой это не нужно?

Снег падал все гуще, пытаясь засыпать сквер и крыши соседних домов. Стоять у окна становилось холодно, и они пошли по коридору до столовой.

– Я не отказываюсь, – жалобно говорила девушка. – Просто жутковато как-то. Не от операции. Я понимаю, что под наркозом ничего не почувствуешь. Но вдруг последствия окажутся непредсказуемыми? И это все так странно. Даже падающий снег странен сегодня.

– Брось, все естественно.

– Разве то, что мы в больнице – естественно?

– Каждый хоть раз когда-нибудь лежал в больнице. Вон, некоторые отсюда вообще не выходят, – молодой человек кивнул в сторону усталой женщины, прогуливающейся по коридору и тоже смотрящей в окна. Она ждала родных, навещающих ее обычно в это время.

– Я не лежала, – вздохнула девушка. – Я, наверно, никогда не смогла бы привыкнуть… жить здесь, дышать этим болезненным воздухом, пропитанным лекарствами и ждать очередной операции.

– Я бы тоже не смог, – откликнулся он. – Да я собственно и лежал-то всего один раз. С аппендицитом.

– А мне аппендицит не вырезали, – испугалась она.

– Ну и что? Почему его должны были вырезать, если он тебя не беспокоил?

– А вдруг потом забеспокоит.

– Вот тогда и будем беспокоиться.

Они дошли до столовой и расположились на кушетке возле двери. Здесь не пахло медикаментами, а только сухим борщом и предстоящим ужином. И белые халаты поваров и посудомоек не напоминали врачебные. К тому же отсюда открывалась панорама на лестницу, ведущую вниз, в гардероб – к выходу из этого замкнутого больного мира в здоровый и раскрепощенный.

Влюбленные сидели и разговаривали. Это был привычный их разговор. Точно такой они вели и вчера, и за неделю до операции, и за месяц.

– Эх, заживем мы с тобой, когда закончится вся эта больница, – начинал мечтать молодой человек. – Какое замечательное время наступит. Мы будем вместе всегда, ни на минуту не разлучаясь. Уедем жить куда-нибудь загород. И никто нам будет не нужен.

– И мы никому, – подтвердила она.

– Это не страшно. В сущности, все люди друг другу не нужны, кто в большей степени, кто в меньшей. А мы будем просто необходимы друг другу, в том-то и фокус! Понимаешь?

– Ты и так всегда был мне необходим, – не согласилась она.

– Но ведь ты когда-то жила без меня. Хотя бы в детстве, – не сдавался он.

– Нет, я все время жила с тобой. Для меня весь мир делился на тебя и не тебя. А потом, когда ты пришел, эти два полюса разошлись еще дальше.

– А, ну в этом смысле я тоже всегда искал тебя. Я даже тебе завидовал.

– В чем?

– В том, что ты можешь любоваться собой хоть каждую секунду.

– Но теперь ты не станешь завидовать. Ведь мы больше не сможем жить друг без друга. И время у нас будет общее.

– Да, – рассеяно произнес молодой человек. – Хорошо, что у нас и группа крови оказалась одна и та же.

Их позвали ужинать. Больные, которым тоже предстояли различного рода операции, в замешательстве расступались перед ними, пропуская вперед. Кто-то освободил им два места рядом за одним столом. Про эту пару знала вся больница, на нее даже ходили смотреть с других отделений.

– Мне бы их проблемы, – уходя в собственные, обречено вздыхали люди и стучали ложками, пытаясь заглушить мысли.

После ужина и осмотра врача влюбленным окончательно объявили о завтрашней операции.

– Анализы у вас хорошие. Выглядите бодро. Температура в норме. И у нас все готово. Так что завтра с утра милости просим в операционную. Ну-ну, что ж вы так побледнели?

Врач заверил молодых в успехе и высокой квалификации хирурга, дал им снотворное и посоветовал не волноваться, чтобы не повышать температуру на лишние градусы.

– Я все равно боюсь, – прошептала девушка, когда они вышли из кабинета.

– Ну вот, опять!

Молодому человеку совсем ни к чему были сейчас подобные признания. Он взял ее руку, поднял рукав халата, оголив плечо, меченное «племенем Манту», и осторожно провел кончиками пальцев по мягким округлым формам и по выступающим сетям вен.

– Какая у тебя нежная гладкая и розовая кожа. Не то, что у меня.

Он был смущен и растерян. Но, вспомнив, что хотел сказать, вернулся к прежнему тону.

– Пойми, мы уже сейчас должны привыкать к совместной жизни. Поэтому говори теперь везде не я, а мы. И не думай постоянно об операции. Думай о том, что это будет последняя ночь, которая нас разделяет.

– Значит, последняя.

– Да не так же тоскливо думай! Я тоже немного боюсь. Вернее, опасаюсь, – признался он. – Но никакие страхи не вытеснят надежду на будущее.

– И я надеюсь, – отозвалась она. – Надеюсь, что мы никогда не пожалеем о прошлом.

Тут подошла медсестра и напомнила о строгостях больничного режима. Надо отдать должное людям, которые умеют входить вовремя и тем самым обрывают стремительно расползающееся сомнение. Они не дают остаться один на один с мучительным вопросом, легко отодвигая его в область недосказанности.